Колчаковщина - Павел Дорохов

По селу быстро шла к мосту рота товарища Меркина.

Заречная слободка раскинулась между высокой железнодорожной насыпью и рекой, немного ниже впадавшей в Волгу. С городом слободку соединял мост, но в этом году его еще не успели навести по случаю большого разлива. Переправлялись на лодках. В двух верстах выше через реку в тонком кружеве повис железнодорожный мост.

За спиной на высоком берегу белел город.

Ночью в слободку пришел Лукин с двумя матросами.

— Вот, товарищ Юрасов, мой отряд.

Лукин в кривой усмешке перекосил забрызганное кровью и грязью лицо. У Юрасова в судороге задергался левый глаз, под глазом живчиком забилась жилка. Молча подошел к Лукину, крепко поцеловал в холодные колючие губы и с коротким судорожным всхлипом отошел. Под глазом долго билась жилка…

Давно потухла трубка в углу жесткого небритого рта. Шумно дышала широкая грудь. На труди из бокового кармана торчит маленькая книжка в сереньких корках. Еще сегодня ночью написал в нее:

Мы победим ударом взрываРабочей армии всех стран.

Вдруг вынул трубку изо рта, гневно кулаком по столу, — трубка вдребезги.

— Умирать надо, товарищ Лукин!

— Есть! — хрипнул Лукин.

На рассвете собрал отряд.

— Товарищи, нас впятеро меньше! Численному превосходству врага мы противопоставим нашу пролетарскую сплоченность, нашу готовность умереть за советскую власть! Товарищи, надо держаться, надо дать нашим товарищам в городе возможность собраться с силами. На фабриках и заводах мобилизуются рабочие, стягиваются войска из Симбирска и Казани…

Мягкая серая кепка сдвинулась на затылок и открыла крутой белый лоб. Из глубоких впадин кусочками расплавленной стали сверкают глаза. Сжатая в кулак рука сильными короткими взмахами рассекает воздух.

— Товарищи, лучшие из нас легли за Коммуну! Ляжем и мы как один человек, но не пустим врага!

Крепче впиваются пальцы в железо винтовок, груди наливаются горячей злобой за павших товарищей, и растет твердая решимость умереть, но не отдать города.

С насыпи простым глазом было видно, как на горе у Воскресенки чехи устанавливали пушки.

Солнце склонялось к вечеру. По серо-палевому небу проплывали редкие розоватые облака. С Волги дул легкий ветер и гнал за извозчичьими пролетками сухую мелкую пыль.

С одной из прилегающих к базару улиц, погромыхивая по каменной мостовой, по направлению к вокзалу выехала простая крестьянская телега. Невысокий мужик с маленькой курчавой бородкой сонно посматривал по сторонам, лениво взмахивая кнутом на чалую лошаденку.

— Но, ты, стерва.

Лошаденка шла трусцой. Мужик миновал вокзал и станционные постройки и, проехав еще версты три, свернул к берегу. Внизу широко расплескалась река. На том берегу далеко уходили зеленеющие луга, красными свечками высились в небо огромные трубы кирпичных заводов, темнели разбросанные по дальнему взгорью перелески.

Мужик карими прищуренными глазами внимательно обшаривал реку. Вправо, на самой середине, покачивалась лодка, невдалеке виднелась другая, и еще дальше, у самого берега, черной точкой маячила третья.

Глаза мужика засветились радостью. Не спеша подошел к лошади, ласково потрепал по теплой вздрагивающей, спине.

— Ну-ка, покормить тебя, што ль, маленько.

Развязал поперечник, отпустил повод, бросил охапку сена.

— Пожуй малость, до ночи еще не близко, ишь, солнышко-то где.

В одно время с мужиком из разных концов города по тому же направлению потянулись одиночками люди. Шли до того места, где направо от дороги стояла крестьянская телега, сворачивали налево и пропадали в ближних каменоломнях.

Когда город утонул в густой черной мгле, люди вышли из каменоломен и направились к берегу. Молчаливой кучкой собрались у телеги. Один спустился вниз к самой реке, вынул свисток и негромко свистнул. Тотчас с ближней лодки передали свист на вторую, со второй на третью. Три лодки одна за другой подплыли к берегу.

Мужик сбросил с телеги сено, приподнял тяжелую дерюгу. Тихо звякнули ружья. Люди осторожно разбирали винтовки, крепко жали мужику руки и спускались к лодкам.

— Прощайте, братцы, — вполголоса сказал мужик, — до скорого свиданья!

Лодки оттолкнулись от берега и тихо заскользили на ту сторону.

Это был эсеровский отряд добровольцев, направлявшийся к занятой чехами Воскресенке.

Утром советские батареи первые открыли огонь по горке. Чехи редко и лениво отвечали.

От пришедших ночью добровольцев знали все.

Заречная слободка сильно укреплена. Все подступы к ней и к железнодорожному мосту опутаны колючей проволокой, за насыпью пулеметы. Придется с боем брать каждую улицу. Зачем бить в лоб и нести ненужные жертвы, когда можно спокойно переправиться через реку, как это сделали они сегодня ночью. Лодки их дожидают. С той стороны город не охраняется, да и в самом городе почти нет сил, все собрано здесь…

Юрасов из-за насыпи наблюдал горку в бинокль. Поведения чехов он не понимал, и в душу заползала смутная тревога.

Весь день шла ленивая орудийная перестрелка. К ночи Юрасов стянул к насыпи весь отряд, — ночью ждал наступления. На всякий случай приказал Лукину согнать все лодки к берегу.

Ночью к тому месту, где накануне переправился эсеровский отряд, от Воскресенки тронулась чешская колонна. И всю ночь, пока не засветлел восток, три лодки бороздили мутную широкую реку.

Всю ночь люди не сомкнули глаз.

Надоедливо гукал водяной бык в потонувших кустах, тревожно квакали лягушки. Неясные шорохи ночи резал тонкий крик птицы, бьющейся в когтях ночного хищника. В степи, за насыпью, напряженный глаз улавливал смутно колеблющиеся тени. Чудилось, ползет невидимый враг.

На рассвете из города со стороны вокзала донеслись выстрелы. Через пять минут нервно дребезжал телефон:

— Чехи перешли реку. Идет бой за обладание вокзалом. Отступайте в город.

На одно мгновение густой серой пеленой задернуло сознание. Ярко вспыхнувшее слово в клочья разорвало пелену и раскаленными буквами врезалось в мозг:

— Погибли!

В тупой ноющей боли сжалось сердце, глянула тоска из поблекнувших глаз. Юрасов медленно-медленно отошел от телефона. Неторопливо вынул из кармана новую еще необкуренную трубку, красную жестяную коробку с английским табаком. Большие сильные руки нервно вздрагивали…

Устало тянулись по узким слободским улицам. Мутные бельма окон пугали угрюмой настороженностью. В серых придавленных домишках скупщиков хлеба и содержателей постоялых дворов чудился притаившийся враг.

Мутно блеснула река. У берега покачивались лодки. Невольно ускорили шаг. Когда до берега оставалось десятка два сажен, над головами со свистом пролетел снаряд. Люди бросились к лодкам, опрокидывали друг друга, падали в воду.

Юрасов кинулся вперед.

— Товарищи, полное спокойствие! Вперед неплавающие! Не перегружать!

Увидал возле Берту.

— Берта, садитесь!

Берта покачала головой.

— Я подожду лодок назад, я умею плавать.

К Юрасову и Берте подошел Лукин.

— Надо плыть, лодок назад мы не дождемся.

— Да. Плывите с Бертой. Раздевайтесь, Берта!

Чуть обжег стыд перед мужчинами, когда осталась в одной рубашке.

— Бросайте все! — сердито сказал Юрасов.

Лукин спокойно разделся, связал всю одежду в узелок, привязал на спину и в несколько взмахов очутился возле Берты.

В свисте и грохоте неслась над измученными людьми смерть.

В самую гущу лодок ударил снаряд. Люди прыгали с лодок, бросались вплавь. Бессильно взмахивали ослабевшие руки, кружились поплавками круглые стриженые головы и исчезали в мутной холодной волне.

Лукин держался в нескольких шагах от Берты. Иногда подплывал ближе.

— Плывете, товарищ?

— Плыву.

Вдруг острой судорогой прокололо ноги. Будто в самое сердце просочилась ледяная волна. В глазах Берты метнулся страх.

— Товарищ!

Лукин в два взмаха очутился рядом.

— Держитесь за меня!

Через несколько минут были у берега.

Лукин снял со спины узелок с одеждой, протянул Берте свое верхнее платье.

— Одевайтесь!

Сам отвернулся и стал надевать нижнее белье на мокрое посиневшее тело.

Улыбчиво подал Берте руку.

— Ну, теперь ступайте, товарищ, а я себе одежду доставать пойду.

Поднялся выше к амбарам, осмотрелся кругом. Из-за угла амбара выглядывал человек в сером пиджаке. Лукин быстро направился к амбару. Человек юркнул за угол.

— Эй ты, стой!

В два прыжка нагнал человека, схватил за шиворот.

— Стой, тебе говорят! Скидай пиджак!

Человек взвизгнул.

— Не дам!

Взметнул рыжей козлиной бородкой, крепко ухватился за полы пиджака. Лукин с суровым любопытством посмотрел человеку в зеленоватые бегающие, глазки и тяжелым волосатым кулаком деловито ударил его по зубам.