Афганистан. Честь имею! - Сергей Баленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мой сынок…»
Воин‑интернационалист… О многом говорит это звание. И о том, что человек, хотя и молод был, а повидал и пережил многое. На войне как на войне. И о том, что отважен, закален в невзгодах, честен. Познакомимся и мы с одним из таких воинов‑героев, навсегда оставшимся молодым…
Маленький дворик конусом уходит вниз, в овраг. По склонам конуса, укрепленным кирпичной кладкой от оползней, вьются колокольчики, плющ, виноград. Прямо тебе Швейцария.
Дом, приземистый, крепкий. Сюда не долетают городские шумы, и просто не верится, что весь этот рай — рядышком, на улице Краснофлотской, где Коля провел свое детство и юность, откуда ушел в армию.
От домика вверх — каменные крутые ступеньки. Бывало, вспоминает Антонина Константиновна, уходил Коля на занятия, сначала в школу, потом в техникум. Непременно остановится на верхней ступеньке, улыбнется, рукой помашет:
— До вечера, мама!
— Счастливо, сынок! Приноси пятерку!
Последнего можно было и не говорить. Других оценок он не приносил.
«Коля был старшим в семье, — пишет Антонина Константиновна, — и весь спрос за дом и братишек был с него. Он это хорошо понимал, и все в доме у нас было в порядке. Они дежурили по неделе, наводили чистоту в доме и во дворе, ходили в магазин и т. д. Но в субботу, когда передавали смену, это было так интересно, придирались к каждой мелочи, отодвигали кровати, смотрели, чтобы не было пыли или мусора. В качестве жюри были мы: папа и мама».
У Коли были золотые руки, в отца пошел. Тот тоже был на все руки мастер. А доброта — это от матери. Антонина Константиновна всю жизнь проработала поварихой в детских домах и школах‑интернатах. Еще раньше, до Днепропетровска, за доброе сердце неоднократно избиралась в депутаты. Дома — только и разговоров, что о детях, лишенных родительской ласки. Вот откуда у Коли такое. Он писал маме из Афганистана:
«…В прошлое воскресенье мы ходили к афганским детям в детский дом. Построили им турник, подарили конфеты, открытки. В этом детском доме находятся дети, родители которых ушли в банду или которых убили душманы. Детей мало, всего 16 человек, они учатся писать и читать. Потом эти дети стали просить у нас звездочки, комсомольские значки, парашютики‑эмблемки. Мы им все это отдали…»
Они все им отдали. Все, что могли…
Обыкновенная ученическая тетрадка. Ее прислала нам в редакцию Антонина Константиновна. Красноватый переплет. Под обложкой воспоминания друзей Николая. Здесь и материнские записи. Это, конечно, самая дорогая теперь семейная реликвия. Двенадцать страниц памяти.
Как сказать про друга, своего ровесника, в прошедшем времени «был»? Как сказать то же самое про сына матери? Пусть даже еще двое парней растут в семье — надежных, веселых, крепких. Спросите своих матерей: каждый из нас неповторим для них.
Давайте вместе прочтем некоторые странички из школьной тетрадки.
Олег Петруша, одноклассник и друг детства,
выпускник военного училища:
«Коля был моим самым близким другом. Не был, а и сейчас я его считаю самым близким, вместо брата. На него можно было положиться во всем. Знаешь, что он никогда не подведет. Не оставит в беде. Все его считали самым близким. Коля какой‑то особенный был. Ни злости в нем не было, ни жадности. Умел поговорить и с другом, и с недругом.
Иногда в парке (всякое бывало) страсти накалялись и до драки. Коля же, рассудительный и спокойный, подойдет к ребятам, успокоит, поговорит с ними, отведет беду. Когда я еще курсантом приезжал домой, Коля уделял мне очень много времени. Мы с ним ходили везде.
Серьезный, рассудительный, добрый парень. У него все было хорошо. Не могу поверить, что его уже нет. Не знаю, будет ли у меня еще такой друг, каким был Коля. Пока я живу, со мной будет жить и память о нем».
Виктор Бондаренко, одноклассник, друг детства:
«С Николаем мы сидели за одной партой. В школу и из школы мы вместе ходили. Закончили восемь классов 82‑й средней школы и поступили в техникумы. Коля в сварочный, а я в радиоприборостроительный.
Мы до 8‑го класса втроем дружили: я, Коля, Олег Петруша. Потом к нам присоединился мой брат Виталик. Всем было легко и радостно рядом с Николаем.
Это был такой друг, который завоевывал симпатии и взрослых. Мама моя и сейчас все плачет, как за своим сыном, очень он ей нравился. Несправедливо, что мы теряем таких ребят. Умный, открытый и ненавязчивый. Таким был мой друг.
После гибели Николая мы, его друзья, часто навещаем его родителей. Стараемся чем‑то помочь, порадовать.
Если мы, его друзья, живем, значит, и Коля живет вместе с нами, в нашей памяти, в наших сердцах. А сыновья у нас будут, значит, будем называть в честь нашего друга — Николаем. Нам его не хватает».
Таня Старошук, одноклассница:
«Мы учились в одном классе, сидели с Колей за одной партой и жили почти по соседству. С ним было легко разговаривать, смеяться, быть рядом. Интересный был парень. Всегда был с улыбкой, веселый.
Вот однажды был такой случай. Сидим мы в классе, поем. У меня что‑то не так получается. Мне говорят: „Таня, ты поешь не так“. Коля против: „Неправда, Таня, ты поешь просто чудесно“.
— Правда?
— Да, пой, Танечка.
— А тебе нравится?
— Да.
И мы пели и пели. Таким он был, наш Коля. Пошел служить в Афганистан, а маме про это не писал. Не хотел ее волновать.
Прислал мне фото. В форме десантника принимает присягу. „Только, — писал, — Танечка, не показывай маме“. Я не говорила. Не показывала фотографию. Отдала только после гибели Николая, ведь у них не было такого фото. Мама долго не знала, что он десантник‑минер».
Просыпаются мамы в ночи:Тихо в доме, хоть криком кричи.Но слышны им во мраке густомПосвист пуль и разрывы, и стон…Там «афганец» жаркий жжет сердца,Там — с лихвою жажды и свинца,Волчьими зрачкамиСмотрит каждый склонИ под каждым камнем –скорпион.
Ночью, 18 декабря 1986 года, Антонина Константиновна проснулась в холодном поту и разбудила мужа: «Что‑то случилось с Колей!».
Мистика? Вряд ли. Скорее всего — сердце. Сердце матери. Это явление нельзя изучить. Это сердце матери. Это сверхъестественное чувство присуще только им — нашим мамам…
Наверное, Антонина Константиновна просыпалась так же и 17 декабря, и 16‑го, и еще много‑много раз. Но именно 18 декабря маленький советский гарнизон окружила банда душманов, втрое превосходящая его по численности. Тайком спустилась с гор…
Накануне Николай писал домой:
«Служу — как могу. Недавно на батальонном подведении итогов мне за службу вынесли благодарность. У командиров я тоже на хорошем счету. Так что все хорошо. Избрали меня секретарем комсомольской организации роты. А сейчас комсомолу даны большие права. Вот еще съезд скоро будет — пересмотрим Устав комсомола. Построже бы надо…
Разговаривал с замполитом батальона, он сказал, что в партию мне пора поступать — кандидатом. Нас на батальон всего семь человек таких. Насчет училища военного я не передумал, но еще послужу, поднаберусь опыта, а потом буду учиться… Посмотрю, как пойдут дела…»
Как пошли дела?
…Под перекрестным огнем крупнокалиберных пулеметов, от разрывов мин и гранат немало полегло наших ребят, но и «духи» откатились с огромными потерями. Подробности того ночного боя до сих пор в деталях неизвестны. Известно только, что одну из контратак возглавил комсорг роты Николай Савко…
Осталась стопка писем: завещание, наставление братьям — Сашке и Алешке. Он писал им обоим и каждому в отдельности — вот такие письма:
«Здравствуй, браток мой Сашка. Большое тебе спасибо за письмо — от тебя они так редко приходят! Мама пишет, что ты там молодец, серьезный хлопец, слушаешься. Правильно, так и надо. Помогай папе с мамой, не думай, что они тебе дают много работы. Я дома тоже думал, что меня загружают всякими делами, иной раз лень было даже в магазин сходить. А попал в армию — сразу понял, что все то, что я дома делал, — и работой‑то назвать трудно. Это не то что порядок наводить в квартире. Ты и Алешке это объясни: он парень уже большой, все понимает. В армию придешь — вспомнишь мои слова!..
Ну, а как ты там в колхозе работал? Напиши. Мне это будет очень интересно…»
И еще строки:
«Скоро ли у нас поспеют сливы и виноград? Я здесь уже ел груши и виноград… Я вам уже писал, чтобы вы побольше наварили варенья, а то я приеду на следующую осень, так я его много съем! Особенно — из вишни, клубники, черешни…»
