Афганистан. Честь имею! - Сергей Баленко

Ну, а как ты там в колхозе работал? Напиши. Мне это будет очень интересно…»

И еще строки:

«Скоро ли у нас поспеют сливы и виноград? Я здесь уже ел груши и виноград… Я вам уже писал, чтобы вы побольше наварили варенья, а то я приеду на следующую осень, так я его много съем! Особенно — из вишни, клубники, черешни…»

В сущности, он оставался мальчишкой. Но в этих письмах — недетское сочувствие к афганской бедноте, сочувствие и сострадание: «…люди живут в глиняных домах, дома не белятся, не красятся, а так, как сделали из глины, так и стоят. Работают они на своих полях с раннего утра, покуда жарко не станет…»

Вот и написан очерк о Николае Савко — десантнике, разведчике.

Чтобы помнили…

«Я, конечно, вернусь…»

Так кричал Гена отцу, Николаю Ивановичу, уезжая из Никополя.

Долгие годы, пока шла кровавая война в Афганистане, мы знали о ней до обидного мало. Письма от сыновей родители получали в конвертах с пометкой «Полевая почта». Некоторые строки, а порой и целые абзацы — тщательно зачеркнуты. Письма были успокаивающие. Что происходило на самом деле, мы узнавали только тогда, когда возвращались искалеченные, но выжившие сыновья, братья, мужья. А многие из них не вернутся уже никогда, оставшись в памяти молодыми, навеки моложе сверстников своих…

О чем думали они, вчерашние мальчишки, оказавшись в военных условиях, постоянно рискуя жизнью? Многие уже никогда не смогут рассказать об этом. Но остались письма. Остались они и после гибели Гены Антипенко. Письма его из Афганистана были короткими, да и писал он редко, ссылаясь на занятость. Но все же и за этими скупыми строчками можно прочитать многое…

«…Здравствуйте, мои дорогие папа и Светочка. Большой и горячий привет всем из Афганистана. У меня все хорошо. Здоровье в порядке, настроение хорошее, живу не тужу… Вернулись со стрельбища, получили сухпаек. Осваиваю технологию приготовления супа из концентрата. Получается вкусно…»

«…Месяц как в Кандагаре. От ребят еще не получил ни одного письма. У вас уже, наверное, началась зима. А у нас зимы не видно, днем температура от 25 до 30 градусов тепла, а ночью до 5 мороза. Снега как такового здесь нет.

Папа, конечно, жаль, что ты не застал меня в Чирчике, но это не беда — мы еще увидимся. Правда, эта встреча будет позже, но зато гораздо длиннее».

«…Через несколько часов встретим Новый год. Сейчас накрыли в одной из палаток стол. С утра съездили за елочкой, она почти не пахнет. Разукрасили мы ее фантиками от конфет, пачками от сигарет, разными этикетками. Принесли в палатку телевизор. Очень хочется в этот день быть дома, ведь Новый год — мой любимый праздник…»

«…Извините меня за то, что редко пишу. Часто не хватает времени, а когда есть время, то нет желания. Хочется просто поспать. Кормят здесь хорошо, нам хватает. Поправился на 7 килограммов, вытянулся в росте. В горах появились подснежники. Здесь зимуют наши скворцы. Встретимся через 399 дней…»

«Здравствуй, Светик. Сейчас я нахожусь в Кабуле в госпитале. Но причин для беспокойства нет, уже все в порядке. Ты только папе не говори, что я ранен, а то будет очень волноваться… Мне попал осколочек в глаз. Сейчас глаз видит хорошо, скоро вернусь в роту…»

Геннадий был ранен во время боевой операции. А вскоре за мужество и героизм, проявленные в бою, был награжден орденом Красной Звезды.

«Не верится, что скоро домой. Уже привык к армейской жизни и не знаю, как дома буду жить. Если говорить в шутку, то Света, наверное, будет в наряде по столовой, а ты, папа, дневальным по роте…

Мне сейчас кажется, что я приеду домой и буду замерзать. В апреле в Афганистане температура 40–45 градусов, а в Никополе в это время еще холодно. Даже трудно представить, как можно летом купаться в море, если на улице всего 25 градусов тепла…»

«Вот и прошел долгий 86‑й год. Был снова в командировке. События разворачиваются интересные. Я уже писал вам на счет моратория. Афганцы — народ хитрый. Мусульманин не будет воевать с мусульманином. Пусть воюет русский Иван. Вот мы и воюем. Только не понятно, за чьи интересы. С нетерпением жду апреля. Скоро домой…»

«…Ура! Вышел приказ об увольнении. Через месяц буду дома. Мечтаю съездить в Крым. Походить по знакомым местам…»

«…Стукнуло 21. Через несколько недель буду в Союзе. Приготовил вам подарки. Писем, наверное, от меня больше не будет, увидимся дома. Целую, Геннадий…»

Отец Геннадия Николай Иванович прислал нам фотографии из семейного альбома. Семейный альбом является как бы хранителем наших маленьких историй, радостных и грустных, позволяет проследить за ними в обратном порядке. Вот у новогодней елки маленький Гена. Он в детстве посещал изостудию. В художественном отношении Гена был одаренным мальчиком, но недолго развивал свои способности, по какой‑то причине студию закрыли. В дальнейшем много увлекался спортом: баскетбол, борьба, плавание, бокс. Но по иронии судьбы обязательно эти секции переставали работать. Хорошую физическую закалку он все‑таки получил. А перед армией прошел школу ДОСААФ, имел водительские права на автомобили всех категорий.

Апрель 1985 года. На снимке — четыре юношеских лица. Уже не мальчишки, воротники рубашек подобраны галстуками. Только отблеск в глазах да тронутые улыбкой губы. Сейчас мгновение остановится в кадре, а они продолжат заниматься своими делами, решать проблемы девятнадцатилетних.

«Здесь снят Гена со своими товарищами, когда учился в техникуме, — пишет Николай Иванович. — В. Шеремет, В. Евтушенко, Носов Гена, а внизу справа с аккуратно уложенными волосами сидит симпатичный парень — это мой Гена…»

«А это вся наша семья, — пишет Светлана Николаевна, сестра Геннадия, — отец, я, Гена и мама, Роза Ивановна. Я была старше на два года и поэтому верховодила. Разумеется, без особой охоты, но слушать меня ему приходилось. А вообще‑то по‑разному бывало, и спорили, и дрались. С возрастом, конечно, все прошло. Стали больше понимать друг друга, он мне помогал по дому. А дел дома хватало. Ведь рано умерла от болезни мама…

Договориться с ним по‑хорошему всегда можно было, — продолжает Светлана Николаевна, — по натуре он был добрым. А повзрослев, стал больше следить за собой, старался не отставать от моды. Ведь настала пора, когда так хочется хорошо выглядеть и кому‑то нравиться. Иногда делал замечания по поводу моего гардероба или внешнего вида, любил порядок во всем».

А вот что говорит о Гене бывший преподаватель техникума Юрий Иванович Калинько: «Очень хороший парень был. Сейчас трудно вспоминать подробности, но с ним не случалось ничего из ряда вон выходящего или особенного, только была в нем какая‑то надежность. Ни подлости, ни трусости не было заложено в крови. Дисциплинированный, трудолюбивый».

Скупая, на первый взгляд, характеристика, но чего стоят эти «ничего особенного» и «какая‑то надежность»! При всем разнообразии интересов, увлечений, способностей он умудрялся не выделяться среди товарищей. Наверное, Гена из таких людей, для которых ради самоутверждения нет необходимости проявлять себя на каждом шагу, все равно в жизни рано или поздно обязательно наступает ответственный момент. А для этого нужно, не растратив сил, не размениваясь по мелочам, сохранить себя. Вот таким собранным, уверенным в себе он и выглядит на последней, сделанной перед армией фотографии, где он вместе с сестрой и отцом.

Армейский снимок. Немного осунувшееся, загорелое лицо, чуть прищурены глаза от яркого солнца, на груди орден Красной Звезды. Коротко острижены волосы, расстегнут ворот кителя, над левой бровью едва заметный шрам, плотно сжаты губы. За всем этим — изнурительные тренировки под палящим солнцем, марш‑броски, непреклонные требования командира, бои, кровь… Таким он остался навсегда.

Когда Николай Иванович и Светлана приехали в город Чирчик навестить Геннадия, им с трудом удалось отпросить его на несколько часов. За это время «успели много поговорить, покушать и постирать его обмундирование, так как оно было пропитано потом и солью», — вспоминает Николай Иванович.

Да, многое было переговорено, а еще больше — недосказано. Трудно было в «учебке», казалось иногда, что все, больше нет сил, не выдержать таких физических нагрузок. Но знал Геннадий, что никуда не денешься, что нужно, придется выдержать.

Потом были Шерабад… Термез… Афганистан… Гена был ранен 28 февраля 1986 года. В медицинской книжке, которую прислала отцу медсестра Светлана Гладчук, был диагноз: проникающее ранение левого глаза. Только после госпиталя и возвращения в роту он напишет об этом сестре, и ни слова отцу.