Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г. - Светлана Бондаренко

Есть в архиве Авторов еще одно письмо, точно датировать которое непросто. Но сначала само письмо:

Дорогой Аркаша!

Подозреваю, что ты уже успел проникнуться к своему брату величайшим презрением и может быть мысленно даже исключил его из числа концессионеров.[198] А между тем положение дел таково. Я через полторы недели сдаю диамат. Работаю сейчас очень много. Экзамен ужасен — по слухам приблизительно 50 % сдающих обычно получают пары, 30 % — тройки, подавляющее большинство прочих — четверки и редкие единицы — пятерки. С ума они там все, надо думать, посходили. Трепещу. В том-то всё и дело, что трепещу. Конечно, у меня остается свободное время — я валяюсь на диване, курю, думаю, но писать ничего не могу. Видишь ли, ты тоже занят и наверное побольше меня, но ты к писанию обращаешься как к отдыху, чего обо мне сказать сейчас нельзя отнюдь. Ты уж меня не виновать, дай срок. Конечно, первые два срока я, вероятно, нарушу, но зато потом, после первого топя, когда у меня фактически целый месяц будет свободен, я изо всех сил возьмусь за дело — честное слово. Так что ты уж меня не отстраняй от должности, а коли уже похерил, то восстанови вновь — ей-ей буду работать, но чуть попозже.

План твой зачел и обсудил. О части третьей говорить пока не буду — рано. Скажу только, что, пожалуй, надо будет пофундаментальней эту часть обсосать — она самая выигрышная — добавить больше приключений понетривиальней. Но это — потом. Относительно части второй. По-моему, Арк, ты впал в обычную ошибку всех авторов-межпланетчиков, когда предвкушаешь старательное обсасывание всевозможных технических подробностей, которые нужны читателю (по себе и прочим сужу), как цитаты из Маркса. Главный упор, по-моему, надо делать, во-первых, на психологию (не физиологию — всякие там штучки с организмом, хотя и это тоже можно — а именно психологию: переживания простака впервые в жизни оторвавшегося от родимой земли; со смертной тоской и страхом, которого сам не понимаешь, с бессонницей, с локтекусанием и прочими аксессуарами); во-вторых, на всяким сортом приключения (ну, можно и метеоритные поля, и межпланетный СОС, и просачивание космических лучей, никем не предусмотренное, и куча рассказов бывалого пилота… больше не придумал ни хера). Полет будет длиться примерно трое-четверо суток (это подсчитал я); ракета, поднявшись с поверхности Земли, начнет с постоянным ускорением, равным ускорению силы тяжести на Земле, приближаться по кратчайшему пути к месту встречи с Венерой. При среднем расстоянии перелета 125 миллионов километров, через 1,29 суток она достигнет середины пути и начнет замедлять скорость с тем же ускорением. Еще через двое суток она будет около Венеры с приблизительно нулевой скоростью. Максимально достигаемая скорость около 1000 км/сек. Все расчеты весьма приближенны, но дают порядок величины. И план может быть примерно таким:

Глава I (Первые сутки). Хлопоты по отлету. Ракета должна принять груз с ИС Луны. Экипаж занят. А. П. с двумя геологами таскаются по ракете, всем мешают и пристают, «чтобы им показали», пока капитан не посылает их к чертовой матери в каюту. Там они усаживаются, чувствуют себя очень ненужными и жалкими. Ведутся мрачноватые разговоры. Потом толчки, скрежет, беготня за стеной — все бледнеют: катастрофа. Ну, там пара каких-нибудь хохм. Оказывается, происходит переправление груза с небольшой ракетки с ИС Луны на «Хиус».

Всё под соусом критического остроумия А. П. Потом над ними сжаливаются, показывают Луну и Землю. Угнетающее зрелище. Все расходятся спать.

Глава II (Вторые сутки). А. П. просыпается и идет в кают-компанию. Завтрак. Все чувствуют себя прекрасно. Один из пилотов рассказывает какую-нибудь этакую легенду из развеселого бытия космонавтов («Летучий Голландец», или там жизнерадостную историю как в метеорных полях «наши сети притащили мертвеца»[199] в скафандре — в общем зубодробительное что-нибудь; ведь это уже приблизительно пятидесятый год звездоплавания — наверняка есть и легенды, и хохмы, надо их только придумать). Потом неСпицын начинает «чертовски веселую историйку» о приключениях самаркандского милиционера, и в этот момент на стенах вспыхивают красные лампочки — индикаторы космического излучения. Паника. Появляется Краюхин, командует одеть спецскафандры, но таковых по растяпству не захватили — слишком уж это невероятное происшествие, проникновение космических лучей. Краюхин выражается, пожимает плечами и садится за стол пить чай. Сцена. Все явно ощущают, как в них врезаются протоны. «Еще минут пять — и конец» — замечает К., глядя на секундомер. Через две кошмарных минуты лампочки гаснут. Все успокаиваются, причем никто так и не понял, о конце чего или кого говорил К. Краюхин встает и уходит, увлекая с собой капитана и помощника. Через секунду врывается помощник и обнадеживающе сообщает, что по всему кораблю лампочки горят, а здесь, по-видимому, просто перегорели. Опять сцена. Что-нибудь вроде «Без морали», но в миниатюре и без особых эксцессов. Наконец, лампочки гаснут везде. Все в холодном поту обращаются к чаю. Впоследствии оказывается, что это был громадный взрыв на Солнце, какие бывают в общем не так уж и редко. Мала вероятность только попасть в зону распространения лучей. До вечера развлекаются кто во что горазд, в основном пытаются подсчитать, какую дозу они схватили. Свободный от вахты пилот рассказывает превеселые вещи о людях, схвативших излучения сверх меры. Но — люди молодые, жизнерадостные, все постепенно приходят в себя, а Спицын сообщает, что бы он сделал с теми, кто взял в привычку описывать межпланетные перелеты, как полные увлекательнейших и безопасных приключений. За обедом все оживают, кроме капитана, у которого после разговора с Кр. пропал аппетит. Вечером радист сообщает, что он поймал сигнал о бедствии.

Глава III (Ночь и третьи сутки). В основном посвящена сигналу о бедствии. Где-то почему-то гибнет астроплан. Я этого не обдумал толком, но надо сделать так, чтобы они хотели, но совершенно не могли ему помочь. На тройку непилотов это действует дубинно. Ночью они не спят, а маются в коридоре, вспоминая, как хорошо было на Земле. Тут же краткая личная биография А. П. На следующий последний день полета попадают в небольшой метеорный поток. Краткое описание антиметеорного устройства и того, что было бы с ними, если бы такового не было. Живописные примеры того же словоохотливого пилота. Все облегченно вздыхают, когда им сообщают о том, что полет близится к концу. Вид ИС из окна Хиуса. Подлетает такси. Высадка на такси. Пара хохом — кто-нибудь что-нибудь забывает, новички суетятся, Спицын острит, пилот рассказывает об одном своем знакомом — Дубинин, слыхали? — который забыл второпях одеть штаны под скафандр. Перелет на ИС.

Глава IV (На ИС). Столовая и вообще коротенькое описание ИС глазами А. П., коего влекут ужинать вместе с прочими. Знакомство с доктором-начальником экспедиции, славный парень, большой хохмач. За ужином разговоры о внутренних делах ИС — всякие мелкие сплетни, анекдоты. История о крысах, которые как-то попали на ИС, освоились там, о титанической борьбе с ними героических работников космоса. На другое утро совещание — доклад о положении дел с экспедицией. Официальные представления. Зачтение[200] приказа о смещении начальника ИС. Завтра отлет.

Глава V (Над Венерой). А. П. осведомлен о всевозможных исходах посадки. Его размышления по этому поводу, прерываемые ощущением невесомости — ракета идет на снижение. Ну, там скалы и пр. В общем, ракета села в болото и погрузилась по пояс в дерьмо — выйти невозможно, потому что нижний и средний люк под поверхностью трясины, верхний люк завален полезным грузом — этим люком почти никогда не пользуются. Вообще болото на Венере — новость для всех, даже для старожилов. Несколько неприятных минут. Разгрузка верхних отсеков, люк открывают, и тотчас же вспыхивают индикаторы, прикрепленные к скафандрам, и все лампочки в верхнем отсеке — страшная радиация, совершенно непредвиденных размеров. Все удирают внутрь и устраивают военный совет. Это надо обсосать — т. е. военный совет — в общем, они отправляются в путь, решают рискнуть. Конец II части.

Вот и всё пока. Главная идея главы: показать, что полет в пространство — это не в бирюльки игра и таким образом подготовить читателя к ужасам Страны Багровых туч и поведение наших героев в условиях этой любвеобильной планеты.

Засим припадаю к стопам; брат Борька [подпись]

Привет всем и пожелания.

Всё назад пришли и не без замечаний.

Сомневался в датировке и сам БН, ибо поверх письма, гораздо позже, он написал: «б/даты (до 1.06) 1955? Или 1954?» И еще слова «после первого июня, когда у меня фактически целый месяц будет свободен» подчеркнуты, и сбоку на полях запись БНа: «Видимо, это все-таки 1955 год, госэкзамены, а в августе — экзамены в аспирантуру».