Возвышение Сайласа Лэфема - Уильям Хоуэллс

— Характер, — продолжал Кори, не желая долее обсуждать эту тему иначе как в общих словах, — должен чего-то стоить. Если он становится добычей случайности и видимости, то не стоит ничего.

— Случайности происходят даже в самых благородных семействах, — упорствовал Уокер с вульгарной, веселой тупостью, возмутившей Кори. Ничто, пожалуй, не отделяло так его прозаическую натуру от пошлости, как инстинктивное великодушие, о котором, однако, не решусь сказать, что оно было всегда безошибочным.

Вечером этого дня, когда контора опустела, пришла очередь мисс Дьюи говорить с Лэфемом. На ее стук он открыл дверь и встревоженно посмотрел на нее.

— Что тебе, Зерилла? — спросил он с грубоватой ласковостью.

— Я не знаю, что делать с Хэном. Опять вернулся. Они с матерью помирились и вчера напились, когда я пришла домой, и так безобразничали, что прибежали соседи.

Лэфем провел рукой по красному, воспаленному лицу.

— Не знаю, как быть. Вы доставляете мне вдвое больше хлопот, чем моя собственная семья. А не будь тебя, Зерилла, я бы знал, что делать, как быть, — продолжал он, смягчаясь, — мамашу бы твою я засадил куда надо, а парня на три года отправил бы в дальнее плавание…

— Мне кажется, — сказала со слезами мисс Дьюи, — что он назло мне так часто возвращается. Уезжает он самое большее на год, и ведь его не обвинишь в привычном пьянстве, когда это всего лишь кутежи. Прямо голова идет кругом.

— Ладно, только здесь не надо плакать, — сказал Лэфем, успокаивая ее.

— Я знаю, — сказала мисс Дьюи. — Мне бы только избавиться от Хэна, а с матерью я как-нибудь справлюсь. Если бы мне развестись, мистер Веммел на мне женится. Он сколько раз обещал.

— Не могу сказать, что мне это так уж по душе, — сказал Лэфем, хмурясь. — Нечего опять спешить с замужеством. И кавалер тебе сейчас ни к чему.

— Не бойтесь, это как раз к лучшему. Если бы мне за него выйти, для всех было бы хорошо.

— Ладно, — сказал нетерпеливо Лэфем. — Сейчас мне не до этого. Они, конечно, опять все из дому вынесли?

— Да, — сказала Зерилла, — ни цента не оставили.

— Дорого вы мне обходитесь, — сказал Лэфем. — Вот возьми, — он вынул бумажник и дал ей купюру. — Вечером зайду, погляжу, что можно сделать.

Он снова заперся в кабинете, а Зерилла осушила слезы, сунула купюру в вырез платья и ушла.

Лэфем задержал швейцара еще на час. Было шесть часов, время, когда Лэфем обычно уже сидел дома за чаем; но в последние месяцы распорядок дня был нарушен, и он не поехал домой. Быть может, он хотел, чтоб одна забота прогнала другую, и решил выполнить обещание, которое дал мисс Дьюи; и вот вместо того, чтобы сидеть дома за столом, он взбирался по лестнице старого дома, разделенного на отдельные квартиры. Это был район вокзалов, дешевых гостиниц, общественных уборных, маленьких закусочных и ресторанчиков с барами, какими изобилуют привокзальные кварталы; впереди Лэфема к дверям мисс Дьюи поднимался официант одного из таких ресторанчиков, неся на подносе ужин, накрытый салфеткой. Зерилла впустила их; услышав ее приветствие, сидевший у печки парень в потертом костюме, какие матросы носят на берегу, кое-как надетом поверх матросской тельняшки, поднялся со своего места, выражая тем почтение к посетителю и стараясь тверже держаться на ногах. Женщина, сидевшая по другую сторону печки, не встала и принялась пронзительным голосом оправдываться.

— Вы, может, подумаете, будто мы тут как сыр в масле катаемся. А девочка прямо с работы, стряпать уж, видно, сил не было, а мне прошлой ночью так худо было, вся разбитая, вот и думаю, чем брать у мясника кости и платить за сало, которое он срезает, так что не дешевле станет, вот и я грю, лучше уж из ристрана, и печь топить не надо.

— Что там у тебя под передником? Бутылка? — спросил Лэфем; не сняв шляпы и держа руки в карманах, он не замечал ни попыток приветствия со стороны матроса, ни стула, придвинутого Зериллой.

— Ну да, бутылка, — сказала женщина с завидной откровенностью. — Виски. Надо же чем-то натираться от ревматизма.

— Угу, — проворчал Лэфем. — Ты, как видно, и его от ревматизма натерла.

Он повернул голову к матросу, медленно и ритмично качавшемуся на ногах.

— В этом доме он еще и капли сегодня не выпил! — крикнула женщина.

— Почему ты здесь околачиваешься? — сказал свирепо Лэфем, обернувшись к матросу. — Почему на берегу? Где твой корабль? Думаешь, я позволю тебе заявляться сюда и объедать жену, а потом выложу деньги, и ты опять примешься за свое?

— И я ему то же самое сказала, когда он сегодня сюда сунулся, верно, Зерилла? — сказала женщина, охотно присоединяясь к осуждению недавнего собутыльника. — Нечего тебе тут делать, грю. Нечего, грю, тянуть с меня и с Зериллы. Отправляйся, грю, на корабль. Так ему и сказала.

Матрос, улыбаясь Лэфему приветливой пьяной улыбкой, пробормотал что-то о том, что команда получила расчет.

— Так уж оно всегда с каботажными, — вмешалась женщина. — Тебе бы, грю, в дальнее уйти. Вот и мистер Веммел. Хоть сейчас готов жениться на Зерилле, и были бы мы с ней пристроены. Много ли мне жить остается, так дотянуть бы спокойно, а не подачки получать. А тут Хэн дорогу загородил. Я ему толкую, что для него даже выгоднее, больше, грю, денег получишь. А он все никак не хочет.

— Ну вот что, — сказал Лэфем. — Я ничего об этом не желаю знать. Это дело не мое, а ваше, и я мешаться не стану. А вот кто живет на мой счет — это мое дело. И я говорю всем вам троим: я готов заботиться о Зерилле, я готов заботиться о ее матери…

— Сдается мне, если бы не отец моей девочки, — вставила мать, — вас бы и в живых не было, полковник Лэфем.

— Знаю, — сказал Лэфем. — Но вас, мистер Дьюи, я содержать не намерен.

— А что уж Хэн такого делает? — сказала старуха беспристрастно.

— Ничего он не делает, и я этому положу конец. Пусть устраивается на корабль и убирается отсюда. Зерилла может не ходить на работу, пока он не уберется! Я сыт вами всеми по горло.

— Нет, вы только послушайте! — сказала мать. — Разве отец девочки не положил за вас жизнь? Вы сами это сто раз говорили. И разве девочка не зарабатывает эти деньги, не работает день и ночь? Можно подумать, мы вам каждым куском обязаны! А если бы не Джим, вы бы сейчас здесь не стояли и не командовали над нами.

— Ну так запомните, что я сказал. На этот раз мое слово твердо, — закончил Лэфем, направляясь к двери.

Женщина поднялась со стула и пошла за ним с бутылкой в руке.

— Эй, полковник! А что вы посоветуете Зерилле насчет мистера Веммела? А, полковник? Я ей грю, к чему развод, пока она его покрепче не зацепит. Может, стребовать с него бумагу, что, мол, в случае развода он уже точно женится? Не нравится мне, что некрепко все у них как-то. Не дело это. Неправильно.

Лэфем ничего не ответил матери, озабоченной будущим своей дочери и связанными с этим нравственными проблемами. Он вышел, спустился по лестнице и на улице чуть не столкнулся с Роджерсом, который с саквояжем в руке, видимо, спешил к одному из вокзалов. Он приостановился, словно желая что-то сказать Лэфему, но Лэфем резко повернулся к нему спиной и пошел в другую сторону.

Дни проходили, одинаково сумрачные для него, даже дома. Раз или два он попытался заговорить о своих трудностях с женой, но она резко отталкивала его, словно презирала и ненавидела; он все же решил во всем ей признаться и обратился к ней однажды вечером, когда она вошла в комнату, где он сидел, и хотела тут же уйти.

— Перси, мне надо тебе кое-что сказать.

Она остановилась, точно против воли, и приготовилась слушать.

— Кое-что ты, наверно, уже знаешь, и это тебя настроило против меня.

— Нет, полковник Лэфем. Вы идите своей дорогой, а я — своей. Вот и все.

Она ждала, что он скажет, и улыбалась холодной и злой улыбкой.

— Это я не затем говорю, чтобы тебя задобрить, потому что я вовсе не жду от тебя пощады, но все вышло из-за Милтона К.Роджерса.

— Вот как! — сказала презрительно миссис Лэфем.

— Я всегда считал, что это все равно как азартные игры, и теперь считаю. Все равно что надеяться на хорошую карту. Честное слово, Персис, я никогда не встревал в эти дела, пока этот негодяй не надавал мне своих липовых акций в залог. Тут мне подумалось, что можно бы попробовать возместить себе хоть что-то. Оно, конечно, не оправдание. Но когда видишь, как чертовы бумаги растут в цене, как они скачут то вверх, то вниз, я и не удержался. Словом, стал играть на бирже — то самое, что всегда тебе обещал не делать. И ведь выигрывал. И остановился бы, если б набрал сумму, какую себе поставил. Но никак это у меня не получалось. Стал проигрывать, а чтобы отыграться, еще просадил кучу денег. Так уж всегда и во всем бывало, до чего Роджерс хоть пальцем коснется. Да что теперь говорить! Я туда ухлопал деньги, которые сейчас меня выручили бы. Не пришлось бы и фабрику закрывать, и дом продавать, и…