Богиня на цепи (СИ) - Рудианова Анна

Рты в оскале острых зубов, в свиных носах по кольцу.

Сам Элиас тоже изменился. Он был чем-то средним между человеком и чудовищем. Высокий, белый, рогатый. Демон альбинос. Без набедренной повязки, зато цепи и пояс с колбочками остались при нем. Остальное клочками висело на распухших мышцах. Хвост с пушистой белой кисточкой нервно стегал по ногам. Задница у демона оказалась очень аппетитной. Особенно в составе с хвостом.

Рык и понятное движение в их сторону. Элиас прикрыл девушку спиной, к ним ринулись рогатоголовые.

Темный маг выстроил щит вокруг себя, радость встревающих омрачилась, стоило им разбить носы о преграду.

Гостеприимный хозяин в плаще опять что-то проревел. Однорогий демон заревел громче. Потом поревели все сразу.

– Выгоревший, ты приговариваешься к смерти. Последнее желание? – Обернулся однорогий демон к Элиасу. За его спиной все еще клубился портал в их мир.

– Хочу всю вашу силу! – Счастливо оскалился повелитель Этрурии.

В этом мире магию можно было увидеть. Она парила, текла сверкающими потоками прямо в воздухе. Танцевала, как млечный путь из маленьких красных карликов, зависший перед глазами. Магия была прекрасной и настолько сильной, что Диту буквально выталкивало из тела. Она хваталась за Элиаса, в попытке устоять.

– Понятно. Приступить к казни. – Заревел демон.

– За что? – Выдохнул Элиас.

– За разрыв ткани миров. За покушение на магию ада и за попытку сделать рабом свободного гражданина Подземельной. – Объяснил однорогий и отступил, освобождая место верзиле с огромной секирой с двумя лезвиями.

– Не смей его трогать! – Между противниками возникла Дита. Её властелин опьянен всевластием и силой. А демоны сильнее его в несколько раз. Это вам не с паладинами в салочки играть.

Верзила красноречиво ударил секирой по камням, выбив несколько искр. Пока Дита тушила платье, Элиас обошел ее и приготовился к бою.

Взмах. Взмах. Верзила планировал отрубить незваному гостю голову одним ударом. Потом вторым. Потом замер. Гость двигался быстро. Лезвие соскальзывало с магического щита. Верзила заревел.

– Даже, несмотря на то, что ты сын Танатоса, вина признана и обжалованию не подлежит. – Всунулся в махач демон, чуть не ставший рабом. – Так что не сопротивляйся.

И снова последовали удары секиры. Элиас даже не стал уворачиваться, спокойно выдерживая напор магией. Он действительно чувствовал себя Всесильным. По-настоящему сильнее любого в любом мире.

Диту, все-таки, вытолкнуло из тела, и она зависла над схваткой, гадая, как же теперь помочь своему повелителю. Её тело упало на камни, и Элиас не успел подхватить его, замерев при виде истинной формы богини.

Афродита была высокой, прекрасной и само собой обнаженной. Полная грудь с мягкими бардовыми сосками, тонкая талия, круглые бедра и длинные каштановые волосы, прикрывавшие ее ногату. Лицо осталось тем же, но приобрело благородные, словно вырезанные из камня, черты. Глаза сияли, обещая мир и спокойствие. Ей хотелось поклоняться. Воплощение любви, похоти и счастья.

Демоны переключили внимание на Богиню и синхронно заревели. Судя по крику однорогого, все разом заявили:

– Моя! – И бросились на Афродиту.

Богиня отлетела к своду пещеры. Демоны прыгали внизу, безжалостно топчась по всесильному властелину, которого подмяли под свои копыто-ноги. Размахивали мечами и топорами. Но летать не умели. Здесь ее астральная сущность была реальней телесной. А значит, это место являлось сердцем мира. Ядром, с которого начал создание истории брат. И частичкой самого создателя.

Повелитель Этрурии откатился к стене, шатаясь поднялся, подлатал магический щит и подумал, что надо бы отсюда валить. Только богиню отвоевать. Такая, конечно, нужна самому.

И, вопреки своей обыкновенной хитрости, ринулся на демонов напрямую. Отпустил тьму, и противников зажарило черными искрами. Запахло паленым. Раздался смех. Демоны стряхнули пепел с плеч и сосредоточились на темном маге.

– На нас не действует демонский огонь, выгоревший. – Сказал однорогий, как единственный знающий язык поверхностных. Не зря же его поставили стеречь ткань бытия. – И мы тоже можем использовать энергию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И главный демон в плаще схватил магический поток, перенаправляя его в Элиаса. Властелин засмотрелся на удивительную грацию демонических когтей при обращении с магией и был вмурован в скалу по горлышко. Впрочем, он тут же выбрался и обрушил на противников океан вод. Который тут же испарился. Температура в этом мире доходила до точки кипении жидкости.

Элиас выругался.

Дита сложила ладошки вместе и не могла оторвать взгляд от своего повелителя. Если демоны были в набедренных повязках и плащах. Этот щеголял голым телом. В бою это смотрелось возбуждающе великолепно.

Элиас закатил глаза и потерял сознание от очередного потока магии, захлестнувшего его с головой. Афродита опомнилась и перестала пускать слюну на своего властелина. Переизбыток силы в этом мире был угрозой для него.

Удар секиры раскрошил Элиасу грудь.

Афродита была верна себе. Убивать она не стала. Похоть, заполнившая все пространство подземелья, потянула демонов друг к другу. Ярость высвободилась в недвусмысленных жестах, тряпочки приподнялись над накаченными бедрами. Богиня заметила, что многие рогатые направились в сторону Элиаса. Её властелин, блаженно улыбаясь, истекал кровью. Черные глаза бессвязно вращались. Волосы Афродиты ожили, взвились тяжелыми плетями, подхватили тела (ее и властелина) и ринулись в портал. Воронка взвизгнула сопротивляясь. И с причмокивающим звуком расширилась, выпуская вместе с ними несколько потоков энергии. Северная стена помещения разлетелась по кирпичикам.

Гидеон, не успевший покинуть комнату, нацепил разбитые очки на нос.

– Кажется, это конец. – Прошептал он, в странном свечении к нему приближалось существо с кучей щупальцев, одно из которых несло его начальника.

– Я не смогу закрыть дыру! – Афродита, бросила тела на камни. Она стремительно менялась, приобретая вид мерцающего полупрозрачного тумана. За ее спиной в пространство Этрурии бесконечным потоком проникала магия.

Первый помощник подскочил к начальству и быстро откупорил несколько склянок. Но использовать не успел.

Замок содрогнулся. Тяжелое дыхание Афродиты, смех властелина и крик Гидеона. Все потеряло звук на несколько секунд. Пространство вокруг затрещало, не в силах выдержать такую концентрацию магии, и разверзлось вниз, разделив башню на две части. Тьма портала ошмётками ухнула в пропасть.

Замок тряхнуло. Еще немного и все развалится.

А разлом стремительно пополз в стороны, его расширяла рвущаяся в мир Этрурии сила. Чистая, мощная, насыщенная. Она сжигала все, до чего касалась. Она бесновалась, растягивая дыру в мир демонов. Она копила энергию. Чтобы взорваться миллиардом магических потоков и создать новую жизнь.

Богиня зажмурилась, её энергия, запустила процесс созидания нового мира. С этого момента вся магия планеты сосредоточена на изменении.

Уничтожить, чтобы создать лучшее.

Разрушить, чтобы возродиться.

Её вмешательство снова привело к гибели мира.

34. Доверие

Распад остановил Хранитель. Октавиусу хватило пары ударов сердца, чтобы прекратить Армагеддон.

Мир замер, огромная тень черепахи накрыла разлом. Хлопок слепых глаз, и ткань мира начинает стягиваться, липнет, скрывая обнаженные алые внутренности подземного мира. Безмолвный охранник ждет, пока провал срастется и топает лапой. На месте изорванного шрама быстро прорастает трава и первые побеги будущего запретного леса. Пространство смещается и Дита больше не видит Октавиуса. Но слышит тихую песнь, похожую на свист. Это корни в глубине земли сшивают рану все крепче и крепче. Так что не разорвать ни с той стороны, ни с этой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Её брат сделал Хранителем мира большую черепаху.

Афродита, очарованная безмолвным волшебством создателя, вздохнула. Может быть, это лучший вариант из возможных. В ее мире Хранитель сошел с ума и резал людей со счастливой улыбкой на лице. В мире отца Хранителя убили его же ученики. Здесь же полная власть принадлежала существу настолько далекому от людских амбиций, что даже мысли не возникало о его самоутверждении или свержении.