Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Алексей Шишов

После окончания ожесточенной схватки за Семеновские (Багратионовские) флеши император Наполеон сосредоточил атакующий удар именно по этой ключевой точке позиции противника. Не случайно Курганную высоту французы называли не иначе, как Большой редут.

По наполеоновской диспозиции на сражение 26 августа на него наступали войска вице-короля Итальянского принца Евгения Богарне. Ему удалось усилиями пехотных дивизий генералов Морана и Брусье, имея в ближнем резерве итальянскую гвардию, дивизию генерала Жерара и кавалерию генерала Груши, взять высоту, выбив из ее прикрытия 26-ю пехотную дивизию 7-го корпуса. Многие участники сражения в своих мемуарах сравнивают борьбу за Батарею Раевского с борьбой за Багратионовские флеши. Один из таких мемуаристов, А.П. Ермолов вспоминал:

«…Высота, важная по положению своему и лично защищаемая генерал-лейтенантом Раевским, испытывала сильнейшие нападения, 18 действующих орудий с трудом уже противились почти вчетверо превосходящей артиллерии. Неприятель уже дерзнул приблизиться на картечный выстрел.

Бесстрашный Раевский не взирал на слабое прикрытие батареи, на грозящую ей опасность, но истощились, наконец, снаряды его артиллерии, и хотя стоящие по сторонам батареи еще охраняли ее, но такое состояние долго не могло продлиться…»

Ермолов словно предвидел, что накал сражения должен неизбежно переместиться с левого фланга, от деревни Семеновской к Курганной высоте. Предчувствовал это и князь Багратион, чья 2-я Западная армия с рассвета вела кровавую схватку за флеши. Участник битвы С.И. Маевский свидетельствовал:

«…Посреди этого ужаса и смерти Багратион послал меня к Раевскому посмотреть, что у него делается? Раевский взвел меня на высоту батареи, которая в отношении к полю было то же, что бельведер в отношении к городу. Сто орудий засыпали ее. Раевский с торжествующей миной сказал мне:

«Скажи князю – вот что у нас делается!»

Пролетая пространство более 2-х верст, я оглушен был на лету бомбой до того, что более двух часов не мог просверлить ушей и сомкнуть мой рот: так удар был силен!..»

О схватке за Большой редут мемуаристами, исследователями и историками за почти два столетия написано много. Но, думается, в этой книге о полководцах и героях Отечественной войны 1812 года следует дать слово командиру того корпуса русской армии, который защищал Курганную высоту. Ведь не случайно же она была названа благодарными потомками Батареей Раевского. В «Записках» самого Николая Николаевича, впрочем, о дне Бородина сказано не так уж и много:

«…Немного занимательного могу я сказать относительно действий моих в сей кровавой битве. Я имел в моем распоряжении 16 батальонов, ибо два из моих полков, под командой графа Воронцова, как мне помнится, были посланы в лес, а два другие, как я выше сказал, отправлены были вовнутрь России для укомплектования.

Отряд мой поставлен был в две линии: правое крыло опиралось на недоконченный редут, который после сохранил мое имя, а левое – по направлению к деревне Семеновское. Напрасно говорит генерал Бутурлин, что конница меня поддерживала: первая моя линия стояла в овраге, а вторая – по отлогости холма, на вершине коего находился корпус генерала Дохтурова. В редуте моем было место только для артиллерии, позади коей начинался овраг, означенный на карте, и в коем стояла моя первая линия.

Получив, по собственной моей неосторожности, за несколько дней перед сражением сильную рану в икру ноги штыком от ружья, лежавшего на телеге, я едва только в день битвы мог быть верхом, и то с несносной болью, которая принудила меня сойти наконец с лошади и стоять пешим в редуте.

Князь Багратион предуведомил меня, что он будет брать подкрепления из второй моей линии, и вместо некоторой части оной взял при начале дела почти всю линию.

Видя, что первая моя линия, оставшись без подпоры, не может противостоять с успехом неприятелю в растянутом построении, я свернул оную в колонны, не выводя из оврага, дабы деятельнее защищать редут с помощью противодвижений. Она расположена была следующим образом: 4 батальона 12-й дивизии под командой генерала Васильчикова поставил я на левом и 4 батальона 26-й дивизии под командой генерала Паскевича – на правом крыле, с повелением, в случае атаки редута неприятелем, идти и ударить на него с обоих флангов. Вскоре потом подошли ко мне два батальона 19-го егерского полка под командой генерала Вуича, кои поместил я в том же овраге позади редута.

Ссылаюсь в этом на реляцию, поданную мною после сражения, и хотя за неимением документов я пишу теперь на память, однако же не страшусь противоречия самому себе, ибо всегда говорил истину.

С самого утра увидел я колонны неприятельской пехоты против нашего центра, сливавшиеся в огромную массу, которая, пришед потом в движение, отделила сильную часть от себя, направившуюся к моему редуту. Колонна сия шла ко мне косвенно, и сражение завязалось спустя три четверти часа после атаки, направленной против князя Багратиона.

В эту-то минуту генерал Коновницын приглашал меня в Семеновское по случаю полученной князем Багратионом раны. Я отвечал ему, что не могу отлучиться, не отразив прежде атаки, направленной против меня, и просил его действовать до прибытия моего сообразно с обстоятельствами, прибавив, что не замедлю явиться к нему в Семеновское. Действительно, это была решительная минута, в которую я ни под каким предлогом не мог оставить моего поста.

При приближении неприятеля на выстрел моих орудий пальба началась, и дым закрыл от нас неприятеля, так что мы не могли бы видеть ни расстройства, ни успехов его. После вторых выстрелов я услышал голос одного офицера, находившегося при мне на ординарцах и стоявшего от меня недалеко влево; он кричал:

«Ваше превосходительство, спасайтесь!»

Я оборотился и увидел шагах в пятнадцати от меня французских гренадеров, кои со штыками вперед вбегали в мой редут. С трудом пробрался я к левому моему крылу, стоявшему в овраге, где вскочил на лошадь, и, въехав на противоположные высоты, увидел, как генералы Васильчиков и Паскевич, вследствие данных мною повелений, устремились на неприятеля в одно время, как генералы Ермолов и граф Кутайсов, прибывшие в сию минуту и принявшие начальство над батальонами 19-го егерского полка, ударили и совершенно разбили голову сей колонны, которая была уже в редуте.

Атакованная вдруг с обоих флангов и прямо, французская колонна была опрокинута и преследуема до самого оврага, лесом покрытого и впереди линии находящегося. Таким образом, колонна сия понесла совершенное поражение, и командующий ею генерал Бнами, покрытый ранами, взят был в плен. С нашей стороны граф Кутайсов убит, а Ермолов получил в шею сильную контузию. Я полагаю, что неприятель сам причиною своей неудачи, не устроя резерва для подпоры колонны, шедшей на приступ.