Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича - Алексей Шишов

О том, как в финальной части пала Батарея Раевского, описал глазами очевидца И.Т. Родожицкий, сражавшийся на Бородинском поле в чине поручика 11-й полевой артиллерийской бригады 4-го пехотного корпуса. В его «Походных записках артиллериста с 1812 по 1816 год» рассказывается:

«Пополудни, когда вице-король Итальянский делал последний приступ на наш курганный люнет, батарейный и ружейный огонь, бросаемый с него во все стороны, уподоблял этот курган огнедышащему жерлу; притом блеск сабель, палашей и штыков, демов и лат от ярких лучей заходящего солнца – все вместе представляло ужасную и величественную картину.

Мы от деревни Горки были свидетелями этого кровопролитного приступа. Кавалерия наша мешалась с неприятельской в жестокой сече: стрелялись, рубились и кололи друг друга со всех сторон. Уже французы подошли под самый люнет, и пушки наши после окончательного залпа умолкли. Глухой крик давал знать, что неприятели ворвались на вал, и началась работа штыками.

Французский генерал Коленкур первый ворвался с тыла на редут и первый был убит; кирасиры же его, встреченные вне окопа нашей пехотой, были засыпаны пулями и прогнаны с большим уроном.

Между тем, пехота неприятельская лезла на вал со всех сторон и была опрокидываема штыками русских в ров, который наполнялся трупами убитых; но свежие колонны заступали места разбитых и с новою яростью лезли умирать; наши с равным ожесточением встречали их и сами падали вместе с врагами.

Наконец французы с бешенством ворвались в люнет и кололи всех, кто им попадался; особенно потерпели артиллеристы, смертоносно действовавшие на батарее. Тогда курганный люнет остался в руках неприятелей. Это был последний трофей истощенных сил их. Груды тел лежали внутри и вне окопа: почти все храбрые защитники его пали. Так жестока была битва».

Среди французских мемуаристов, участников битвы на Москве-реке, дань схватке за Большой редут – Курганную высоту (ее сравнивали с «жерлом вулкана») отдана и объективными строками, и чувственными всплесками, и желанием воспеть славу оружия Бонапарта. Все это так. Но в таких мемуарах едино одно: если первая половина дня Бородина была отдана задаче овладения Семеновскими (Багратионовскими) флешами, то весь оставшийся атакующий пыл Великой армии угас под Большим редутом (Батареей Раевского).

Так, мемуарист граф де Сегюр, красочно описывая ход сражения на позициях русского 7-го пехотного корпуса и признавая битву на Москве-реке победой французского оружия, все же отдает дань русскому воинству. Хотя Большой редут и стал «добычей» кирасирской кавалерии маршала Мюрата и пехоты вице-короля Итальянского принца Евгения Богарне, его защитники отошли только за ближайший овраг и не помышляли отступать дальше.

Они отдали врагу батарею на Курганной высоте полностью разрушенной и находящейся под огнем русских пушек. Еще день не закончился, а французам пришлось прятаться на противоположном скате высоты. В генеральной баталии Русского похода императора Наполеона к исходу дня сложилась парадоксальная ситуация: укрепления русских – Семеновские флеши и Большой редут были взяты французами ценой огромных потерь, а русская армия изготовилась для продолжения битвы в нескольких сотнях шагов от утраченных укреплений.

Если адъютант императора Наполеона I граф Сегюр видел бой за Большой редут издали, что не помешало его красноречию мемуариста, то полковник Любен Греуа, начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса, сам участвовал в последней атаке на Батарею Раевского. В своих воспоминаниях он рассказывает:

«Наш корпус приблизился к Большому редуту. Мы построились за глубоким рвом, отделявшим нас от него. Я же перевел свою артиллерию за овраг и поставил батарею, тотчас открывшую огонь…

Огонь все усиливался. Пули, ядра, гранаты и картечь градом сыпались на нас со всех сторон и делали большие борозды в рядах нашей кавалерии, простоявшей несколько часов неподвижно под огнем. Равнина была покрыта ранеными, направлявшимися к перевязочным пунктам, и лошадьми без всадников, скачущими в беспорядке.

Недалеко от меня был полк Вюртембергских кирасир, на который как будто всего больше сыпалось снарядов; каски и латы, сверкая, взлетали над всеми рядами. Французские стрелки, поставленные впереди, тоже сильно пострадали, в особенности от ружейных выстрелов, причем пули звенели, ударяясь об их латы…

…Ознакомившись с положением и осмотрев место, на котором несколько часов теснилась наша кавалерия, он (маршал Мюрат) замечает, что насыпь Большого редута почти снесена нашими снарядами. Он приказывает кавалерии атаковать этот редут и войско прикрытия.

Тотчас все приходит в движение; многочисленная кавалерия строится в колонны; во главе идут кирасиры 2-го корпуса – это был, насколько я помню, 5-й кирасирский полк, – они переходят в галоп, опрокидывают все перед собой и, обойдя редут, устремляются на него по узкому проходу и по тем местам, где осыпавшаяся земля облегчает подъем. Тем временем вице-король со своей пехотой атакует редут справа.

Но скоро каски и сабли наших храбрых кирасир сверкают уже на редуте, огонь которого сразу прекращается. Он взят! Трудно представить, что мы почувствовали при виде этого блестящего подвига, которому нет, может быть, равного в военных летописях народов…

От обладания этим укреплением зависела судьба сражения. Чувствуя его значение, к нему устремились многочисленные колонны русских. Момент был важный. Мы получаем приказ наступать. Вскоре мы сталкиваемся с неприятелем. После нескольких атак он в беспорядке отступает от редута. Но успех дорого стоил нам, и мы потеряли много людей…»

Участие в Бородинской битве генерал-лейтенанта Н.Н. Раевского было отмечено высокой орденской наградой. В подписанном Дохтуровым «Списке господам генералам, командовавшим разными частями на левом фланге в сражении при Бородине и оказавшим отличные подвиги» сказано:

«Раевский. Как храбрый и достойный генерал с отличным мужеством отражал неприятеля, подавая собою пример. Александр».

Император Александр I, подписывая указ о пожалованиях генералам, отличившимся 24 и 26 августа, испрашиваемый для корпусного командира орден Святого Александра затвердил собственноручной подписью.

…Русская армия отступила от Бородина к городу Можайску. А.И. Михайловский-Данилевский писал: «На другой день после Бородинского сражения, то есть 27 августа вечером… главнокомандующий… призвал генерала Раевского и велел ему командовать авангардом».

Думается, что Николай Николаевич с тяжелым сердцем уходил с Бородинского поля. Его не могло не угнетать то, что корпус потерял в сражении почти половину своего состава. Еще 24 августа он насчитывал в своих рядах 12,5 тысячи человек. К исходу дня 26 августа его убыль составила 1350 убитыми, 2790 ранеными и 1900 пропавшими без вести. То есть корпусных сил теперь не набиралось и на одну полноценную пехотную дивизию. Успокаивало только то, что противостоявший Раевскому вице-король Итальянский Евгений Богарне понес не меньшие потери.