Джулия - Ньюмен Сандра

— Товарищи! — провозгласила она. — Давайте поздравим нашу сегодняшнюю Мать Великого Будущего! Да здравствует Старший Брат!

Все женщины торопливо вскочили, зааплодировали и с приклеенными улыбками разразились одобрительными возгласами. Джулию охватил ужас, смешанный с радостью, но в этой радости было нечто угрожающее, а ужас придавал определенную уверенность. Лицо вытянулось, дрогнуло и само по себе надело такую же, как у всех, вежливую улыбку. Когда-то Джулия заблуждалась, стала преступницей, но теперь нашла спасение; была пропащей, но отныне собралась жить-поживать, только уже с ребенком; то есть нет, ребенка же заберут… без ребенка.

Сейчас предстояло оформить документы, вызубрить и отбарабанить инструкции. Ей выдали витамины, а также пакетированную высокобелковую смесь и объяснили, как это принимать. По ее ощущениям, от приклеенной улыбки у нее сводило лицо. Она видела, что с чужими лицами происходит то же самое. Улыбка будто бы зависала в воздухе. Прошел целый час, прежде чем ее выпустили через парадную дверь; ослабев от этой улыбчивости, Джулия еле передвигала ноги.

Когда у нее за спиной дверь захлопнулась, голос в голове высказал здравую мысль: «Это же анекдот. Каждая женщина знает, что дети, якобы зачатые методом ископла, на самом деле в основном внебрачные. Сплошное лицемерие!» От этой мысли ужас слегка отступил. Джулия обвела взглядом тихий переулок. Она почти сроднилась с приклеенной улыбкой. Вечером ее ожидало свидание с Амплфортом, в первый раз с начала Недели ненависти, и от этого ей сделалось еще легче. При всех своих недостатках Амплфорт никогда не наклеит на лицо такую улыбку.

У нее оставались еще две таблетки от Океании, и она решила зайти в комнатушку пораньше. В автобусе ее поразило, что один из пассажиров уступил ей место. Потом она заметила, что ее окружают улыбки, и вспомнила про нагрудный знак. Когда она села, пассажиры наперебой стали допытываться, символизирует ли этот знак именно то, что они подумали, и правда ли то, что они слышали о программе «Великое Будущее». В автобусе ехали одни пролы, очень искренние в своем энтузиазме. В общей массе они с презрением относились к партии, но безоговорочно обожали Старшего Брата, считая его своим единственным защитником от притеснений «синих». Потом разговор перешел на другое: до чего ж непривычно воображать, как по улицам станут бегать эти Меньшие Братцы, но саму идею встречали радостными улыбками, повторяя, что уж эти-то сорванцы в пух и прах разобьют остазийцев. Среди общего гвалта рука Джулии сама собой как-то неуверенно легла на живот. Ведь там было дитя — доподлинно. И ее захлестнул какой-то неуемный восторг — она даже порадовалась, что сидит. Да, ребенок, скорее всего, был или от Парсонса, или от Смита. Но воспитываться ему предстояло в традициях партийной верхушки. Жить в безупречно чистом ковровом царстве, где есть и собачка, и рояль. Если же волею судеб младенец окажется от Амплфорта… может, со временем у него обнаружится тяга к старинной поэзии? Вряд ли ведь такие книги и вправду недоступны для внутрипартийных кругов? А если она волею судеб родит от Смита, малыш, когда вырастет, будет воплощением силы и достоинства, которых столь явно жаждал Смит. У Парсонса, ясное дело, отпрыски уже есть, причем оба — изрядные гаденыши: она видела их на пикнике миниправа, где они подожгли юбку на служанке-проле, а в свое оправдание заявили: женщина скорчила рожу, когда по радио заиграли «Правь, Океания!». Но быть может, эти гаденыши выросли бы совсем другими, воспитывайся они во внутрипартийном приюте? Ей рассказывали, что дети там и катаются на пони, и ежедневно купаются в озере. Многих берут в семьи бездетные родители-внутрипартийцы. А уж ребенок Старшего Брата будет усыновлен в первую очередь.

Но почему-то Джулия почувствовала, как у нее стерлась улыбка, а на глаза навернулись предательские слезы. Сидевшая рядом женщина с проницательными глазами погладила ее по руке, говоря:

— Ничего, милая. Придет время — будут у тебя свои детки. Ну-ка, покажи ладонь.

Джулия с готовностью откликнулась. Все пассажиры, оказавшиеся рядом, сгрудились перед ними, а женщина, читая линии, установила, что деток будет четверо, из них двое — «фартовые», мальчик и девочка.

— Ну вот! — торжествующе заключила она, отпуская руку Джулии. — Выпадет и тебе удача.

— На следующей вам выходить, — заботливо подсказал какой-то мужчина. — Дальше — проловские улицы.

— Нет-нет, — ответила Джулия. — Мне как раз нужно туда в магазин, еще через две остановки. В этом районе я хорошо ориентируюсь. Там вполне безопасно.

— Безопасно! — повторил как нечто сверхъестественное тот же мужчина.

— Безопасно! — эхом подхватили другие.

Потом все стали сокрушаться насчет ее беспечности, наперебой описывая злодейства, которые сделались сущей напастью этого района, и малолетних преступников, потерявших всякий страх перед партией: для них горло человеку перерезать — что «здрасьте» сказать. А эта молодая товарищ носит ребенка от Старшего Брата! Безопасно, как же! На улицах она ориентируется! Кто на этих улицах лучше ориентируется, хотелось бы знать?!

Джулия поспешила выйти на той остановке, которую ей порекомендовали, чтобы не приходить к Уиксу в сопровождении малопочетного — хоть «караул» кричи — караула из разгневанных пролов. Как только автобус скрылся из виду, она поспешила открепить нагрудный знак и убрала его в сумку для инструментов.

Шагая к Уиксу, она с досадой отметила, что после краткой автобусной поездки ее затошнило. У нее возникало какое-то особое чувство оттого, что младенец уже причиняет беспокойство, уже превратился в личность, которая отвоевывает себе место и досаждает. Она давно решила, что носит мальчика (от Старшего Брата как-никак), и тот уже неведомо откуда заполучил имя Джон. Этим именем звали двух отважных летчиков, расквартированных у миссис Марси: «два Джона» постоянно бренчали на гитаре, хотя ни один толком не умел перебирать струны, и дрессировали котят, чтобы носить их на плече. Увешанный котятами, один Джон, бывало, расхаживал по двору и фальшиво горланил старинную песню времен испанской войны, а другой не менее фальшиво ему аккомпанировал. А уж как были хороши собой: темноволосые, плечистые, гордые, как знамя, юные, как нераскрывшийся бутон. Они, как наваждение, обитали у Джулии в мечтах, когда там еще не было особой грязи, когда каждый из двоих виделся ей наполовину возлюбленным, наполовину отцом. А что, подходящее имя: Джон. Один Джон выжил — потерял ногу и был демобилизован по инвалидности, так что имя вдобавок приносило удачу.

Ee захлестнула любовь, да так, что она даже споткнулась. Она вынашивала ребенка для внутренней партии — достаточно ценного, чтобы ему гарантировали безопасность. И в то же время — ее будто осенило, — пока он живет у нее внутри, она тоже в безопасности. Более того, с нее, возможно, даже снимут обязанность посещать комнатенку над «Уиксом». Мыслимо ли возлагать на Матерей Великого Будущего такую нагрузку?

На какой-то миг ей захотелось отправиться прямиком к О’Брайену и поделиться своей новостью именно с ним. Она могла бы объяснить происшедшее и услышать его мнение, которое наверняка сведется к следующему: рядом с ребенком Старшего Брата не должно быть места злодеяниям и злословию. От этих мыслей ее охватило страстное желание вновь увидеть О’Брайенову квартиру, лампу с зеленым абажуром, пейзаж с гнедой лошадкой под дубом. И заручиться вниманием О’Брайена, поговорить, в конце концов, хоть с кем-то из облеченных властью…

Очнувшись от этих грез, она поняла, что по старой привычке забрела на рынок, в который упиралась улица, где проживала миссис Мелтон. Рынок, впрочем, изменился почти до неузнаваемости. Если в прошлый раз он был скуден, то теперь даже мало походил на рынок. Прилавки государственной торговли исчезли, равно как и закройщицы и швеи с их многоцветьем катушек. На смену им пришла горстка старьевщиков, расстеливших на земле одеяла, чтобы выложить на них всякий хлам: ножницы, поношенную одежку, деформированные сковороды, груды картона. Хуже того, пару сдвинутых вместе обшарпанных столов украшала растяжка с надписью «свинина мелкая», а над ней было подвешено несколько десятков продолговатых тушек, в которых безошибочно распознавались жареные крысы. Не сразу бросалось в глаза, но тоже тревожило отсутствие патрулей. Обычно на рынке дежурили два-три наряда, которые охраняли государственные лотки и вымогали взятки у торговцев-нелегалов. Теперь их отсутствие ощущалось как некое присутствие. Джулия опомнилась и содрогнулась: ведь она только что брела в забытьи по этим изменившимся закоулкам.