Том 7. Натаска Ромки. Глаза земли - Михаил Пришвин

Все великое пугает меня своим требованием: «Я-то, мол, велико, а кто ты такой пришел сюда смотреть на меня?» Взять, к примеру, Ниагарский водопад, я пришел к нему и увидел. Проходит немного времени обычного удивления, и водопад непременно задает тот вопрос, даже водопад! И вот если бы я был художником, то непременно принялся картину писать. А водопад все глядел бы, глядел на меня и только не говорил: «Вот так гусь!»

И ведь хорошо еще, что я взял в пример великого водопад, а если бы это был Лев Толстой и глядел бы на меня маленьким пронзительным глазом под огромными бровями? Не понимаю, как это к нему ездили! Я жил недалеко от него и не мог решиться. Я приехал только уж после, на могилу.

Ах, вот почему я так боюсь приближаться к великому: боюсь собой обеспокоить его. А на могиле я ему не мешал, напротив! я чувствовал себя даже не лишним и слез своих не сдерживал, не таил, не стирал…

Скорее всего надо очень много пожить, чтобы ласково мыслить на людях: у хороших стариков это изредка встречается. Но молодой мыслит резко и на людях с этим таится.

Оттого кажется со стороны, что такой молодой человек несет в себе что-то очень тяжелое, непосильное, может быть, и ему некогда заниматься пустяками.

Краски поступков

Поступки людей сами по себе, как факты действия, различаются между собой, пожалуй, только температурой, как горячие, холодные и теплые, а красок у них нет никаких.

Окраски поступков привносятся нам со стороны или детьми, или художниками. (Как объяснить, например, что для меня четверг, день недели, и червонный король, карта колоды, окрашены в апрельские цвета неодетой весны?)

Вспомнишь свое состояние, когда мальчик попал под машину. Возились мы по этому делу до вечера, гоняла меня милиция в ту и другую сторону, и я сам водил машину и все делал с большой точностью. И в то же время я был как убитый. В этом состоянии все мои поступки не были окрашены своими чувствами, поступки мои от этого были без всяких красок и в то же время были гораздо более точны, чем обычно.

В таком состоянии у Данте находятся его герои в аду: в полном точном сознании, а главного нет.

Чистильщики сапог

Всякий художник, когда делает свою картину, то, конечно, сколько-то мыслит и о себе. Вот эта мнительность о себе при бездарности творит катастрофу в душе художника, когда картина выставляется на суд общества. Такая беда случилась с N. Общество его высмеяло, а он наперекор общественному мнению выпросил себе у начальства для поддержки своего авторитета лауреата, и ему дали это, хотя и третьей степени.

Такими маленькими деспотами в искусстве теперь хоть пруд пруди. Я бы их всех сделал чистильщиками обуви на улицах. Вот бы тут они распоряжались нашими ногами, и нам от этого была бы только польза, и им вечное удовольствие, потому что нет больших деспотов, как чистильщики обуви.

Вот эта мысль о борьбе художника с самомнением как борьбе, образующей поведение художника, открывающей тайны его природы, и есть одна из самых существенных в моей работе «искусство как поведение».

На обрывке газеты

На обрывке газеты прочитал крупными буквами напечатанное заглавие юбилейной статьи о Горьком: «Жрец морали». Какое безвкусие и какой удар по костям покойника! А между тем всех известных людей приглашают радоваться благодарности потомства.

Старая модель

Эта редакторша похожа на сохранившуюся какую-то модель станка Гутенберга. Она мыслит образами напечатанных книг.

Общий ум

Когда человек берет власть, то вокруг все наперебой стремятся его чему-нибудь научить, обратить на что-то свое внимание, и от этого чужого ума он быстро усиливается, становится как бы другим человеком, сильным, могучим.

Так точно и в искусстве, когда художник бывает признан и ему открываются всякие возможности.

Каждому предмету, вещи, факту, поступающим в мою сферу внимания (откуда внимание? не в управлении ли вниманием, извлекающим факт, таится поведение художника?), я даю образование, то есть ввожу его в систему единства моих образов. Не отсюда ли, из единства, вытекает внимание, а единство – из гармонии, присущей душе человека? И поведение, может быть, заключается в охране, попечении и вообще в материнстве гармонии.

Релятивизм

Нам досталось от скептического века и, наверно, от французов особое состояние некоей условной веры, вроде того, что, с одной стороны, оно так, а с другой, если обойти факт и на него поглядеть сзади, то будет совсем все по-другому. Самое же главное в этом, что самому можно жить надвое: с одной стороны будет так, а если не выйдет здесь – можно перейти на другую сторону, и там наградят за то, что не так на другой стороне.

Совесть

По себе я знаю совесть как особое, шестое, скажем, чувство, и назовем его чувством мысли.

Сама мысль, ощущаемая в этом чувстве, не может быть выражена из-за препятствий самой жизни: мысль находится за этими барьерами, как у животных: чутье указывает место пребывания дичи, а видеть ее невозможно.

Человек приближается к мысли этой двумя путями: коротким, путем катастрофы, или путем деятельного долголетия. А пока не пришло к человеку катастрофы, или же он еще просто не дожил и малоопытен, он постигает истину особым чувством мысли, называемым совестью.

самолюбие

Творчество от родов тем отличается, что будто бы оно легче. Это неправда, часто муки творчества бывают невыносимее мук рождения. И еще кажется, творчество легче тем, что у роженицы вместе с новорожденным является забота о нем, а художник кончил вещь – и все тут.

Увы! это неправда, у роженицы рождается забота, а у художника самолюбие, и кто знает, что лучше. Заботам люди сочувствуют, и в заботах весь человек на виду, а самолюбие надо скрывать, и оттого заботы лишь точат, а скрываемое самолюбие человека грызет.

Сюжетик «самолюбие»: 1) Сравнение с родами: у женщин от родов забота, у художника – самолюбие. 2) Человек не в силах молчать и выносит сор из избы: «у него нет самолюбия».

Вообще, конечно, эта дрянь – самолюбие – была в моей природе и теперь висит, как раненая рука, и я привыкаю с ней жить и работать. Руку я взял в пример от лесника Доронина, у которого она висит и ужасно мешает.

Лесник на вопрос, почему у него рука висит на ниточке и он ее не ампутирует, ответил:

– От самолюбия. – И рассказал, что пальцы его висячей руки шевелятся.

– На что же тебе эти пальцы, если рука висит?

– А папироску свернуть.

– При чем же тут самолюбие?

– А как же: всю руку держу, только чтоб покурить. Какая же тут польза? Одно самолюбие.

Так и мне как-то боязно решиться ампутировать мой раненый орган самолюбия, мне кажется, что без него я лишусь самой способности крутить папиросу необходимого литературного тщеславия и буду просто добродетельным человеком.

Издателю

Чем лучше вы будете издавать плохую книгу, тем она будет противней.

Чувство утраты

Человек, в детстве наслаждавшийся ароматом ландышей, и потом, когда потеряет обоняние в старости, не лишается желания поднести ландыш к носу. Мало того! он может при этом наслаждаться воображаемым ароматом.

Поэзия сложнее аромата цветка, но и она близка к способности человека возмещать утраченное.

Чувство мысли

Мысль, когда-то рожденная в огненной битве человеческих чувств, заключена в отвлеченную от всяких чувств и обращенную в закон формулу. Это произошло не вчера, даже не сегодня, а сейчас. Еще никто, кроме создателя формулы, не может понять ее и ею воспользоваться.

Но чувства, из которых вышла эта формула, чувства мысли, ныне заключенной в формулу, известны, распределены во множестве людей, и даже очеловеченная собака явно чувствует величие этой мысли.

От чужой мысли всегда веет холодом, и она оттого похожа на планету, когда-то горевшую, а теперь холодную и освещенную чужим светом.

Но есть в мире мысль, еще никем не высказанная, как планета, на которой органическая жизнь еще впереди. Это мысль, еще не открытая людьми, но мы ее чувствуем.

Мне кажется, если не ошибаюсь, наше искусство истинное и есть посильное выражение этого чувства мысли в своем чаянии, в своем стремлении к будущему. Думаю, и социализм в существе своем есть то же самое чувство мысли о правде.

Вопрос

Дикие животные – это богатство и радость в лесу, а домашние терпимы только в небольшом числе, а в парке и совсем нетерпимы.

Впрочем, это понятно, только совсем непонятно, почему дикие животные – олени, лани, дикие козы – радуют даже п в парке.

В лесной тесноте

Все развертывается, и все во мне этому отвечает… И вдруг понял себя, как высокое дерево в лесной тесноте. Тесно мне, душно, тело мое пробито суками соседних деревьев, и только вершина моя зеленая пробилась наверх. А между тем на опушке, там далеко, стоят деревья на счастливом свету, и лес там бросает свои семена и движется по земле, как народ…