Идеальная жизнь - Джоди Пиколт

— Прекрасно выглядишь, — сказал он, подводя меня к зеркалу.

Я уставилась на свои босые ноги, на судорожно сжатые руки, потом посмотрела Алексу в глаза, которые до сих пор были как у раненого животного. Платье полностью скрывало синяки на моем теле.

— Да, — согласилась я. — Красиво.

Мы прибыли на премьеру в череде еще двадцати машин с личными водителями и теперь ожидали, пока доберемся до места, где все выходят из автомобилей. Поклонники и папарацци выстроились плотным коридором у дверей кинотеатра, а несколько репортеров даже вылезли на бордюр, чтобы их камеры могли зафиксировать момент, когда знаменитости выходят из машин.

Ничего нового, мы с Алексом за минувший год побывали на многих премьерах. Он первым вышел из машины — высокий, потрясающе красивый, в накрахмаленной белой рубашке с галстуком. Помахал толпе. На солнце блеснуло обручальное кольцо, и яркий луч на мгновение ослепил меня. Потом он помог мне выйти из машины и повел, придерживая за талию и положив руку чуть ниже на бедро, чтобы не причинять боль.

Обычная практика — на пару секунд остановиться, словно правящие король и королева, чтобы собравшиеся смогли сфотографировать, поприветствовать и хорошенько рассмотреть знаменитостей. Рядом со мной девушка, телевизионный репортер, перекрывая шум толпы, произнесла имя Алекса.

— А вот и Алекс Риверс со своей женой Кассандрой! Поговаривают, что новый фильм Алекса Риверса «Антоний и Клеопатра» в плачевном состоянии! — кричала она. — Но, видимо, его поклонники не сомневаются: какие бы трудности ни возникали при создании картины, Алекс найдет способ их преодолеть! — Она бросила многозначительный взгляд через плечо, чтобы оператор не забыл снять и ее крупным планом. — Похоже, все, чего ни коснется Алекс Риверс, — продолжала она, — превращается в золото!

Алекс повел меня дальше, нежно придерживая за талию. Я в последний раз взглянула на журналистку, а потом откинула голову и засмеялась.

Глава 17

Я услышала приближающиеся шаги по лестнице, окончательно проснулась и вскочила с кровати. Сердце подпрыгнуло куда-то к горлу. Я поправила одеяло, чтобы Алекс не догадался, что я прилегла отдохнуть.

Стоял апрель, в университете я взяла творческий отпуск, но Алекс не любил, когда я бездельничаю. Он неоднократно говорил мне об этом и иногда в шутку, иногда всерьез велел, чтобы я нашла себе занятие: перемыла и без того чистые хрустальные люстры, позанималась аэробикой, которую я терпеть не могу, поменяла интерьер квартиры, которая, если уж на то пошло, изначально была обставлена прекрасной мебелью.

Минувший год выдался изматывающим: в университете нужно было получать звание профессора и как-то совмещать это с чтением в разных уголках страны лекций о руке, которая в настоящее время была выставлена в Лондонском музее.

Этот месяц я надеялась просто отдохнуть. Но Алекса мне расстраивать не хотелось.

Я встала и поправила волосы, убедившись, что, пока я спала, прическа не растрепалась. Сердце учащенно колотилось. Я отсчитала несколько секунд, ожидая, что Алекс вот-вот распахнет дверь, и принялась лихорадочно оглядываться по сторонам: что бы такое взять, чтобы создалось впечатление, что я работаю? Я схватила блокнот и карандаш, подсела к секретеру и нарисовала первое, что пришло в голову: набросок древа эволюции человека.

Прошла минута, вторая. Я откинулась на спинку кресла, потом заставила себя пересечь комнату и открыть дверь. Щеки мои пылали, когда я поворачивала дверную ручку. Я едва заметно дрожала, не зная, что меня ожидает по ту сторону двери.

На горячем ветру трепетали занавески — миссис Альварес, отправляясь на рынок, открыла окна. В доме стояла мертвая тишина. Это означало, что экономка еще не вернулась.

Я спустилась по лестнице, открыла входную дверь, выглянула на улицу. Окликнула: «Есть здесь кто?» — и подождала ответа. Потом заглянула в ванные комнаты, в кабинет, на веранду и наконец поняла, что нервничаю понапрасну. Шаги мне послышались. Алекс домой еще не возвращался.

Знаешь, полгода после первого срыва Алекс был идеальным мужем. Он никогда не забывал поинтересоваться моими делами на работе; на землях усадьбы он в качестве подарка на день рождения построил мне лабораторию; он нанял художника, чтобы тот написал мой портрет, и повесил его в своем кабинете напротив письменного стола — так, по его словам, он всегда сможет приглядывать за мной. Когда я читала лекции о найденной руке, он ходил на них и хлопал громче других; на несколько месяцев он даже нанял абсолютно ненужного секретаря, чтобы законспектировать цикл моих лекций, а потом из разрозненных листочков собрать подобие альбома. По ночам он прикасался ко мне, как к божеству, и крепко сжимал меня в объятиях, как будто до сих пор думал, что я могу исчезнуть.

Если хочешь, этот случай сблизил нас. Знаю, ты не поймешь, а лучше я объяснить не могу: я настолько сильно любила Алекса, что мне было легче стерпеть от него любую боль, чем видеть, как он казнится. Физические страдания ничто в сравнении с выражением глаз Алекса, когда он испытывал разочарование в себе.

Я не боялась Алекса, потому что понимала его. Я старалась, чтобы в нашей жизни все было в порядке, как будто это могло дать ему опору. Иногда это становилось причиной для взрыва. Когда я передвинула стопку сценариев, чтобы стереть пыль со стола, Алекс кричал на меня почти час.

Но и пальцем не трогал, даже в приступе гнева. Пока.

Он снимался в фильме «Недостаточно оснований» — картине, о которой я не знала ничего, потому что не было времени читать сценарий, — когда это произошло во второй раз. Мы жили в квартире, потому что там переклеивали обои, и было проще переночевать здесь, чем приезжать каждое утро из Бель-Эйр. Алекс вернулся домой к ужину. Миссис Альварес уже накрыла на стол и отправилась на выходные к сыну.

Я стояла у обеденного стола, когда услышала, как подъехал автомобиль. Я протянула руку к прибору Алекса и переложила нож, вилку и ложку так, чтобы они находились на одном уровне, — последние приготовления.

— Привет, — поздоровался Алекс, подходя сзади и обнимая меня за талию.

От него пахло холодным кремом, которым снимают грим в конце съемочного дня. Он до сих пор был в темных очках.

— Что у нас на ужин?

Я обернулась у него в объятиях.

— А что бы ты хотел?

Алекс улыбнулся.

— Зачем спрашиваешь? — Он начал медленно расстегивать на мне рубашку. — Разве ты не завелась?

— Нет, — засмеялась я, — я есть хочу. — И приподняла крышку с сервировочного блюда, дразня Алекса запахом вареного стручкового гороха и курицы гунбао. — Может, пойдешь переоденешься?

Алекс стал спускаться по лестнице к спальне, а я ложкой начала раскладывать рис с цыпленком и овощами по тарелкам. Я терпеливо сидела, разложив салфетку на коленях, пока не вернулся Алекс, на этот раз в шортах и бледно-голубой футболке под цвет глаз.

— Ты не видела моих кроссовок, pichouette? — поинтересовался он.

Я нахмурила лоб, пытаясь вспомнить. Сегодня днем я их где-то встречала среди кистей, ведер и рулонов обоев.

— Ой! — воскликнула я. — Они стоят на крыльце.

На самом деле крыльцо представляло собой скорее веранду, с которой можно было выйти прямо на пляж. Мы держали там цветы и очень уродливую индийскую статую из табачной лавки, которую Алекс не помнит, как покупал.

Алекс вышел на крыльцо, увидел кроссовки и сунул в них ноги.

И тут же снял, чертыхаясь по-французски на чем свет стоит. Потом поднес одну к носу. Лицо его перекосилось, и он изо всех сил швырнул кроссовку в гостиную. Она попала в новые белые шелковые обои, оставив на них грязный след.

Алекс не спеша закрыл двери, потом обошел квартиру, прикрывая окна, которые я распахнула, чтобы впустить свежий океанский бриз. Отрезав нас от внешнего мира, он наконец заговорил:

— Чей-то чертов кот нассал в мои кроссовки. Я хочу знать, что они вообще делали на веранде.

Я аккуратно положила вилку на край тарелки, чтобы не издать ни звука.

— Ты сам их там оставил? — предположила я.

— Ты целый день просидела дома! — закричал Алекс. — Тебе не пришло в голову, что нужно занести их в квартиру?

Я не понимала, в чем проблема. Я знала, что у Алекса в шкафу есть вторая пара старых кроссовок. И кроме них, в доме было еще, по крайней мере, три пары. Не зная, что именно он хочет услышать, я опустила глаза в тарелку, на остывшего цыпленка.

Алекс схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — велел он.

Потом рванул меня за плечи и отшвырнул в сторону. Я оказалась на полу, стул упал на меня сверху.

Я закрыла глаза и скорчилась от боли, ожидая продолжения, но вместо этого услышала, как во входной двери поворачивается ключ.