Ведун - Василий Сахаров

Со скрипом открылись ворота, и мы вошли в замок. Рядом с караулкой лежали вязанки факелов, и некоторые витязи на бегу хватали их, поджигали в жаровне, подле которой грелись ныне покойные охранники, и бежали дальше. Кто-то устремлялся к деревянной казарме слева от ворот. Кто-то в конюшне, где на сеновалах и в подсобках отдыхали слуги, которые могли бы придти на помощь своим хозяевам. Ну, а основная часть нашего отряда атаковала главный донжон.

— Да-да-хх!!! — от мощных ударов незапертая дверь широкой каменной башни влетела внутрь и началась наша атака, которая, как ни странно, сразу же застопорилась.

Как оказалось, проход внутрь был достаточно узкий, и в нем несли дежурство молодые оруженосцы рыцарей и несколько королевских охранников. Это не простолюдины, которых опытный воин всегда перережет как баранов, а настоящие воины, и хотя половина из них спала на лавках, сопротивление они оказать смогли.

Саму битву за проход в донжон я не видел, поскольку находился позади атакующей волны. Однако если судить по звукам, которые всполошили всех обитателей замка, витязи сломили сопротивление заслона с немалым трудом. Пару минут я топтался у входа и думал над тем, что, наверное, зря сюда приехал, ибо храмовникам Вадим Сокол только обуза. Но вот охрана из королевских гвардейцев была уничтожена. Мы ворвались в донжон и оказались в просторном зале. Из внутренних помещений нам навстречу бежали вооруженные гости и охранники местного хозяина барона Фредерика Валле. Все они, так или иначе, являлись воинами, поэтому были готовы сражаться до конца и сами кинулись в драку, и в этот миг боевой задор закованных в броню варягов столкнулся с яростью полуголых шведов.

Зал наполнился шумом, посвистом и звоном клинков, проклятьями и боевыми выкриками. По свежевымытому и еще сырому деревянному полу потекли струйки крови, и кто-то из умирающих свеонов зацепил висящий на стене масляный светильник. Грохот ударов. Разлившееся масло. Взвившееся к потолку пламя, которое потушили телом погибшего. Тошнотворный запах паленой кожи и волос, и искаженные ужасными гримасами бородатые лица королевских защитников. Именно таким было начало этого боя. Кровавый хаос и дикие эмоции людей. Невероятная смесь из злобы, ярости, праведного гнева, застарелой ненависти, презрения, страха и боли. Плюс к этому шум, который бил по барабанным перепонкам настолько сильно, что мне хотелось заткнуть уши руками.

Впрочем, так было только первую минуту, а потом я вступил в бой, и мне уже было не до анализа всего происходящего. Поскольку из прикомандированного к храмовникам малоопытного ведуна я превратился в простого мечника первой линии, который должен убивать, а иначе прикончат его. Все просто и предельно понятно.

Вслед за первым десятком витязей я бросился вперед. Левое плечо на врага, и мой щит принимает на себя вес разогнавшегося полуголого бугая, который весил не меньше сто двадцати килограмм. Бум! Удар! В глазах темнеет, и я делаю полшага назад. Мой противник замахивается непомерно широким мощным мечом и делает четкий вертикальный замах. Я готов принять оружие свеона на щит, а затем ударить его из нижней стойки в живот. Но меня опережают. Один из витязей, словно пантера, плавно скользнул по полу, и его клинок, снизу вверх, вонзается в подбородок шведа.

Есть! Первого противника я сдержал, вот только одолел его другой. Но это не беда, ведь война игра командная, и здесь все очки идут в общую копилку, так что обид на витязя, который «украл» у меня победу, нет и быть не может. Поэтому вперед! Шведов много и хватит на всех.

Храмовник передо мной, несмотря на броню, ловко ушел в сторону, освободил пространство, и я зарубился со следующим противником, не абы кем, а как выяснилось позже, с самим королем Сверкером.

Размен базовыми диагональными ударами. Звон стали. Удар бронзовым умбоном щита в тело врага и король отлетает назад. Двигаюсь за ним. Но один из подраненных витязей справа от меня, наваливается на плечо и я, поддерживая храмовника, прикрываю боевого товарища от бойца, который хочет его добить.

Выпад в лицо молодого темноволосого парнишки, и острие Змиулана втыкается ему в глаз. Свеон падает и снова передо мной король, багровое бородатое лицо которого искажено гримасой ненависти, а рот выплевывает грязные оскорбления, которые я, само собой, не понимаю. Да и не нужно мне их понимать, ибо и так все понятно. Порву! Убью! Тебе конец! Выпущу кишки, а задницу на британский флаг порву! Знаем, слышали. Так что пошел бы ты через пошел, вояка. Будем биться.

Пригибаюсь и пропускаю лезвие чужого клинка над головой. Затем резкий подъем. Щит уводит в сторону кинжал в левой руке Сверкера, который был готов продырявить мне ногу, и прикрытой шлемом головой я бью шведа в переносицу. Смазал! В нос не попал, но вскользь задел висок противника и тот, пошатываясь, снова отступил. Его тут же прикрыли два крепыша, одинаковых с лица, с секирами в руках и я, все больше погружаясь в пучину боевого безумия, когда тело дерется само по себе, а разум лишь слегка корректирует его движения, выставил перед собой щит и приготовился продолжить бой.

Однако в этот момент рукоять Змиулана в моей руке заметно нагрелась, а ладонь, на которой был невидимый знак Рарога, слегка дернулась. Машинально, я подумал, что это мне только кажется, но тут же в голове сформировалась мысль:

«Вспомни слова волхва Огнеяра! Враги! Темные! Они рядом! Меч чует их! К бою!»

Была ли эта мысль моей или она пришла откуда-то со стороны, этого я не знал. Однако это было и неважно. Я поверил прозвучавшим в моей голове словам и кинул взгляд влево, туда, где находился сотник Доброга. Он обязательно должен был знать о том, что среди шведов есть враги, которые наделены способностями, лично мной обозначенные как экстрасенсорные, но я опоздал. Темные уже начали действовать, и в глухой тишине, которая совершенно внезапно накрыла зал, где все воины без исключения прекратили смертоубийство, я услышал слова латинской молитвы. Что это за молитва и к чему она призывает, было непонятно, но то, что в словах монахов, читавших ее, имелась Сила, это факт.

Неожиданно, на мои плечи навалилась огромная тяжесть, голова закружилась, а глаза стали слипаться.

«Сейчас упаду, — совершенно отстранено подумал я, в каком-то глупом отупении наблюдая за тем, как витязи Святовида, эти суперпрофессионалы боя, теряют сознание и валятся на пол, — а затем меня прикончат. Хреново это, а значит, надо действовать. И как поступить? Отступить назад и попробовать выскочить на свежий воздух, где не будут звучать в ушах эти латинские слова, или попробовать прикончить того, кто насылает на нас эту мерзость? Конечно же, вариант номер два. Убить вражину! Изничтожить! Растоптать! Сжечь и превратить в ничто! Да, именно так и надо действовать. Но хватит ли у меня на это сил? Должно, ибо я не раб и не потомок обезьяны. Я, как и все мои соплеменники, кто еще не забыл, чья кровь струится в их жилах, наследник богов! И потому способен преодолеть любые трудности и проломиться сквозь любые преграды! Так меня научил Сивер, дай боги ему здоровья и удачи, и так меня научила моя непростая жизнь. Не сдавайся и тогда победа будет за тобой, а не за твоими врагами. Не стой! Двигайся! Убивай!»

Думы в голове были сами по себе, а руки, тем временем, делали свое дело. Правая ладонь подкинула ставший необычайно легким клинок, а затем поймала его и кинула в сторону четверки цистерианцев, которые находились за спинами шведов.

Булатный клинок Змиулана, который по идее должен был воткнуться в молодого монаха в ослепительно белом смешном переднике, у меня на глазах совсем чуть-чуть, самостоятельно изменил направление и вонзился в пожилого монаха рядом с ним.

— Хрясь! — в полной тишине, которая царила в зале, я услышал как украшенная древними ведовскими рунами сталь, проникшая в раскрытый рот человека, вонзилась в кость, а затем произошло нечто странное и необъяснимое. Монахов окружил нестерпимо яркий свет, словно взорвалась световая граната или крохотный ядерный боезаряд, и я, вместе со всеми людьми, кто находился в помещении, упал на колени.

«Вспышка!»

Неожиданно и совершенно не к месту вспомнилась команда из далекого армейского прошлого. Однако эта мысль добавила мне какого-то внутреннего нахальства. И ощущая, как ко мне, а значит, и к другим участникам схватки, возвращаются силы, я поднялся. Смотреть было больно, так как ослепительный свет еще не рассеялся, а в глазах плавали зайчики. Но стоять на месте было нельзя и, прикинув примерное местонахождение своего оружия, сквозь шведов, я двинулся к нему.

Толчок щитом, а затем плечом. Еще один. И еще. Со всех сторон шведские дворяне, от которых исходят далеко не самые приятные запахи. Пот. Грязь. Кровь. Перегар. Запах нечищеных подгнивших зубов, прелых ног, дорогих специй и ароматических смол. Все это смешивается и словно обволакивает меня со всех сторон. Неприятно, но не смертельно. И сделав полтора десятка шагов, я уперся в стену, рядом с которой находились цистерианцы. Тел, которые должны были принадлежать монахам этого католического ордена, под ногами не оказалось, ибо каким-то чудесным образом они испарились или растворились, а вот клинок обнаружился быстро. Змиулан, словно искал меня. Звон. Носок сапога чувствует перед собой продолговатую металлическую полоску с крестообразной рукоятью, и я поднимаю его. Зрение понемногу восстанавливается, необычный свет почти рассеялся и вот, сквозь муть, я уже различаю перед собой спины врагов, которые не собираются сдаваться, а готовы продолжать бой не на жизнь, а на смерть. Ну, что же, это их выбор.