Наш последний эшелон - Роман Сенчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина обиделась:
– Да ну вас! В своем репертуаре.
Вновь нависла неуютная тишина. В бутылке осталось на раз, хорошо еще, что Марина не пьет. Да и вообще – водка что-то не действует…
– Обидели нас, Марина, недавно, – вздохнул Юрка.
– Даже два раза за сегодня! – уточнил Серега.
И Юрка стал развивать мысль:
– Понимаешь, Марина, жизнь – это такой огромный камень, и с какой стороны к нему ни подойдешь, будет правильно – все равно ты подошел к жизни. Только одним людям кажется, что надобно подходить вот отсюда, а другие подходят с другой стороны, и эти первые дергают вторых, заставляют подходить с той, которую они считают правильной. Разве так можно? И какое они имеют право толкать меня в ту сторону, на ту дорогу, по какой ходят сами?..
– Опять демагогия! – устало вздохнула Марина. – А вообще-то я вам давно говорила, что вы – уроды.
– Что такое уродство и что такое есть красота? – спросил Серега. – У Чернышевского, например…
Марина перебивает:
– Ребята, допивайте и собирайтесь. У меня дел еще…
– Ясно. Ну, дербалызнем?
По последней; Юрка с ходу читает стихотворение:
Да – дрянь, ничтожество. Напоминайте мне об этом.
А впрочем, я и сам напоминаю каждый раз.
И мой рассудок так давно погас,
Что и не вспомнить мне облитый светом…
– Давайте, давайте, мальчишки, – торопит Марина, не желая дослушать.
Нет, с ней о многом можно поговорить, она поддержит добрым словом, едой, деньгами даже, но сегодня что-то очень уж неприветлива. И мы спрашиваем: «Что случилось, Марина? Может, мы в силах помочь?» Но она отвечает: «Все нормально. Выпили? Собирайтесь». Ну, «нормально» так «нормально», и мы, сытые, чуть хмельные, уходим. Мало ли что может заботить человека: что-нибудь дочка, мужчина должен прийти, отсутствие денег, аборт нужно делать или пик ежемесячных критических дней… И у нас есть забота – выпить еще.
Глава десятая
Художник Пикулин
– Может, заглянем к Пикулину? – предложил Серега. – Тут пара шагов.
– Точно, точно! Вдруг что…
Андрей Пикулин живет в однокомнатной квартире на восьмом этаже. Ему почти сорок лет, он художник. Иногда у него бывают деньги и он гуляет на всю катушку. Вдруг и сегодня гуляет!
А день-то, день-то перевалил за половину. Солнце медленно катится на запад, становится холодновато. Застывший оплавленный снег на газонах крошится под ногами, воробьи громко чирикают, радуясь последним теплым лучам.
– Дело к вечеру, – сокрушается Юрка, – а мы еще на ногах.
– Сейчас, может, упьемся.
Вот нужная девятина. Лифт исправно поднимает нас, куда приказали. Звоним три раза. Художник дома, он открывает, впускает.
– Утрилла, неужели башли принес?! – Первые его слова, обращенные к Сереге, разрушили надежды на выпивку. – Два дня ничего не ем!
– М-м, прости, Андрей, но… пока…
– Ну, Утрилла!.. – Пикулин всем местным художникам дал имена великих. – Ладно, проходите, кое-что покажу.
Единственная комната завалена скрученными в трубку холстами, сломанными подрамниками, багетом. Двухъярусный стеллаж во всю стену от пола до потолка заставлен картинами. Лишь маленький узкий диванчик и стул – привычные для глаз обывателя предметы. На полу, посредине, рулоны клейкой цветной ленты: Пикулин купил ее с очередной халтуры для вывесок на ларьки, но сделал только одну вывеску, затем увлекся созданием из этой ленты настоящих произведений искусства.
– Вот, сейчас! – Андрей достает со стеллажа большую папку. – Садитесь на диван, ага. Так. Здесь нормально видно? Электричество-то отключили, даже счетчик забрали, собаки. Полгода не плачено.
И одно за другим выставляет под наши взоры свои новые произведения. Сначала идут робкие коллажики из обрезков, затем натюрморт «Осенние ягоды», а вслед за ним – зрелые, глубокие и, главное, оригинальные пейзажи.
– Неплохо вроде бы, да? «Страна Чумия» называется. Навеяна летними походами на Тепсей. Солнце заметно? Жаркое, сумасшедшее тепсейское солнце! А это – «В степь»…
– Ну ты забацал! – восторгаемся мы. – Ну-ка, ну-ка, вот эту задержи! Ну ты даешь, Андрюха! Оттыч видел?
– Нет, не заходил.
– У него же крыша сплавится! Ты что, Андрюха! Ну ты вообще!..
Несколько недель сидит Пикулин в своей квартирке и тратит дорогостоящую ленту, два дня маковой росинки во рту не держал, закончилась даже картошка, зато вот это, что он несколько стыдливо показывает нам, это – я вам скажу!.. И ведь не купят на выставке, просто усмехнутся снисходительно причудам художника и пройдут мимо, но – я вам скажу!.. Не объяснить дежурными фразами и даже до конца, до твердой формулировки, не понять. Увидеть надо, почувствовать…
Глава одиннадцатая
Жена Женя
У Андрюхи посидели недолго. Нам было неловко, что мы в таком состоянии, набитые жареной картошкой с папоротником, как-никак под хмельком, а он голодный, лихорадочный, даже, можно сказать, помешанный… Выразили ему наш восторг и изумление теми восклицаниями, которые на бумаге будут выглядеть непристойно; получили в подарок пейзажик один на всех и отправились дальше.
– Мда-с, господа анархисты, едрена феня! Куда бы теперь податься?
У Юрки тут же нашелся вариант:
– А пошли к моей жене! Хоть и как бы бывшая, да денег дать может.
Я заметил:
– Ты ей должен сто пятьдесят…
– Буду должен сто шестьдесят. Пошли!
Все мы когда-то являлись мужьями и убедились, что это нам не по силам. Человек влюбленный, а тем паче женатый, совершенно несвободен, он загружен, озабочен и не может являться полноценным членом общества. А сколько глупцов, хотящих жениться!.. Поиск объекта для своих половых удовлетворений, бегство от надоевших родителей, некие идеалистические туманы, просто принцип: «Все женятся, надо и мне!» – вот причины многочисленных свадеб. О причинах разводов и говорить не стоит, так как уже в причинах свадеб просматривается неизбежный развод.
Вот, например, какими строками взывал я к розовому миражу Женщины по имени Счастье в свои наивные семнадцать лет:
В глубине полутемного рая
И в мозолях больной земли,
В солнечных лужах мая
Ты мне руки свои протяни.
Я знаю, что я сумасшедший,
Я уверен – все это бред,
Но, может быть, в дебрях сирени
Отыщу я потерянный свет.
За свежим столбом еловым,
За скелетом моего корабля
Ты прячешься в облике новом,
Но я сразу узнаю тебя.
Ты слышишь? в раю или дальше.
Ты видишь? в мутной воде.
Зачем же ты прячешься, Счастье?
Ведь мне…
А вот что писал через шесть лет к своей жене, с которой прожил около года:
Ты ли это, которую звал…
Простите за это «ты ли», но очень мне нравится такое выражение изумления при виде разбитого вдребезги идеала, втоптанных в грязь реальности иллюзий. И поэтому – «ты ли?!» или «я ли?!», «мы ли?!» Черт нас всех раздери!.. Но в данном случае – про нее:
Ты ли это, которую звал?
И тебя ли в толпе узнал?
На коленях стоял и «Люблю!»,
Как безумный, при всех повторял.
Ну и так далее – сплошные разочарования на восемь строф.
Проблема брака, любви и псевдолюбви обширна, спорна и многогранна, и в больных, сжатых сейчас слишком малым количеством алкоголя мозгах она не может развернуться во всей своей диалектической глобальности. Другие, на первый взгляд, достаточно низменные проблемы заполняют разум: где бы взять денег? как бы напиться до стандартного состояния? А брак – что брак?.. Вот что говорил о нем прославленный гений А. С. Пушкин: «Законная е… – род теплой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит, а душу брак холодит». Через пару лет после таких-то слов он нашел себе идеал и вскоре женился, со стихов перешел на прозу, погряз в быте, долгах, ревностях и плохо кончил. Или вот пример с местным, культовым некогда рок-музыкантом Максимом Калитиным, по прозвищу Пепел. Был парень отличный: пил, курил, сочинял и пел нужные песни («Единственный способ оставаться живым» – настоящий гимн живой воде), общался с себе подобными, ненавидел реалии и вдруг влюбился, потом женился. Пить завязал, рок-группу свою распустил, стал злиться, когда Пеплом его называли. Устроился на работу охранником, общаться с людьми перестал. Запел благостные сольные песенки… Короче говоря, деградировал человек. Эх, да ладно!
Женя впустила нас, но лишь для того, чтобы поругаться. Что ж – сидит целыми днями дома одна, и вот судьба послала бывшего мужа и двух его собутыльников. Отличный повод искричать накопившееся раздражение; дело понятное.
– А-а, Света-аев! – зло засмеялась Женя, и голос обещает головомойку. – Ну, заходите, заходите, голуби!
Мы в коридорчике, стоим, сняв головные уборы. Женя маленькая, тоненькая до хрупкости, в больших очках. Очень нервная женщина. Чувствую, Юрка сразу же пожалел, что пришли сюда.
– Принес мои полторы сотни?
– Н-нет, Жень, но на неделе…
– Ты уже закормил неделями этими! Два месяца!.. Картошки нет, сижу голодом, родителям зарплату не платят!..
