Птицы дождя - Кларисса Гоэнаван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могу ли я доверять этому человеку, который уже сказал так много лжи? Он мог просто убить свою жену, прикрывая свои похождения, а потом сделать вид, что она пропала.
– Ваша сестра была чудесной женщиной. Я любил смотреть, как она готовила еду. Она говорила мне, что привыкла готовить для младшего брата. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь встречусь с вами?
Я ощутил острую боль в груди, услышав, как он говорил о моей сестре.
– То, что случилось с Кеико, настоящий кошмар, я совершенно этого не ожидал. Она не заслуживала такой смерти. Я во всем виноват. Я со своими ухаживаниями преследовал ее, и она в конце концов пострадала сильнее всех. Боль, которую я причинил вам и вашей семье… я никогда не смогу ее искупить. Я пронесу этот груз до конца своей жизни.
Поскольку он перестал что-либо скрывать, я растерялся и не знал, что сказать. И в конце концов я спросил его:
– Вы любили мою сестру?
Он вскинул голову и посмотрел на меня.
– Да, любил. Конечно, любил!
– Вот почему у вас нет ни одной фотографии вашей жены, кроме ее рук?
– Нет, это никак не связано с Кеико. Моя жена никогда не любила фотографироваться. В юности она попала в аварию, и у нее на лице остался шрам. Совсем крошечный, над левым глазом, но она ужасно стесняется его. – Он опустил голову. – Простите меня за болтовню – вероятно, это не то, что вы хотели услышать.
– Вы говорите так, словно любите вашу жену, – заметил я.
Он кивнул.
– Я действительно люблю ее.
– Вы пытаетесь убедить меня, что любили сразу двух женщин?
Господин Накадзима помолчал, старательно подбирая слова.
– Если бы вы спросили меня об этом раньше, до того, как я встретился с Кеико, я бы сказал, что это невозможно. Даже теперь мне хочется думать, что чувства, которые я испытывал к Кеико, отличались от моих чувств к жене. Мне было бы проще списать то, что у меня было с вашей сестрой, на временное помрачение рассудка либо признаться, что мой брак был ошибкой. Но я не могу сказать ни то ни другое. Я любил Кеико и люблю до сих пор, да и всегда буду любить. И люблю свою жену. Вы понимаете это, господин Ишида?
– Мое мнение не имеет значения, – ответил я.
– Поначалу я думал, что справлюсь с такой ситуацией и никому не причиню боль, – вздохнул он. – Но теперь, когда я думаю над этим, мне ясно, что Кеико ужасно страдала и обижалась, хоть ничего не говорила.
Он посмотрел на меня, словно ожидая ответа, но я продолжал молчать, не сводя с него глаз.
– Рано или поздно моя жена узнала об этом, – продолжал он. – Для нее это стало страшным ударом. Она всегда была эмоционально хрупкой. Пожалуйста, поймите, ведь она тоже жертва, и виноват во всем только я один. То, что совершила моя жена или, по крайней мере, я предполагаю, что она совершила это, непростительно, но она не чудовище. Она…
– Пожалуйста, перестаньте оправдываться, – перебил я, не желая больше слушать его лепет. – Моя сестра убита, и это делает вашу жену убийцей. В этом вся правда.
Мои слова заставили его замолчать. Не поднимая головы, он барабанил пальцами по краю стола. А я думал о его дочери и ее непредсказуемом поведении – прогулах, воровстве, ночных прогулках. Замечал ли он, что она переживает из-за исчезновения матери? Понимал ли, какой вред он ей нанес?
– Кроме того, что вы уже рассказали, есть что-нибудь еще, что мне нужно знать? – спросил я.
– Господин Ишида, если вы собираетесь сообщить об этом в полицию, боюсь, что ее все равно не найдут. Я говорил некоторым людям, что моя жена вернулась к родителям, но на самом деле она сирота.
– В мои намерения это совершенно не входит, – ответил я. – Если даже полиции удастся разыскать вашу жену и она окажется в тюрьме, это не вернет мне сестру.
А огласка этой любовной связи и беременности, которую Кеико так мучительно скрывала, станет оскорблением ее памяти.
Господин Накадзима по-прежнему не поднимал головы.
– Вы можете добавить что-нибудь еще? – спросил я, вставая.
Он посмотрел на меня.
– Все это время я хотел рассказать вам об этом. С первого раза, когда вы пришли в мой дом… Нет, даже еще раньше. Когда я впервые увидел вас на похоронах Кеико, я хотел подойти и рассказать всю правду. Но вы сидели возле ее гроба с пустым взором, и, зная, как много она для вас значила, я просто не мог…
– Хватит! – закричал я. – Не смейте рассуждать о моих отношениях с сестрой. – Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Вы ничего не знаете о нас.
Он снова опустил голову.
Наступила долгая пауза. Потом я сообщил ему, что ухожу.
– Подождите минутку. – Он тоже встал. – Можно мне извиниться перед вами от лица моей жены?
– Нет. Вы можете извиниться только от своего лица.
Он опустился на колени и отвесил поклон.
– Простите меня. Простите за то, что я сделал, за то, что случилось с Кеико, и за то, что я причинил вашей семье такое горе.
Я стиснул зубы. Я не мог простить этого человека. Даже если он искренне сознавал свою вину, какой теперь прок от этого? Мертвые останутся мертвыми. Больше всего он жалел самого себя и надеялся найти покой. От меня он не дождется прощения.
– Вы не к тому обратились, – заявил я. – Надо было просить прощения у женщин, которых вы обидели, а не у меня. Но если верно то, что вы сказали, то пропали они обе.
Господин Накадзима ничего не ответил и продолжал понуро стоять на коленях. Я вышел из дома, не притронувшись к кофе.
Честно говоря, я ненавидел этого типа. Мне хотелось избить его до полусмерти. Но это лишь опозорит память сестры, а ему покажется искуплением. Я не хотел, чтобы он думал, что может так легко заплатить за свои ошибки. Пусть лучше он захлебывается и тонет в своей вине.
Как бы я ни хотел, чтобы поймали его жену, я не мог заставить себя сообщить о ней в полицию. Инстинктивно мне хотелось защитить Семь Звезд, ведь она не сделала ничего дурного и вдобавок потеряла мать. Если весь город узнает про скандальные действия ее родителей, ее жизнь будет разрушена, а участие во всем господина Накадзимы оттолкнет ее от отца, единственного близкого человека. Я по себе знал, как трудно расти в одиночестве, завтракать в одиночестве за столом, рассчитанным на четверых, ходить без родителей на школьные мероприятия, одному съедать на Новый год традиционное блюдо «осэти рёри». Меньше всего я хотел, чтобы Семь Звезд испытала такое же одиночество.
Еще в глубине души я знал, что пойду на все муки, лишь бы защитить честь моей сестры, даже если потом буду вечно презирать себя.
Я стоял на том месте, где была убита моя сестра.
