Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Это принципиально важно осознать не только для исчерпывающей оценки места и роли Октябрьской революции в российской и мировой истории, но и для понимания феномена самой России, сущности того формационного вызова истории XX столетия и того ответа, который дала на него Россия. Необходимость осознания всего этого предполагает реализацию нестандартной познавательной процедуры - ретропрогностической, исходя из исторической перспективы, с позиций будущих форм социальности. Это попытка понять и оценить прошлое из будущего, с точки зрения того, чем это прошлое станет в будущем, с точки зрения конечных итогов исторического развития этого прошлого.

Именно в этой связи обнаруживается, что если у человечества есть коммунистическая или какая-то иная, но близко к ней стоящая историческая перспектива, то Октябрь 1917-го - Великая социалистическая революция, в конце концов, даже независимо от той непомерно большой человеческой цены, которую пришлось уплатить за нее России. Революция всегда чего-то стоит, а великие - тем более. Но если нет коммунистической перспективы, она утопия, то Октябрь 1917-го - самая грандиозная историческая авантюра в истории человечества, попытка в небывалых масштабах реализовать в истории пусть величайший, но утопический проект строительства нового общества, у которого нет никаких оснований для реальности в истории. Ответ неизбежно будет принимать альтернативный характер, и можно было бы предпочесть альтернативу отрицания за Октябрьской революцией серьезного исторического смысла, особенно с учетом сложившихся исторических реальностей, если бы кто-то сумел доказать, что капитализм и неокапиталистические формы его современной реальности являются вечными, высшими, а потому далее неизменяемыми, предельными формами исторического бытия человечества, чем-то вроде осуществленной мечты человечества о царстве Божьем на Земле.

Напомним, капитализм занимает лишь 0,05% времени от всей истории человечества, а частная собственность в любой своей исторической форме не более 2%. Правда, столь незначительное место в общей истории человечества компенсируется колоссальным богатством исторического содержания и интенсивностью протекания исторических процессов в этих временных рамках и в этих исторических формах. Но это не дает оснований для абсолютизации их места во всемирной истории, которая в принципе не имеет пределов и предельных социальных форм исторического развития, поскольку таковых не обнаруживает общественный прогресс. А он не случайно их не обнаруживает, так как есть принципиально открытый процесс, не имеющий изначально заданных конечных форм социального воплощения. Все они преходящи, ибо в историческом развитии нельзя найти то, что стало бы завершением человека, ни одной формы социальности, в которой он мог бы исчерпать себя как человека. Исключением не станет и капитализм. И это уже подтверждается современными прогностическими поисками будущих форм социальности.

В этой связи из новейших изысканий особого внимания заслуживает концепция "постэкономической общественной формации", которая, по мнению ее автора В.Л. Иноземцева, не является уже в полном смысле экономической и даже социальной. Постэкономическая общественная формация представляет собой историческое состояние, становление которого происходит, начиная с достижения экономической общественной формацией наивысших форм своего развития, характеризующихся "устранением труда как основного вида человеческой деятельности, преодолением базирующегося на стоимостных закономерностях товарного производства и ликвидацией эксплуатации как существенно влияющего на общественную жизнь фактора". Это последняя ступень общественного бытия человека в том смысле, что за ее пределами начинается историческое пространство, в котором человек, по мнению автора, уже выходит за рамки самой социальности, а выходит за ее рамки потому, что выходит за рамки труда и, соответственно, стоимостных отношений.

С позиций современных знаний трудно представить, как можно выйти за рамки социальности, труда и стоимостных отношений. Но позиция автора не лишена логики: выход за пределы труда действительно превращается в выход за пределы как социальности, так и стоимостных отношений, поскольку субстанцией и того и другого как раз и оказывается труд. Устраните труд, и устранится все, что на нем надстраивается, даже сама социальность. Весь вопрос в связи с этим заключается лишь в том, насколько это реально. Будущее парадоксально и даже в большей степени, чем кажется, ибо может стать и становится местом реализации принципиально новых тенденций развития, не просто преодоления наличного бытия, но и возникновения принципиально нового, в том числе и парадоксального с позиций наличной реальности, с тех позиций, с которых не учитывается, что будущее может стать и в итоге становится не просто другой, а именно принципиально иной реальностью. И вместе с тем насколько реально преодоление субстанции труда? Для нас этот вопрос представляет не только общий, но и специальный интерес, так как коммунизм тоже связывается, правда, в другом смысле, но связывается с рудиментализацией товарно-денежных и стоимостных отношений и в этом смысле может быть отождествлен с движением от экономических общественных формаций к постэкономической.

Многое объясняет в этой познавательной ситуации то, как автор понимает сам феномен труда. Есть достаточные основания говорить о повышенной проблематичности интерпретации его только как "сознательной и целесообразной физической и умственной деятельности, являющейся реакцией человека на внешнее окружение и служащей удовлетворению его физиологических и социальных потребностей, отличных от потребностей в совершенствовании собственной личности". Думается, в данном случае неправомерно сведение функций труда только к удовлетворению потребностей, отличных от потребностей в совершенствовании собственной личности, что в итоге и приводит к противопоставлению труда и творчества, к представлениям о них как о независимых сущностях.

При всех тех действительных различиях, отличающих творчество от труда и приводимых автором (целью творчества является не некий материальный объект, а человек, сам активный субъект; материальное благо - это, скорее, побочное следствие, чем цель самого творческого процесса; продукт творческого труда неотчуждаем, ибо приобретенные человеком в процессе творчества новые способности не могут быть отняты у него; мотивы деятельности перестают быть напрямую зависимыми от внешних материальных обстоятельств и приобретают серьезную индивидуальную специфику и т. д.), все-таки эти и другие различия, есть различия между творческими и нетворческими формами самого труда, но никак не между творчеством и трудом.

Феномен творчества, при всех возможных его интерпретациях, не образует самостоятельной сущности, отличной от сущности труда, он есть неотъемлемое свойство самого труда, возникающее и развивающееся на основе его развития как труда. Не может быть творчества самого по себе, оно всегда творчество определенного вида труда. Как ни понимать творчество, оно всегда акциденциально, а не субстанциально по отношению к труду, даже и тогда, когда "это деятельность человека, воспринимающаяся им как порождаемая внутренним стремлением к самореализации и предполагающая данную самореализацию в качестве основной цели; деятельность, не воспроизводимая другими людьми как в своем процессе, так и в своем результате и не сопоставимая в силу этого с деятельностью других людей"10. В любом случае, формой какой бы деятельности ни было творчество, стремлением чего-то или к чему-то, воспроизводимой или не воспроизводимой деятельностью, оно оказывается деятельностью и, следовательно, свойством труда и, главное, остается, прежде всего, процессом порождения нечто нового, ранее не бывшего, процесса, реализуемого только на базе труда, труда как универсальной субстанции всех форм активности человека.

Таким образом, труд не может быть преодолен творчеством, как субстанция своей акциденцией, сущность - явлением, формами своего существования, как молния не может быть преодолена громом, причина следствием. Кроме того, труд не может быть преодолен в принципе, ибо есть не просто реакция человека на внешнее окружение и служащая удовлетворению всего круга его потребностей. Труд есть способ существования человека в мире, универсальный и только человеку присущий способ обмена веществом, энергией и информацией с природой, универсальное средство во взаимодействии человека со всем сущим и при этом такое, которое позволяет человеку жить всем сущим, превращать неисчерпаемый потенциал возможностей всего сущего в свой собственный, в неисчерпаемый потенциал собственной сущности.

Поэтому устранение феномена труда повлечет за собой устранение не просто основного вида деятельности, а самой деятельности, всех форм активности, не просто творчества, но его основы, больше того, самого социума, абсолютно всего, что есть общество и что есть в обществе. Если все вещи в труде, то это значит, что труд есть их основа. Труд бытийно-образующее начало человеческого в человеке. Все, что хочет быть человеческим, становится им посредством труда. Труд - последнее основание бытия человека в мире, оно умирает последним, а вместе с ним и сам человек. Это принципиально неустранимое начало бытия человека в мире.