Замри и прыгни - Наталья Нечаева

Вот оно, оказывается, что… Вот какие дружки его спасли!

Распопов ввалился в подошедший троллейбус, не понимая, чего от него хотят, уставился на пожилую контролершу.

— Платить будете или как? — в очередной раз проговорила она. — Или высаживать?

До Андрея Андреевича, наконец, дошло.

— Сколько?

— Пятнадцать, — поджала губы женщина.

Смотри-ка, как раз на билет оставили, — ухмыльнулся Распопов, доставая из бумажника требуемую сумму. — Добрые!

Контролерша, удовлетворившись, отошла, а мужчина присел у окна и погрузился в раздумья.

Мысли работали быстро и четко. Словно и не выпил вчера немерено коньяка. Словно и не было жуткой, бессонной, практически, ночи на тюремных нарах.

Значит, фирму обчистили. Так. Кто — понятно.

А кто?

Вариантов — два. Или мэрские прихвостни, или депутат постарался. Тот, из здравоохранения, вряд ли. Тому деньги нужны.

Стоп.

Следующая мысль, посетившая Распопова, была еще более просветленной.

Если офис грабанули, то должны были замести следы. Потому что странно. Обычным ворам информационная база не нужна. Значит, воров можно вычислить. А чтобы не вычислили? Так, спалить все к едрене-фене, и дело с концом!

То есть «Озирис» еще и сожгли. Ночью, наверное, пожарные обзвонились ему домой, а он где? Вот именно! И мобильный не случайно отключился. Его там же, в ментовке, и разрядили! Да хоть бы и не разряжали. Телефон-то вместе с бумажником у них в сейфе лежал. Отдельно от хозяина.

Но если фирму сожгли, то…

Андрей Андреевич аж вспотел от новой, ошеломительной и прекрасной мысли.

Если фирму сожгли, то сгорело все! Все! И бухгалтерия. И договоры. Все! И значит, он ничего никому не должен! Ни депутату, ни здравоохранению — никому! Да хрен с ними с компьютерами и приборами! В филиалах «Озириса» все есть. И все будет работать. На него! И зарабатывать. И он выплывет. Еще и как! Крупный бизнесмен, пострадавший, ограбленный, сгоревший. Он восстанет как птица из пепла. Как там ее? Феникс, вот! И все будут говорить о нем с восхищенным придыханием: это Андрей Распопов. Тот самый…

Эти перспективы взволновали Андрея Андреевича чрезвычайно. Он нетерпеливо ерзал на скользком сиденье, торопя едва ползущий троллейбус. Уже показались вполне знакомые перекрестки, промелькнуло в аккуратном переулке помпезно-величавое здание городской администрации, растопырились по ходу движения остриженные почти под ноль тополя, опушенные зеленоватой пенкой проклевывающихся листьев. Сейчас троллейбус минует центральную часть, повернет у старого парка, вывернет на улицу Куйбышева, а там до дома — несколько кварталов, то есть минут двадцать общего хода.

Распопов блаженно прикрыл глаза. Он был доволен собой. Очень.

Еще бы! Разгадать такую головоломку! С лёту! Да еще и придумать, как извлечь из беды выгоду. Каждый ли на это способен? То-то же. Сейчас он приведет себя в порядок, переоденется, выпьет кофе. И не спеша поедет на работу. Впрочем, вначале надо забрать машину со стоянки. А вот и не забрать. Не получится. Денег на штраф нет. Значит, по-любому, сначала надо на работу. Так? Но там-то денег тоже нет! То, что не украли, — сожгли. Значит, занять. У кого? Да у кого угодно! После такой заварушки любой даст. Да еще с благодарностью, что сам Распопов за помощью обратился.

Представились восхищенные глаза финансового директора — Маргоши. Нет, сначала — испуганные, когда она обо всем узнает. А уж потом, после того как он проявит себя несгибаемым, сильным, непотопляемым, — восхищенные.

Женщины любят силу. За исключением некоторых дур. Типа его бывшей супруги. Кстати, и ей не мешало бы про все это узнать. Чтобы локти себе кусала, осознав, какого мужика упустила.

Где она, кстати? Если в городе, то обязательно узнает. Ведь об этом случае и по телевизору покажут, и в газетах напишут. Да и наверняка ведь какие-то знакомые остались? Донесут! Хотя вроде она уехала. Кто-то на работе говорил. Кажется, сразу после развода. Сбежала. Правильно, чего ей тут делать? Разве хоть один нормальный человек ее поступок одобрил бы? Подумаешь, мужа с секретаршей застукала. Так гордись! Что за твоим благоверным молодые девки в очередь стоят. А он — с тобой. Скажите, пожалуйста, какие мы гордые! Ну и гордись!

При мыслях о бывшей жене отчего-то испортилось настроение. Не так чтобы совсем, но стало заметно хуже.

Андрей Андреевич вдруг вспомнил, что договоры, на которые ссылались его вчерашние мучители, готовились ею. И этот, по лекарствам, с главным дерматологом, и депутатский, тройной, который оказался липой… Кстати, и эти долбаные врачи-вредители, Гена-крокодил, как там его, Марухин, и Ирочка Голубева тоже ее, Маргаритины кадры. Катька вроде сказала, что они уволились. Скатертью дорога. И кто-то еще уволился? Кто?

Распопов мучительно вспоминал, что именно говорила по этому поводу Катька. Вспомнил. Курьер принес тринадцать заявлений об уходе. От всех руководителей филиалов и ведущих специалистов.

Они что, с ума посходили? Все сразу? С кем «Озирис» останется? Где он им всем замену найдет? А работать кто будет? Пушкин?

Андрей Андреевич громко скрежетнул зубами. Две молоденькие девчушки, стоящие рядом, опасливо отодвинулись.

— Не бойтесь, не укушу, — рыкнул мужчина, грубо отодвинув их с прохода.

Он не мог больше сидеть в этой колымаге. Не мог ждать, пока эта усатая черепаха довезет его до дома.

— Останови! — требовательно ударил он ладонью по стеклу водительской кабины.

— Мужчина, не хулиганьте! — тут же встряла та самая бабка-контролер. — Сейчас милицию вызову!

Упоминание о милиции заставило Андрея Андреевича задуматься, и руку, занесенную второй раз для удара, он скромно опустил на поручни.

Троллейбус остановился. Распопов, чертыхаясь и грозя кулаком неизвестно кому, выскочил наружу. Напрямую до дома было минут десять ходу. Он сунул сжатые кулаки в карманы и быстро зашагал вперед, то и дело переходя на неровный, нервный бег.

О правый бок билось что-то тяжелое, мешая разогнаться и сбивая шаг. Мужчина, не останавливаясь, ощупал надоедливую ношу, злострастно ощутил под пальцами холодный бок пистолета и выплюнул сквозь сведенные зубы:

— Попалась бы ты мне сейчас, пристрелил бы не задумываясь, как бешеную собаку!

Мысли в голове сформировались вполне ясно и логично: Маргарита. Это она. Ее рук дело. И липовые договоры, и сотрудники. Все — ее кадры! Все! Она набирала. Учила, пестовала. Посылала на повышение квалификации. А его даже ни разу не спросила: брать кого на работу или не брать. Вот сука! Значит, наворотила дел и смылась. А эти, ее соратнички, как только почуяли, что жареным запахло, сразу увольняться? И когда? В самый трудный для фирмы момент?

Как перегретый вулкан, Андрей Андреевич просто исходил злостью. Она рвалась наружу ошметками пузырящейся слюны, которую выталкивали губы, извергающие наружу все известные Распопову матерные слова. Она закладывала уши горячим паром, стекала по спине струйками обжигающей лавы.

Распопов хрустко обломал подвернувшуюся ветку пышного сиреневого куста, пнул перебегавшую тропинку рыжую кошку.

— Ну, Ритка, ну, погоди! Ты у меня еще попляшешь, шлюха драная! — бормотал он себе под нос. — На коленях ползать будешь, следы мои целовать!

Не став дожидаться лифта, потопал к себе, на четвертый этаж, пешком, помогая собственному грузному телу для верности отжиманием сильных рук от лестничных перил. Ввалился в квартиру, отдышался, наглотался, захлебываясь, прямо из чайника кипяченой воды и кинулся к телефону.

Телефон ответил длинными равнодушными гудками. И второй, и третий, и десятый раз. Был бы отключен — другое дело, автоинформатор непременно бы оповестил, а так…

Карелин задумчиво вертел в руках черную пищащую трубку. По правде говоря, он и сам толком не знал, зачем с таким упорством набирал номер Зои. Что он мог ей сказать? Что волнуется за нее? Переживает? С какой стати? Они почти незнакомы. Две встречи. Причем ту, первую, можно и не считать. Хотя именно та пара минут перевернула многое в его жизни. По крайней мере заставила остановиться на всем скаку, оглянуться и понять, что несется он прямиком к собственной гибели.

Но в Зое, нынешней Зое, он никогда бы не узнал ту женщину. Та, по его ощущениям, была лет на двадцать старше. Или он просто не разглядел?

После долгого ночного разговора под окнами ее дома он так и не смог уснуть. Такое, пожалуй, случилось с ним впервые. Уж на что-что, а на бессонницу жаловаться было грех. В любой позе, в любом месте, в любое время суток он приучил себя отключаться, чтобы урвать для отдыха хоть малую толику. При его сумасшедшей жизни это было необходимо. Но сегодня он даже не думал о сне. Проводив Зою до самой квартиры, сел в машину и погнал за город. Мотался по пустынной кольцевой, съезжая на ухабистые отворотки, заруливал в редкие рощицы, открывал окно, вдыхая весеннюю влажную свежесть, несколько раз возвращался к ее дому, вглядываясь в темные окна, словно надеясь, что вот сейчас она появится там, за мертвым стеклом…