Собрание сочинений в 15 томах. Том 10 - Герберт Уэллс

— Вот тебе и решение проблемы, Элли, — сказал он. — Пожалуйста. Всякая девушка, которая не живет у родителей, может жить здесь. И управительница будет за ней присматривать. А если правильно поставить дело, Элли, если поставить его правильно, оно будет приносить два-три процента прибыли, не говоря уж о рекламе для компании.

Мы вполне можем обязать жить здесь всех девушек, которые не живут у родителей. Тогда они не попадут на панель, если только их вообще можно от этого удержать. Думаю, что даже у мисс Бэбс Уилер не хватит наглости устроить против этого стачку.

А потом мы договоримся с какими-нибудь крупными фирмами, мануфактурными и другими магазинами поблизости от каждого общежития, чтобы их служащие поселились в свободных комнатах. Таких найдется сколько угодно.

Конечно, мы должны быть уверены, что девушки всегда ночуют дома. — Он протянул руку и взял план первого этажа общежития в Блумсбери, которое предполагалось построить первым. — Что если, — сказал он, — устроить привратницкую с окошечком, и всякий, кто придет позже одиннадцати, должен будет звонить вот здесь… — Он взял серебряный карандашик и принялся за дело.

Леди Харман, заглядывая через его плечо, глубоко задумалась.

Многое в этом проекте вызвало у нее серьезные опасения; эта управительница, присматривающая за девушками, эта тщательно, подобранная библиотека, звонок, привратницкая, намеки на «дисциплину», которые напоминали ей о протестах Бэбс Уилер. Во всем этом была неумолимая строгость, от которой ей, непонятно почему, становилось холодно. Сама она, в своих смутных мечтах, представляла себе уютные, гостеприимные, недорогие дома, где бездомные женщины, служащие в Лондоне, могли найти свободный и радостный приют, но ее муж, как она потом поняла, вовсе не был уверен, что они придут туда по собственной воле. Он, казалось, все время искал способов принудить их к этому, а принудив, начать притеснять. Иногда в такие вечера он проявлял намерение тщательно разработать «распорядок». Она предвидела, что из-за этого распорядка у них будет много споров. Здесь неизбежно должна была проявиться его узколобость. Ей самой пришлось выдержать борьбу с жестокостью сэра Айзека, и, — быть может, ей недоставало того аристократизма, который в Англии так естественно приобретает большинство преуспевающих людей среднего класса, — она не верила, что то, отчего так страдала и задыхалась она сама, может быть приятно и полезно ее менее богатым сестрам.

Ей пришло в голову испытать проект, ознакомив с ним Сьюзен Бэрнет. Сьюзен обладала удивительной способностью во всем видеть неожиданные стороны. Леди Харман пригласила ее переделать занавеси в кабинете и заговорила о деле как бы вскользь, когда расспрашивала, как поживает семья Бэрнетов.

Сьюзен, видимо, была предубеждена против таких затей.

— Да, — сказала она, выслушав объяснения и просмотрев планы. — Но где же дом?

— Это и есть дом.

— На мой взгляд, это казарма, — заявила Сьюзен. — Разве у дома могут быть стены такого цвета? И ни занавесок, ни пологов над кроватями, ни ширмы, девушке негде даже фотографию или картинку повесить. Как же ей чувствовать себя дома в такой чужой комнате?

— Они смогут вешать фотографии, — сказала леди Харман, мысленно делая себе заметку.

— И потом, конечно, там будет распорядок.

— Нельзя же совсем без распорядка.

— Дома, если только это настоящий дом, не бывает никакого распорядка и, с вашего позволения, штрафов.

— Нет, штрафов не будет, — поспешно сказала леди Харман. — Об этом я позабочусь.

— Но ведь надо же как-то заставить их соблюдать распорядок, раз уж он будет, — сказала Сьюзен. — А когда столько народу и нет отца с матерью и настоящей семьи, то, по-моему, без этого самого распорядка никак не обойтись.

Леди Харман рассказала ей о преимуществах общежитии.

— Я не спорю, это дешево, и для здоровья полезно, и жить веселей, — сказала Сьюзен. — Если не будет слишком больших строгостей, я думаю, многие девушки туда с охотой пойдут, но в лучшем случае это будет заведение, леди Харман. Да, заведение, уж можете мне поверить.

Она держала в руке план фасада общежития в Блумсбери и раздумывала.

— Конечно, что до меня, то я предпочла бы жить с добрыми, работящими христианами где угодно, лишь бы не в таком месте. Ведь главное — быть свободной, знать, что ты сама себе хозяйка. Пускай даже не будет водопровода и придется таскать воду ведрами… Если бы девушкам платили как следует, не было бы никакой нужды в таких домах, ровным счетом никакой. Это все бедность виновата. И потом, если они уйдут туда, многие хозяйки потеряют жильцов. Подумайте, если по всему городу понастроят таких домов, получится та же история, что с мелкими пекарями, бакалейщиками и всеми остальными. Да ведь в Лондоне тысячи людей кое-как сводят концы с концами только потому, что сдают две, а то и три комнаты, иногда с пансионом, и всякому ясно, что им тогда придется снизить цены или потерять жильцов. Для них никто не построит общежития.

— Вы правы, — сказала леди Харман. — О них я не подумала.

— У очень многих людей нет ничего, кроме жалкого скарба да тех денег, что им платят за квартиру, они связаны по рукам и ногам. Взять хоть тетю Ханну, сестру моего отца. Живет в подвале, работает, как проклятая, и мне не раз приходилось давать ей взаймы десять шиллингов, чтобы она могла уплатить за аренду, хотя ей на хлеб не хватает. От таких общежитии ей добра ждать нечего.

Леди Харман бессмысленно смотрела на план.

— Да, пожалуй, — сказала она.

— И потом, если у вас там будет хорошо и весело, многие девушки станут удирать из дому. Такие, как наша Элис, на все готовы, лишь бы иметь немного лишних денег на тряпки, они ни о чем не думают, им бы только болтать, смеяться да гулять. Для Элис лучше жилья и не сыщешь: приходи, когда душе угодно, и уходи, когда хочешь, никто и не спросит. Уж она-то пойдет туда жить, а мама, которая ее вырастила, лишится десяти шиллингов в неделю, что она приносит домой. И таких, как Элис, много. Она совсем не плохая, нет, она хорошая, добрая девушка, надо правду сказать, но она пустая, что ни говори, пустая, ни о чем думать не хочет, кроме удовольствий. И мне иногда кажется, что это ни капельки не лучше, чем быть плохой, какая бы от этого другим ни была польза, я ей так прямо и говорю. Но она, конечно, не знала того, что выпало на мою долю, и поэтому думает иначе…

Вот что сказала Сьюзен.

Разговор с ней смутил леди Харман, и она, вспомнив о мистере Брамли, попросила у него совета, который не заставил себя ждать. Она пригласила его к чаю в такой день, когда сэр Айзек заведомо должен был уехать, показала ему проекты и рассказала о том, как их предполагается осуществить. А потом с очаровательной верой в его знания и способности изложила свои сомнения и страхи. Что он думает об этих общежитиях? И о том, что сказала Сьюзен Бэрнет про разорение квартирных хозяек?

— Я думала, что наша кампания — хорошее дело, — сказала она. — Но можно ли считать ее хорошим делом?

Мистер Брамли долго хмыкал, чувствуя себя обманщиком. Некоторое время он с глубокомысленным видом уклонялся от ответа, а потом вдруг отбросил притворство и признался, что понимает во всем этом не больше ее.

— Но я вижу, что вопрос этот сложный и… и к тому же небезынтересный. Вы мне позволите им заняться? Надеюсь, я смогу кое-что выяснить…

Он ушел, преисполненный горячей решимости.

Джорджина, едва ли не единственная из тех, кому леди Харман призналась в своих сомнениях, отнеслась к делу без всяких опасений.

— Ты думаешь сделать из этих общежитии бог весть что, Элла, — сказала она, — а на деле получится именно то, чего нам не хватало.

— Что же именно? — спросила миссис Собридж, склонившаяся над своим вышиванием.

— Цитадель для суфражистского гарнизона, — сказала Джорджина звенящим голосом, с блеском Великой Одержимости в глазах. — Женский Форт Шаброль.

Несколько месяцев мистер Брамли ни о чем не задумывался, а иногда и вовсе махал на все рукой, твердо придерживаясь решения бескорыстно любить леди Харман. Духовно он был обездолен, лишившись своих старых моральных основ и привычных убеждений, а новые его взгляды были весьма сумбурны. Он усиленно работал над романом, в котором совершенно отходил от прежней традиции книг о Юфимии. Но чем больше он работал, тем яснее понимал, что, если взглянуть всерьез, роман получается пустяковый. Перечитав написанное, он с удивлением обнаружил грубость там, где хотел быть искренним, и риторику там, где замысел требовал страсти. Что с ним такое? Мистер Брамли был тронут, когда леди Харман обратилась к нему, но, не сумев разрешить ее затруднения, понял всю поверхностность своих знаний, которую до тех пор скрывал даже от самого себя под маской насмешливого скептицизма. Он ушел от леди Харман, решившись во что бы то ни стало справиться с проблемой общежитии, и не без удовольствия отложил в сторону перемаранную рукопись своего нового злополучного романа.