Собрание сочинений в 15 томах. Том 10 - Герберт Уэллс

— Но, мистер Брамли, что же станется с квартирными хозяйками? — спросила леди Харман.

Мистер Брамли еще не успел развить свою теорию до конца.

— О хозяйках я не подумал, — сказал он, помолчав.

— Их судьба меня тревожит, — сказала леди Харман.

— Гм… — хмыкнул мистер Брамли, потеряв нить.

— Вы знаете, на днях я ездила в Челси, там есть целые кварталы пансионов, и… боюсь, что я поступила нехорошо, но я сделала вид, будто ищу комнату для знакомой девушки, которая работает в конторе, и я осмотрела… столько комнат. И там такие бедные старухи, грязные, надорванные работой, изможденные, и они так хитрят, лезут вон из кожи, просто ужас, только бы залучить к себе эту несуществующую девушку…

Она испытующе посмотрела на него, и глаза у нее были страдальческие.

— Это уже, пожалуй, дело, так сказать, общественной скорой помощи, — сказал мистер Брамли. — Итак, с вашего разрешения, я продолжаю… К этому мы можем вернуться потом. Кажется, я остановился на общем синтезе…

— Да, — сказала леди Харман. — Значит, общежития займут место этих маленьких отдельных домиков и унылых пансионов? Вот мы с мужем горячо взялись за это новое дело, совсем как он тридцать лет назад взялся за свои филиалы, разорил сотни мелких пекарей, кондитеров и владельцев кафе. Некоторые из них, бедняги… Мне не хочется и думать об этом. В конце концов вышло нехорошо, жестоко. Он устроил эти свои кафе и нанял девушек, которые бастуют и говорят, что их угнетают и притесняют… А теперь мы устраиваем что-то вроде казармы и хотим, чтобы люди там жили…

Не договорив, она только махнула рукой.

— Не спорю, это дело чревато некоторыми опасностями, — сказал мистер Брамли. — Примерно так же, как замена мелких землевладений в Италии латифундиями. Но вместе с тем в нем заложены большие возможности. Такие синтезы уже бывали в различные эпохи, и их история — это история упущенных возможностей… Неужели и нам упустить возможность?

У леди Харман было такое чувство, словно что-то выскользнуло у нее меж пальцев.

— Для меня, — сказала она, — всего на свете важнее, чтобы эти общежития, которые так быстро возникают теперь из моего случайного предложения, сами не превратились в упущенную возможность.

— Вот именно! — подхватил мистер Брамли с видом человека, который снова поймал нить. — К этому я и веду.

Он протянул руку и мгновение шевелил пальцами в теплом воздухе, потом сказал: «Ага», — словно нащупал что-то, а она почтительно ждала, что он скажет дальше.

— Видите ли, — сказал он, — я рассматриваю этот процесс синтеза, эту замену домашних, индивидуальных форм массовыми, коллективными, как неизбежность, да, неизбежность. Такова наша эпоха, и приходится к ней приспосабливаться. Это настолько же не в вашей или в моей власти, как движение солнца по зодиаку. По сути дела, это именно так. И я думаю, что мы должны не вздыхать о гибнущих домиках, о золотом веке, сохе, свиньях и курах, которые жили вместе с людьми, а стараться сделать эту новую жизнь в эпоху синтеза терпимой для многого множества мужчин и женщин, дать им надежду на будущее, добиться подъема и прогресса. Вот в чем заключается роль ваших общежитии, леди Харман, вот в чем их значение. Это передовая роль. Если вам удастся достичь цели — а сэру Айзеку это всегда удается, или, во всяком случае, ничто не бывает ему в убыток, — все бросятся подражать вам и в хорошем и в плохом; борозда, проложенная вами, начнет углубляться… Ну, словом, вы меня понимаете.

— Да, — сказала она. — И это пугает меня еще больше.

— Но зато дает и надежду, — сказал мистер Брамли, осмелившись коснуться ее руки. — А этого вполне достаточно, чтобы вдохновить человека.

— Но я боюсь, — сказала она.

— Вы закладываете основы новой общественной жизни, да, да, я не преувеличиваю. Как странно и в то же время характерно для современных общественных процессов то, что ваш муж, который в личной жизни бессознательно стремится сохранить все свои права и семейные узы, который отчаянно и недальновидно отстаивает свой дом, не переносит книг и разговоров на эту тему, в деловой сфере наносит такой сокрушительный удар старому укладу. Вы сами видите, что это так.

— Да, — сказала леди Харман. — Да. Конечно, он не знает…

Мистер Брамли помолчал.

— Понимаете, — продолжал он, — в худшем случае эта новая жизнь может стать своего рода рабством в казармах; в лучшем случае — чем-то прекрасным. Какой прекрасной она может стать! Вместо тесноты и ругани между членами семьи — новый дом, где живут друзья…

Он снова помолчал, а потом его мысли потекли по иному руслу.

— Занимаясь всем этим, я нашел много любопытных брошюр и статей о положении продавцов. Они очень недовольны так называемой системой служебных квартир. Хозяева заставляют их жить в общих комнатах над магазинами, а едят они обычно в подвалах, при газовом свете; их немилосердно штрафуют и всячески притесняют, заставляют ложиться в половине одиннадцатого, ходить по воскресеньям в церковь — словом, бесконечная мелочная тирания. Продавцы очень возмущаются, но бастовать не могут. Куда им деваться? Их вышвырнут на улицу. Бастовать могут лишь те, которым есть где жить. Поэтому, прежде чем добиваться дальнейших улучшений в своей жизни, эти молодые люди должны иметь кров над головой. Сейчас это практически неосуществимо, потому что они не могут снимать квартиру и жить сколько-нибудь прилично на ту сумму, в которую хозяевам обходится их жилье и стол при магазине. Что ж, здесь для ваших общежитии тоже открывается интересная перспектива. Вы дадите продавцам возможность жить на стороне. Но чем больше вы вмешиваетесь в их дела, регулируете их жизнь, оказываете на них давление и имеете с ними дело, так сказать, оптом, через их хозяев, тем больше вы приближаете новую систему к старой. Любопытное привходящее обстоятельство, не правда ли?

Леди Харман отдала должное этому обстоятельству.

— Но это — только начало. Общежития могут затронуть еще кое-что…

Мистер Брамли собрался с духом и перешел к новой стороне дела.

— Я имею в виду брак, — сказал он. — Это одна из наиболее любопытных и сложных сторон жизни наемного служащего в наше время, а вы знаете, что такие служащие составляют теперь большинство взрослого населения. Понимаете, они не могут вступать в брак. Им приходится делать это все позже и позже; средний брачный возраст неуклонно растет; и пока они одиноки, мы еще представляем себе, как организовать их жизнь: устраиваем клубы, общежития, служебные квартиры и все прочее. Но у нас нет ни малейшего представления, как приспособить природный инстинкт спаривания к новому положению вещей. В конце концов служащий женится; он оттягивает это до последней возможности, но рано или поздно должен жениться, несмотря на то, что наша экономическая система не сулит ничего хорошего его семье, кроме неуверенности и новых тягот. Им поневоле приходится самым жалким, нелепым и бессмысленным образом подражать прежней семейной жизни в те исторические эпохи, которые я назвал бы эпохами плодовитости. Они создают семью, мечтают о собственном особнячке, но вынуждены жить в пансионах, и обычно в далеко не лучших пансионах, потому что хозяйки терпеть не могут их жен, а другие жильцы не выносят детей. Нередко молодые пары бывают бездетны. Понимаете, они культурнее сельских жителей, а культура и плодовитость исключают друг друга.

— Что вы этим хотите сказать? — тихо прервала его леди Харман.

— Во всем мире падает рождаемость. Люди уже не заводят таких больших семей, как раньше.

— Да, — сказала леди Харман. — Теперь я поняла.

— А более преуспевающие или верящие в свое счастье снимают домики в предместьях — эти коробки, из-за которых такие места, как Хендон, превратились в какой-то кошмар, — или же селятся в нелепых, построенных на скорую руку коттеджах, где-нибудь в пригороде, где молодая жена сама справляется со всей домашней работой и делает вид, будто ей это нравится. Наверно, некоторое время им в самом деле кажется, что они счастливы: женщина перестает работать, а мужчина, оказавшись в весьма невыгодном положении, вынужден конкурировать с холостяками. А впереди ничего нового, кроме новых трудностей. Жизнь становится скучной и однообразной. Иногда они подыскивают жильца. Вы не читали «Платный гость» Гиссинга?

— Пожалуй, вы правы, — сказала леди Харман. — Так оно и есть. Но мы закрываем на это глаза.

— Конечно, не нужно думать, что скука — это несчастье, — сказал мистер Брамли. — Я не хочу изображать положение дел печальней, чем оно есть. Но нельзя назвать хорошей, полноценной жизнью это существование в неомальтузианской хибарке в предместье.

— Нео… как вы сказали? — переспросила леди Харман.

— Дело не в названии, — торопливо сказал мистер Брамли. — Удивительно, что, пока вы не заставили меня задуматься обо всем этом, я принимал это как должное, словно иначе и быть не может. А теперь я вижу все иными глазами. Меня поражает эта неразбериха, никчемность и бесцельность. И опять-таки, леди Харман, мне кажется, что здесь перед вами открываются большие возможности. Можно устроить общежития так, чтобы создать там условия для более современной, коллективной и культурной семейной жизни, чем в больших семьях, и я не вижу причины, почему бы не распространить эту коллективную жизнь и на женатых людей. Сейчас в этих маленьких общинах дальше спаривания никто пока не идет: едва поженившись, супруги отправляются искать дом, которого у них никогда не будет. И, рассматривая ваш… ваш комплекс проблем, я все более убеждался, что новые общественные… связи, которые повсеместно заменили старые семейные отношения, могут охватить всю жизнь человека, могут преодолеть многие неудобства и недостатки. Жизнь женщины в маленькой бездетной семье или в семье, где один или двое детей, даже хуже, чем жизнь мужчины.