Автоматная баллада - Андрей Уланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно-ладно…
Сосредоточившись на дуэлянтах, я даже не обратил внимания на то, что меня продолжает удерживать лишь одна из хозяйских рук. И потому, когда что-то тёмное неожиданно перекрыло мне почти весь обзор, едва не выстрелил. Шемяка, правда, тоже хорош — какого, спрашивается, всё ещё держал спуск почти выбранным?
Это была фляга, обычнейшая фляга из скорлупы ореха, который до войны и южнее считался кокосовым. В ней даже вода ещё имелась, буквально пара капель на донышке. Глушитель из этой фляги, конечно, аховый, да и улетит она после первого же выстрела, но ведь нам-то больше и не требуется.
Анна и «гриф» всё ещё стояли друг напротив друга — ножи клановца нарезали из ночной темноты неторопливые восьмёрки, катана же девушки замерла в неподвижности, словно подвешенная кем-то белая лента. Шемяка начал обходить их слева, но «гриф», то ли моментально разгадав, что сулит ему новое украшение моего компенсатора, то ли просто заподозрив неладное, также шагнул в сторону, вновь оказавшись полускрытым девушкой.
— …твою перемать! — прошипел Сергей, и в этот миг Анна бросилась вперёд.
Мне, как говорят люди, грех жаловаться на скорость восприятия — если я и не увидел всё, что хотел бы, то виновна была заслонившая большую часть обзора фляга.
Вначале Анна держала катану высоко над головой — такой удар, как я мгновенно просчитал, мог развалить «грифа» от макушки до паха, но при этом был настолько явным… впрочем, никакой особой роли это не играло. Бой класса чешуйчатый мангуст против слона, когда преимущество одного из противников настолько раздавляюще, что становится уже не суть важным, с какой конкретно части он начнёт жрать соперника.
«Гриф», чуть пригнувшись, вскинул над собой скрещённые клинки, готовясь принять удар. Только вот катана уже не рушилась на него сверху, на манер дровяного колуна — коротко блеснув слева, тонкое лезвие на миг растянулось в сверкающий веер… и на этом бой закончился.
В первый миг даже я решил, что для удачного выпада Анна стояла слишком далеко. Заблуждение длилось недолго. Упав на колено, громила-клановец выронил клинки, схватился за горло — и между пальцами сразу же весело запузырилось чёрным.
Шумно выдохнув, Сергей опустил меня — фляга немедленно свалилась, и я, наконец, смог досматривать финал без помехи.
Вших-х-х! Вших-х! Это была уже чистая, как говорят люди, работа на публику — эффектная прокрутка, картинная стойка… публику из одного человека, потому что «гриф» уже ничего толком не видел…
…как замершая на миг позади него девушка резко взмахнула мечом — и обезглавленное тело мешком повалилось на камни, всё ещё продолжая зажимать укоротившуюся шею обрубками пальцев.
Глава 14
И я мотор врубаю слепо,
И мне луна мигает слева,
Лечу без женщины и хлеба,
Невидим, невесом.
Сегодня смерть приходит с неба —
И мы её несём!
А. ГородницкийШемяка— Похоже, пришли.
Особой уверенности в голосе девушки отнюдь не звучало. Впрочем, по собственно айсмановским расчётам их цель, пресловутая красная отметка на карте, и в самом деле находилась где-то здесь. Ну, плюс-минус лапоть.
— А без «похоже»?
— Я, если ты помнишь, — привычно огрызнулась Анна, — была здесь ровно столько раз, сколько и ты сам!
— Ладно, не рычи. Почему ты считаешь, что мы пришли — так лучше звучит?
— Да, лучше.
— Тогда скажи, пожалуйста, почему ты считаешь, что мы пришли?
— Белое… то есть когда-то белое здание прямо перед нами очень похоже на описание Михаила Дмитриевича.
— Так…
Айсман опустил автомат и, привалившись боком к фонарному столбу, принялся сворачивать первую утреннюю самокрутку.
Больше всего ему сейчас хотелось спать. Наверное, Анна была права, когда после стычки с «грифом» настаивала на том, чтобы идти прямо к цели. Тем более что до цели, как выяснилось, и впрямь рукой подать. Наверное. Только вот второй из его любимых следопытских заповедей было «Не беги!», а нарушать заповеди, да ещё любимые, — вернейший путь на Последнюю Тропу.
В итоге остаток — ага, остаток из трёх четвертей — ночи они провели на Борцах Революции, точнее, на уцелевшей половине чердака одного из когда-то стоявших вдоль неё домов. Причём девчонка, разобидевшись, укатилась под стену и преспокойно задрыхла, предварительно «осчастливив» Шемяку заявлением — я, мол, караулила тебя, пока ты высиживался в сортире, так что теперь понятно, чья очередь…
Караулила она, как же… пять раз, с переворотом.
Под утро, правда, ему посчастливилось урвать примерно час — не сна, так, дремоты одним глазом. Анна всё же, что ни говори, девушка умная. И что, прежде чем идти, какое-то время стоит понаблюдать окрестности выспавшимися глазами — эту необходимость осознать она вполне сумела. Только час — хилая компенсация за бессонные сутки, даже когда он с четвертью.
— Так… — повторил Шемяка. — С этого места давай подробнее. Что за хрен с бугра этот Михаил Дмитриевич? Если он имеет касательство к делу, то почему я о нём услышал только сейчас?
— Михаил Дмитриевич Гришин, — глядя на усталую улыбку Анны, следопыт с невольной завистью подумал: силён был мужик — при одном его имени «специалистка по рубке голов» на глазах добреет.
— Мой бывший учитель математики. И не только математики.
— Неужто саблей махать учил?
— Нет, — Анна, как-то разом потускнев, отрицательно качнула головой. — По кэндо у меня был совсем иной наставник. Михаил Дмитриевич фехтовать не умел… но когда одна… мразь… ногтя его не стоившая… оскорбила его…
Всё случилось будто бы само собой — Айсман даже и не понял толком, как. Просто миг назад он стоял и неторопливо, растягивая паузы между затяжками, добивал свою первую утреннюю, а в следующее мгновение недокуренная самокрутка улетела куда-то вбок, в лианы, а он растерянно пытался обнять уткнувшуюся в его плечо всхлипывающую девчонку.
— Он мог, мог… и наставник Хинато предлагал ему… взять замену… а он пошёл… дурак… ну почему вы, мужчины, все такие дураки-и-и!
— Анна… Ань… ты чего?
— Прости, — Анна отодвинулась от него. Глаза у неё были мокрые, а вот голос, наоборот, сделался ломок и сух, словно засохшая ветка. — Расклеилась… ты не подумай только…
— Ничего я и не думаю, — резко произнёс Айсман. — На болоте ты держалась нормально, «грифа» вчера разделала — я бы так не смог, а что нервы не стальные… так они у всех остальных тоже не шибко бетонные. Я видал, как здоровые лоси, косая сажень в плечах, на землю падали да в три ручья сопли распускали.
— Серьёзно?
— Честное пионерское, — торжественно произнёс Сергей. — Было дело. Мужик, по виду танк на двух ногах, валялся на траве и выл так, что волки от зависти притихли…
«…а про то, что выл парень над телами отца и брата, — мысленно закончил следопыт, — тебе, девочка, знать сейчас вовсе необязательно».
— Ладно уж, поверю.
— Это Михаил Дмитриевич карту нарисовал? Он что, здешний?
— Да. Он работал здесь, на этой метеостанции… ещё до войны. То есть до войны метеостанция была в другом здании, это уже после они сюда… переехали. Сначала четверо… потом он один… жил… пока три года назад его не нашли клановцы.
— И не убили? — хмыкнул Сергей.
— Нет. Но сказали, что если увидят ещё раз — сожгут вместе с домом.
Силён мужик, определённо — по крайней мере, об ультиматуме от клановцев Шемяка слышал впервые. Обычно клановцы себя никакими предупреждениями не утруждали. Да и вообще — в одиночку выжить в скелете… причём так, чтобы никто про тебя не прознал, ведь ни одна из чистивших бывший город групп на него, похоже, не натыкалась. Разве что — Шемяка озадаченно поскрёб затылок — ноги у байки о Сером Горожанине могут расти из этого… Михаила Дмитриевича.
— Слушай… — задумчиво сказал он, — дурацкий такой вопрос… а во что этот Михаил Дмитриевич одеваться любил?
— В одежду, — с недоумением ответила Анна. — Как и все люди. Штаны, рубашка, пиджак, галстук… на уроки он чаще всего синюю «тройку» надевал.
Ну да, сообразил Шемяка, навряд ли человек будет напяливать одну и ту же одёжку на «домашний» урок и прогулку по вымершему городу. Если в первом случае вполне играет костюмчик-тройка, то для скелета, особенно для гуляний по всяким разноцветно помеченным участкам будущей карты, куда более подходит ОЗК. Или какой-нибудь Л-1[17] — отличная вещь, если верить слухам, только на побережье мало кому её хоть разок пощупать довелось.
Могли первые следопыты принять такого «бродуна» за коллективный призрак ядерно-усопших? Вполне… особенно когда, выпустив трясущимися от страха ручонками пару очередей, «убедились» в его бестелесности. С другой стороны, про Серого Горожанина рассказывал Наум-Картошка, а его харей в противогазе на испуг взять было сложновато — и всё равно бывалый старший рейд-групп, повидавший такое, что на иных десятерых бы с лихвой хватило, при воспоминании о той встрече бледнел и заикался.
