Автоматная баллада - Андрей Уланов

В любом случае: прожить столько лет на окраине скелета и при этом не оказаться сожранным здешней или болотной живностью, не подцепить заразы, не хватануть летальной дозы, не попасться на прицел мародёрам… ну и следопытам, чего уж греха таить… Да-а, восхищённо подумал Айсман, даже будь этот мужик наполовину стальным — такое вот количество «не» без особого пригляда тётки Фортуны явно не обошлось. И закономерно, что, выбравшись отсюда, погиб этот Михаил Дмитриевич, если верить Анне, тупо и глупо — именно так оно и бывает. Взять, к примеру, того же Наума — один из первых легендарных следопытов, два раза возвращался единственным из рейд-группы! А уж сколько было случаев, когда смерть его на волосок обходила — считать замаешься. И что в итоге? Этой зимой, на отдыхе, в пьяной кабацкой драке… даже не зарезали — на гвоздь в стене с маху напоролся, и всё.

— Может, я про него кое-что слышал, — ответил Сергей на невысказанный вопрос девушки. — Или не про него.

— Хорошее или плохое?

— Странное.

Анна явно хотела спросить ещё что-то, но Шемяка коротко махнул ладонью — вперёд. Пересказывать следопытские байки он, во-первых, был совершенно не в настроении, а во-вторых, — вне зависимости, был ли Серый Горожанин тем самым… Михаилом Дмитриевичем или нет, поминать его в скелете Айсман не стал бы и за целый нетронутый склад. В приметы вовсе необязательно истово верить — достаточно просто знать, что пренебрежение к ним приводит к очень печальным результатам.

— Ведь это же так просто — если по дороге туда выяснить координаты нескольких уцелевших полос, которые смогут принять на промежуточную тяжёлую машину…

— Положим, транспортник или просто какой-нибудь полудохлый гражданский «Боинг» у них может отыскаться. А топливо?

— Но для своих нужд они должны были как-то решить топливную проблему.

— А если нет?

— А если да? Ты ведь понимаешь, что это будет значить! Куда там Колумбу с его Америкой…

— Ты просто зациклен на этой идее, — устало произнёс Старик.

— Опять, — Швейцарец прищурился. — А кто, кто, по-твоему, это может быть?

— К примеру, немцы…

— Не смешно. Мы уже сто раз говорили об этом — в Германиях, где тактическим ядерным лупили обе стороны, где на пути советских танковых колонн рвали эти твои… атомные мины… там просто не могло остаться ничего живого! Даже в том невероятном случае, если над ней сейчас не гуляют волны Атлантики! Это они! Один из их немецкоязычных кантонов, больше просто некому!

— Ты просто зациклен на этой идее, — повторил Старик.

— «Зациклен» — это не аргумент, — резко возразил Вик. — По крайней мере, не аргумент в нормальной дискуссии. Мы ведь не вопросы теологии обсуждаем, верю не верю здесь не котируется — ты не Станиславский, да и я далеко не Шаляпин.

— Другие аргументы я тебе уже высказал, и не один раз. Да, горы. Да, прямо по ним, скорее всего, никто не бил. Только не спасают горы от радиоактивных облаков, нет ни в Швейцарии, ни вообще на Земле гор такой высоты. А после того, как первый же вознёсшийся по соседству грибочек осядет на ледники слоем активного пепла…

— Там не было ничего значимого по соседству, — возразил Швейцарец. — Я же смотрел карту… весь этот Баден-Вюртемберг уже предгорья, а то и сами горы. Танкам в них не развернуться, основной удар должен был наноситься много севернее.

— Карту он смотрел, — ворчливо повторил Старик. — Линейку к ней ты приложить не догадался? Она же крохотная была, эта Западная Европа, плюнь — на территорию сопредельной державы улетит!

Тайна уже минут пять назад перестала понимать, о чём идёт спор. Это было странно и обидно, ведь говорили на русском, но при этом отдельные фразы упорно не желали складываться во что-нибудь осмысленное.

— Согласен, далеко не Сибирь. Но — и это, опять же, твои собственные слова — в Германиях работало в основном тактическое ЯО, а мощности там были далеко не мегатонные.

— Если сравнивать суммарный эффект, ещё неизвестно, что хуже…

— Качественный эффект, качественный. Применительно к вопросу нас интересует высота гриба, скорость выпадения из облака наиболее горячих частиц…

— Шесть километров для боеприпаса мощностью десять килотонн. И двадцать пять километров для десяти же, но мегатонн. Это, чтоб ты не строил иллюзий, высота поднятия облака, а не его след, и высоты этой Монблану хватит, с его-то неполными пятью. Облака, в котором, напоминаю для забывших азбучные истины, сосредоточена основная часть долгоживущих изотопов. И выпадать они оттуда будут до-олго.

— Много десятимегатоннок было среди тактической мелочи?

— Любое качество, — раздражённо заявил Старик, — можно перешибить количеством. А количество использованных спецбоеприпасов там было…

— Ты их лично считал? — перебил его Швейцарец.

— Да. Я, представь себе, превосходно знал, что именно являла собой оборона натовцев. И знал, сколькими «грибками» нужно её прихлопнуть, чтобы выдержать те темпы наступления, которые «дали» наши фронты. Это, представь себе, моя работа была… до тех пор, пока… мною не законопатили здешнюю дыру. Без сотен, вдумайся, мальчик, сотен тактических ударов мы и до Рейна бы ни-ко-гда не дошли!

— Ты пессимист.

— Я реалист. Я, — с нажимом произнёс Старик, — знаю, что говорю. В отличие от…

— Нет, — мотнул головой Швейцарец. — Ты не знаешь. Потому что есть лишь один действительно значимый способ что-то знать — и для него надо пойти и узнать. Ты же сейчас манипулируешь вопросами веры, пытаясь при этом опереться на обрывки информации неизвестной степени актуальности. К чему далеко ходить — пару минут назад ты сказал, что радиограмму могли дать немцы! Те самые, которых раздолбали в радиоактивный прах!

— Или экипаж какого-нибудь сухогруза, обосновавшийся на свежевсплывшем острове.

— Хочешь сказать, — прищурился Вик, — острова у нас всплывали со дна морского с уже сформировавшейся экосистемой? С травой, деревьями, птичками-хрюшками на лужайках? Или всё это добро вулкан выбрасывал?

— Не передёргивай, — строго произнёс Старик. — И положи вилку, полстола уже исковырял.

— Извини.

— Вообще мне надоел этот спор, — неожиданно сказал Старик. — Бестолковый он, да и бессмысленный к тому же. Девушка вон уже засыпать скоро начнёт, под наше переругивание.

— Нет-нет, что вы, — поспешно возразила Тайна. — Я очень внимательно слушаю.

— Очень внимательно, — улыбнулся Старик, — лучше всего слушать пение птиц во втором ангаре. Там наверху, под крышей, какие-то птахи гнездо свили. Не знаю, как зовутся, но трели выдают настолько красивые — часами слушать можно.

— Мне и в самом деле интересно, — пробормотала девушка. — Я…

— Старик, оставь её, — сказал Швейцарец, заработав при этом полный благодарности взгляд. — В конце концов, этот разговор её касается в той же степени, что и нас.

— Та-ак… — нахмурившись, Старик откинулся на спинку кресла. — А об этом ты не сказал.

— А что? — в тон ему отозвался Швейцарец. — Есть какие-то иные варианты?

— Она может остаться здесь, у меня.

— Старик, — тихо фыркнул Вик. — Если у тебя вдруг прорезалась сентиментальность, заведи себе щенка.

— Я хочу быть рядом с ним, — просто сказала Тайна. — Потому что… нет, вы тоже хороший, даже очень… но только мне нужно быть рядом с ним.

— Вот видишь…

— Вижу, — буркнул Старик.

— А я вижу, что ты, Юпитер, сердишься, — заметил Швейцарец. — Ergo, как говорили старики-римляне…

— Ну вот что… девочка, — развернулся Старик к Тайне, — слева, на комоде, лежит кое-что небольшое и чёрное. Это — подарок. Виктор вчера очень живо рассказывал, как ты ловко управилась с наганом, так что, думаю, эта милая вещица тебе подойдёт. Возьми её… и, пожалуйста, оставь нас на какое-то время наедине.

— Тайна, сиди, где сидишь!

Больше всего девушка предпочла бы сейчас провалиться куда-нибудь. Или хотя бы иметь возможность спрятаться под стол.

— Витя, послушай…

— Она останется здесь! — прорычал Швейцарец. — Во-первых, потому что изучать твой, весьма не похожий на цветы или набор для вышивки, подарок желательно под присмотром. А во-вторых, и я об этом уже говорил, — этот разговор её касается в той же степени, что и нас.

— То, что я собираюсь высказать, касается тебя.

— Говори.

— Может, — нерешительно начала Тайна, — мне и в самом деле будет лучше…

— Тайна — сиди!

Старик пожал плечами.

— Как хочешь, — медленно произнёс он. — Моё дело — предупредить…

— …а моё — не послушать твоё предупреждение.

— Именно так и поступил ты пять лет назад.

— Шесть.

— Да, действительно, уже — шесть. И сегодня опять — всё, как тогда. Тот же слепой фанатизм, ох, извини, боевой задор горит во взоре. Точь-в-точь такое же нежелание вслушаться в любые аргументы, ставящие под сомнение твою очередную идею. История повторяется? Мальчик мой, неужели ты ещё не наелся этих грабель?