Ритуальные услуги - Василий Казаринов

Василек тем временим уже исчезла за дверью, пришлось двинуться следом за ней и, свернув в узком, пропитанном химическими запахами коридоре налево и найти ее стоящей в центре уютной и вполне жилой комнатки, единственным недостатком которой можно -было считать тяжелую, стальную решетку, смутно графящую на равновеликие квадраты заоконный сумрак. В остальном здесь было очень мило, чисто и опрятно: круглый стол под рыжим пластмассовым абажуром, слева по стене — обширная тахта с мягкими валиками, маленький телевизор на тумбочке и огромный, до потолка, стеллаж по правой стене, полки которого были заставлены цилиндрическими предметами, напоминающими гильзы охотничьих патронов.

Осмотревшись, она уселась на тахту, уложила узкие ладони на колени, глянула на меня: не стой в дверях, заходи и будь как дома. Я сел рядом, дожидаясь Саню, пропавшего вместе с кастрюлей где-то в недрах своей пороховой бочки, — а впрочем, скорее всего, вне ее — чтобы разогреть жюльен.

— Саня вообще-то сапер, — я проследил ее удивленный взгляд, медленно скользящий по стеллажу. — Мы вместе когда-то... Хотя это не интересно... Сейчас он в самом деле разводит цветы. Только высаживает их не в землю, а в небо. Он пиротехник, устраивает праздники с фейерверками.

"Как интересно!" — в ее глазах блеснул огонек и так приглушенно мерцал до тех пор, пока Саня не вернулся, а мы, усевшись за стол, не налили в стерильные, идеально отдраенные шкалики водки и выжидательно покосились на кастрюлю.

"Мне совсем чуть-чуть, за компанию", — сказала она губами.

— Ну... — он поднял свою рюмку.

— Саня, давай только не будем вспоминать. Я не хочу об этом помнить. Тем более— пить за это.

— Тогда за что бы... — задумчиво протянул он, глядя на бликующую в жерле рюмки, словно надраенный серебряный полтинник, поверхность водки.

Она тронула меня за локоть и пошевелила губами.

— Она предлагает выпить за твои цветы, — пояснил я.

Некоторое время он молчал, всматриваясь в ее глаза, потом улыбнулся:

— Спасибо. Спасибо, ты хорошая девочка.

Выпили, налили еще по одной, глаз у Сани загорелся, стало ясно, что сейчас он начнет седлать своего конька, и я вздохнул с облегчением, потому что это было лучше, куда лучше, чем в легком подпитии дать разговору скатиться в те сумрачные глубины прошлых дней, из которых нам уже было бы не выбраться.

— Хм, цветы... — сказал он, обваливаясь на стол с тем расчетом, чтобы ей было удобней читать по губам. — В основном я развожу четыре сорта. Во-первых, цветы пламенные.

Она вопросительно округлила рот и повела, глазами туда-сюда.

— Ну, так они по науке называются — пламенные. Дают очень красивый сильный свет. А свет окрашен сильным цветным пламенем. Они служат для освещения живых картин, зданий, декораций. Могут сопровождать всякие там шествия, гулянья и прочие сборища. Они могут расцветать прямо из гильзы — как бенгальские огни, например, фонтаны или форсы. А могут распускаться и на приличной высоте — как ракеты или Римские свечи... Понимаешь?

— Выпьем за Римские свечи, — предложил я. — Мне не вполне ясно, что это такое, но звучит красиво.

Саня глянул на меня с тем выражением, какое стоит в измученном взоре педагога, аудиторию которого ставит в тупик выведение итога из элементарного арифметического действия, и махнул рукой.

— Чего с него взять... — пояснил он свой взгляд Васильку. — Так, далее... Второй сорт называется цветами искристыми. Потому, главным образом, что распускаются они снопами искр, понимаешь?

Она после некоторого колебания кивнула, и Саня в ответ на ее утвердительное движение просто расцвел.

— В этом сорте множество видов. Бриллиантовые иглы. Пчелиные рои. Блуждающие бабочки. Солнце. Огненные колеса, ну и другие.

"А откуда искры?" — стараясь как можно более отчетливей артикулировать, спросила она.

— Искры откуда? — переспросил Саня и покосился на меня, взглядом осведомляясь, верно ли он расшифровал движение ее губ. Я кивнул. — Все дело тут в смеси тонкого пороха с опилками. Угольными. Металлическими. Деревянными. Фарфоровыми... У каждого вида опилок свой рисунок и оттенок. Угольные дают обыкновенные искры. Чугунные — белые снопы искр. Стальные придают красноватый оттенок. Медные — зеленоватый. Ну и так далее. — Он покосился на меня. — За что выпьем?

— За Блуждающих бабочек.

— Хороший выбор, — кивнул Саня, опрокинул рюмку, шумно выдохнул в кулак, тряхнул головой. — Хорошо пошла... Так. Что у нас дальше? А, третий сорт. Шумовые... Они сопровождаются шумом, грохотом, понимаешь? Это, например, Марсов огонь. Или пушечный выстрел. Ну и все такое прочее — шлаги, бураки, шутихи... И наконец, есть у меня в запасе сложные букеты. То есть комбинации из различных цветов. Тут в самом деле нужно искусство флориста. Чтобы получить, например, Китайское или Саксонское солнце. Или хороший швермер. Или сложную Римскую свечу.

— Марсов огонь, — вставил я.

— Что? — тряхнул головой Саня.

— Очень звучное название. Я бы за это выпил. Но боюсь, если мы не начнем закусывать, то это может плохо кончиться.

Жюльен был отличный — душистый, густой, — и так мы, неспешно пиршествуя, слушали Саню, потихоньку проникая в тайные закоулки его экстравагантного ремесла, где нас окутывали запахи дерева и пергаментной бумаги, погруженной в растворы сернокислого аммония или квасцов, клейстера и еще чего-то необходимого Для изготовления навойников; учились также толочь порох в деревянной ступке пестиком — деревянным же, но ни в коем случае не каменным, — с особой опаской относясь к растираниям бертолетовой соли, когда она смешана с серой; понемногу привыкали к работе со специальными волосяными ситами, сквозь которые медленно просеивались наши гремучие, боящиеся встрясок и ударов смеси, — сеянье это требовало большой сноровки, потому что, не дай бог, едкие пылевые облачка от солей бария, меди, свинца, ртути, мышьяка, цинка или сурьмы могли залететь ненароком в дыхательные пути; потом готовили "мякоть", Что в переводе с профессионального жаргона означало специальный порох, смешанный в нужных пропорциях из калийной селитры, угля и серы. И постигали тонкости в изготовлении стопинов, фитилей и зажигательных замазок, и множество еще рутинных мелочей были вынуждены преодолеть, прежде чем к исходу первой бутылки подойти к самому главному: чиркнуть спичкой и поднести ее к хвосту фитиля...

— Ага, как же, — хмыкнул Саня в ответ на мое предположение относительно приведения в действие механизма небесного огня. — Я уже не в том возрасте, чтобы, высунув язык, носиться по рабочей площадке с кресалом и запалять фитили.

"А как же тогда?" — спросила Василек.

— Ну, в принципе сложный комплекс, в котором много чего всякого разного наворочено, запускается электроникой... С пульта. — Он поднялся из-за стола, достал с полки стеллажа узкий черный пенал, напоминающий пульты радиоуправляемых детских машинок, ткнул в одну из кнопок. — Вот так стартуем... А тут регулируются углы наклонов в специальных кронштейнах, куда помещаются заряды.

— Углы наклонов? — переспросил я. — Зачем?

— Ну, это уже мои личные фантазий... Иной раз для создания пущего эффекта это может пригодиться. — Он разлил в наши две рюмки остатки водки и подмигнул мне: — Так что, батарея к бою?

Я выпил уже прилично и потому, откинувшись на валик тахты с незажженной сигаретой в зубах, плавно отчалил в воображении под открытое черное небо, которое совсем недавно нависало над прудами, однако теперь я уже знал примерно, как составлены те огненные букеты, угадывал их сорта и видовые признаки: вот шампанскими брызгами разлетелись бенгальские огни, век их короток, но зато чист и ослепительно ярок, и его на излете сил поддержат бенгальские факелы с их сильным темно-красным пламенем, и той же бенгальской породы, свечи вспыхнут ровным долгим светом, а его потухание в зеркалах черной воды совпадет с ярким безумием магниевого пламени. И покатятся в черный холст неба эффектные Светящиеся ядра, унесутся в высоту, а там разорвутся вдребезги белым огнем, а вслед за ними, словно играя в горелки, устремились Звезды, вынесенные на высоту ракетами, — вспухают они резкими толчками, выделяясь в снопе искр глубоко окрашенным цветным пламенем. А вслед за их увяданием вступят в дело непредсказуемые швермеры, чьи извилистые плутания в небе оставят за собой искрящиеся следы и разорвутся на излете с острым звонким треском, который стронет с места волнообразные накаты Пчелиного роя и вспугнет Блуждающих бабочек, потом беспорядочно захлопают шутихи, шарахнет дробной очередью разрывов Марсов огонь, вулканы Римских свечей изрыгнут разноцветные лавы, завертятся карусели Китайского и Мельничного колес, вспыхнет искрящийся обод Саксонского солнца, от которого оторвется крохотный астероид и, вытянувшись заостренным наконечником шаткого огонька, присядет на сопло зажигалки, поднесенной чьей-то заботливой рукой к кончику моей сигареты.