Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ генерал-лейтенант, вас запрашивает генерал Воливач.
— Здесь Судских.
— Игорь Петрович, я не понимаю вас, — услышал он сухой голос Воливача.
— Я действовал согласно вашему предписанию — быть готовым к неожиданностям — и указанию президента.
— Немедленно дайте отбой. Это приказ.
— Тогда объясните мне, что происходит? В столице путч, на улицах банды, и милиция потворствует бандитам.
— Выполняйте приказ!
Вот она, точка зрения обратного отсчета…
«Есть ли хоть какая-то заминка…»
— Я готов выполнить приказ, но не уверен, что его отдает генерал Воливач, Я говорил с ним утром, получил указания быть готовым к неожиданностям, с тех пор не могу с ним связаться.
— Играете, Игорь Петрович?
Было слышно по выговору слов, каких трудов стоило Во-ливачу сдержаться.
— Это не игры. Это осознанная реальность. Я должен видеть вас лично. Приезжайте в штаб-квартиру УСИ. Ибо мне вовсе не понятно, почему приказы исходят от Гуртового.
— Теперь понятно, почему сомневался Гречаный…
Судских будто не понял.
— Я связывался с ним, связывался с министром обороны, у всех аналогичные предписания президента. При чем тут Гуртовой? — выжимал время Судских. — Да поймите же, я, как и вы, против кровопролития!
Он шел по бритве, но точно так же шли по ней все участники путча. Острая ситуация, нервы на пределе.
Повисла пауза. Судских слышал переговоры дежурных офицеров с подразделениями, складывал мозаику событий. Картина получалась сумбурная: милиция и чернорубашечники оказывают вооруженное сопротивление, жертвы растут, подразделения с потерями занимают позиции. Казаков нет.
— Президент низложен, — произнес наконец Воливач.
— Но я связывался с ним, он в резиденции! — парировал немедленно Судских.
— Это ни о чем не говорит.
— Тогда на чем держится власть? Вдруг появляются чернорубашечники, бесчинствуют; избранный народом президент просит помощи, значит, помощи просит народ, а я получаю приказ снять защиту? Я не верю, что это вы.
Гнетущая тишина. Крутятся барабаны магнитофона. Черный ящик.
Судских сделал еще один шаг по лезвию бритвы:
— Гуртовой для меня не авторитет. Передайте: я жду распоряжений непосредственно от генерала армии Воливача или президента.
Он отключился и немедленно связался с Бехтеренко:
— Как там у вас?
— Да спокойно, Игорь Петрович. Въезды перекрыты, никого, ничего…
— А президент, что с ним?
— Малость почивают, — послышались смешки в голосе Бехтеренко. — Приняли на грудь и просыхают на диване.
«Вот она, сермяжная российская классика! Власть сама по себе, народ сам по себе. Я под расстрел иду за невыполнение приказа, а этот хмырь нажрался и дрыхнет! Дичайшая ситуация!»
— Председатель Совета национальной безопасности, — протянули трубку Судских.
— Игорь Петрович, я готов прибыть к вам и дать необходимые разъяснения. Вы готовы их выслушать?
— Я думаю, это крайне важно. И если вы действительно можете повлиять на ситуацию, требуется прекратить бесчинства в столице, дать возможность командирам моих подразделений разоружить бандитов и остановить налет на базу УСИ — Сорокапятку. Трифа там нет, — перечислил условия Судских.
— Будет так, — ответил Гуртовой. — Вы убедитесь в этом. Я вылетаю к вам…
Судских оглядел офицеров в помещении оперативного пульта. Каждый занимался своим делом, но это были не роботы, они слышали все переговоры своего начальника и также делали выводы. Уверенности у них не было.
«Неужели мне удалось остановить никому не нужную войну?» — размышлял Судских. Верил и не верил.
5 — 28
Несчастный Илья Триф не перенес испытаний и мук раздвоения. Он выбросился из окна своей комнаты на третьем этаже и разбился насмерть о бетонные плиты. Это случилось, когда монитор заменили и наново ввели программу.
— Отложим, Игорь Петрович? — тихо спросил Лаптев. Он тяжело переживал случившееся, в лаборатории устойчиво пахло валерьянкой.
— Я не знаю, что будет завтра, — повесив голову, отвечал Судских. Перед глазами маячил черный полиэтиленовый мешок, в который затянули бедного ниспровергателя Христа. Какой-то рок преследовал их работы, а еще раньше погибли те, кто пытался прикоснуться к тайне. Судских не был мистиком и суеверным, однако понимал всю тяжесть взятого на себя бремени и не мог остановиться: за черной полосой бед должна идти светлая полоса, ее надо сделать очень широкой. — Будем продолжать, Гриша…
Программа вошла в режим, Лаптев вызвал текст вводной:
«Данные сводных карт показывают нарастание величины смещений на планете с учетом спорадических катастроф.
Катаклизм произойдет в критической зоне «А». Катаклизм первой величины».
— Что это? — с тревогой спросил и без того взволнованный Судских. Григорий остановил текст и пояснил:
— Это, Игорь Петрович, ядерная катастрофа, предположительно, на Американском материке. Первая величина говорит о невозможности предотвратить ее.
— Господи, куда мы попали! — закрыл лицо руками Судских.
— Никто не обещал нам дорогу к звездам без терниев, — без особого энтузиазма ответил Лаптев. — Это предстоит пережить. В Библию вписан этот катаклизм. С помощью Трифа я расшифровал текст. Вот как он звучит…
Перекатившись на подвижном кресле к другому компьютеру, Лаптев нашел нужный текст:
«И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над блудницей великою, сидящею на водах многих. С нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле.
И повел меня в духе в пустыню; и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом… И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным…
И сказал мне Ангел: что ты дивишься? Я скажу тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов. Зверь, которого ты видел, был, и нет его, и выйдет из бездны и пойдет в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был и нет его.
Здесь ум, имеющий мудрость. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена… Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями».
Лаптев повернулся от экрана к Судских: какова его реакция?
— Игорь Петрович?
Казалось, Судских спал. Он встрепенулся от голоса Лаптева:
— Я слушаю, слушаю!
— Стран, претендующих на царицу, несколько. Именно в этих странах столицы лежат на семи холмах: Италия, США и Россия. Но дальше по тексту есть важное пояснение: страна эта разбогатела от морской торговли и правила царица из-за моря. Россия удалена от моря, хотя некогда Москву называли портом пяти морей. Италия не шибко обогатилась от морской торговли. В наших предположениях можно учесть и Японию — она-то как раз живет с морского извоза, если столицей будет Осака. Этот город лежит на семи холмах Сенриока. Выходит, США…
— И возможности остановить катастрофу нет. Так я понял? — спросил Судских.
— Пока не видно. Однако вся история развития планеты основана на схлопах, на смещении времени. Едем дальше?
Судских медленно кивнул и уставился в экран.
«Биологические изменения после этого катаклизма приведут к появлению мутантов третьего порядка».
— А это как понимать? — спросил Судских.
— Очень просто: мы — мутанты второго порядка. Значит, предстоит новый потоп, и дедушка Ной перевезет нас в новую жизнь… Похуже, не иначе, заживем, травки мало останется.
— Давай дальше, — не понравились Судских размышления вслух Лаптева.
«При функциональной зависимости смещения катаклизма в зоне «А» номинал планеты способен восстановить функции производной первого поколения».
— Ну и язычок! — покачал головой Судских.
— Прекрасный язык, Игорь Петрович! — обрадовался вдруг Лаптев. — Машину не учат говорить красиво, но вслушайтесь, сколь прекрасно она высказалась! Есть возможность остановить катастрофу!
— Тогда первоисточник ошибается?
— Отнюдь, Игорь Петрович! — воскликнул Григорий и живо перекатился к другому компьютеру. — Глава двадцатая «Откровений»: «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет. И низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобождение на малое время».