Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лаптев хлопнул в ладоши.
— Так что тысячу очередных лет мы поживем без диавола. Может, поумнеем за это время. Едем дальше? — спросил Григорий, перекатываясь к основному компьютеру.
— Едем, едем…
Текст высветился сразу в тройной рамке — красной, желтой, зеленой: «Введите оператор функции линейной зависимости». Григорий всплеснул руками:
— Черт! Такого даже я не предполагал! Помните, я рассказывал о линейной зависимости? Где же его взять, этот оператор…
— Я тебе дам его, — тихо произнес Судских.
— Вы? — несказанно удивился Лаптев. — Откуда?
— Это буква «шин» еврейского алфавита. Я уверен.
— Но как она выглядит?
— Вот такой трезубец… — сказал Судских и на листке бумаги изобразил букву.
— Смутно, но сейчас построим… — вглядевшись в значок, сказал Григорий и перекатился к третьему компьютеру, стал манипулировать клавишами. — Этот подойдет? — спросил он, указывая на изображение значка.
— Думаю, да, — вгляделся в значок Судских. — Пробуй…
Григорий перекатился к основному компьютеру.
Тексту на экране они просто не поверили:
«Отсутствуют два абзаца разъяснений. Знак электрического поля вводится в формулу лагранжианного Бета-распада. Поиск верен».
— Черт! — буквально слизывал Гриша текст с экрана.
— Не поминай черта в Божьих промыслах.
— Игорь Петрович, Игорь Петрович! — не слышал Лаптев. — Я знаю ключ к фразе «Красота спасет мир»! Игорь Петрович! Я знаю, почему выжили люди в Армагеддоне-2!
И вот теперь, когда тяжкий труд принес поистине роскошный плод, он дожидается Гуртового, втянувшего Россию в бунт, страшный и бестолковый.
Звуки лопастей вертолета показались Судских жужжанием бормашины и отозвались зубной болью.
Встречать его Судских не пошел, дожидаясь в кабинете. С пульта доложили, что вместе с Гуртовым прилетел и Воливач.
— Совсем мило, — проворчал Судских, однако сообщение об относительном затишье в столице немного успокоило.
Гуртовой вошел в кабинет один. Он не выглядел важным, скорее сохранял привычку держаться с достоинством. Как ни коробило Судских присутствие Гуртового, он старался быть вежливым.
— Садитесь, Леонид Олегович, — пригласил Судских. — Разговор, думаю, предстоит долгий.
— Вряд ли, Игорь Петрович.
— Почему же?
— Прежде всего времени нет, а вы — человек аналитического склада ума и поймете меня сразу.
— Попробуйте, — свел пальцы рук перед собой Судских.
— Прежде всего ваше ко мне брезгливое отношение. Мое смертельное заболевание вы принимали за извращенность, что мешало нам быть откровенными. Из картотеки вы знаете, что моя форма диабета неизлечима, почему я даже свои деньги отдал России. На встрече у Гречаного нам не удалось поговорить. Вы посчитали ниже своего достоинства подойти, а я не рискнул напороться на оскорбление.
— Зря не подошли. Оскорблять не в моих правилах.
— Уже в прошлом, — продолжал Гуртовой. — Нормальный бескровный переход власти к Комитету национального спасения вы приняли за ползучий путч и поспешили с противодействиями.
«К чему он все это? — слушал и начинал раздражаться Судских. — Пора остановить словоблудие».
— Президент избран народом, и сместить его может народ.
— Что вы говорите? Убегающее молоко вы хватаете и голой рукой.
— Давайте ближе к теме, — нахмурился Судских. — Кипятить молоко не доводилось.
— Поэтому вы начальник УСИ, а не кухарка.
Судских раздраженно кашлянул.
— А молоко действительно сбегало. Вот стенограмма заседания Политбюро, его постановление по текущему моменту, вот пленка, вот видеоролик, — говорил Гуртовой и выкладывал перед Судских названные предметы. — Читайте, слушайте, смотрите. Скажу главное решение: коммунисты силами «милиции нравов» решили произвести аресты видных деятелей по всей стране, отколоться от Церкви, восстановить партию в ее прежнем виде и ввести чрезвычайное положение. Вы в этом списке первый. Выше Воливача.
Судских не поверил своим ушам. Гуртовой усмехнулся.
— Дайте-ка видеомагнитофончик. Так убедительнее.
Увиденное и услышанное не поддавалось осмыслению.
«И в первую очередь следует парализовать УСИ, арестовать Судских», — сказал президент и стукнул кулаком по кафедре. Камера показывала сидящих за столом заседаний. На Судских глядели ископаемые из прошлого тысячелетия, сморчки и мухоморы, обозленные своим отстранением от жизни, по-прежнему полные яда.
Он резко повернулся к Гуртовому: это что, дьявольский розыгрыш? Монтаж?
— Какими силами коммунисты собирались свершить акцию?
— Посмотрите внимательно во-он на того джентльмена, — остановил пленку Гуртовой.
— Мастачный! — сразу узнал Судских. — Жук колорадский!
— А этого узнаете?
— Шумайло, как не узнать…
— Его неожиданная смерть смешала карты заговорщикам, заставила их внести коррективы в планы переворота.
— Сейчас там Бехтеренко.
— Это особый случай. Просто усыпили вашу бдительность. Бехтеренко принял кремлевскую гвардию, которую подбирал Шумайло. Пока действия Бехтеренко не идут вразрез с планами коммунистов. Позже его уберут. Рядом с Шумайло узнаете персонаж?
— Да, — почувствовал досаду Судских, — министр обороны.
— Как видите, все сходится. Армия контролирует расправу.
— А чернорубашечники? Фашизм — будущее России?
— А в какой цвет их одеть для отличия? В красный? Белый? «Семнадцать мгновений весны» у нас так любят вовсе не за подвиги Штирлица — Исаева — Тихонова. Там много черных мундиров Эс-Эс. Это бередит сознание, это скрываемая людская извращенность.
— Кто же они?
— Отряды патриотической молодежи. Их готовили в строжайшей тайне под личным контролем Воливача и моим. Многие юнохристиане влились в отряды. Отбор тщательный. Мы пошли на это, чтобы иметь противовес «милиции нравов». И это сознательная молодежь, не хулиганье. Вот в «милицию нравов» стекается подлинный сброд, и вы это знаете. Сейчас этот сброд занят мародерством. Решайтесь, Игорь Петрович. Президент вот-вот проснется, а Кремль контролируем не мы. Наши противники используют президента в качестве щита, и я не берусь прогнозировать дальнейшие события. Любое посягательство на Кремль породит гражданскую войну.
— Почему я не знал всего этого?
— Воливач просил оградить вас от излишней информации. Вы должны были дозреть самостоятельно, вы решали задачу посложнее. Об этом позже. Я полагаю, вы добились успеха?
Судских непроизвольно кивнул, размышляя, как поступить. Чаши весов могли стронуться от легкого дуновения.
— Я свяжусь с Бехтеренко.
Гуртовой развел руками, показывая: хозяин — барин.
— Как дела, Святослав Павлович?
— В прежнем ключе: встали, лыкнули, легли.
— С кем вы там?
— Пять парней из первого взвода, комвзвода и помком-взвода.
— Связь громкая?
— Не-е-т, — осмысливал вопрос Бехтеренко.
— Слушай, Святослав Павлович, и запоминай. К аппаратам никого не подпускай, а еще лучше, блокируй всю связь, кроме прямого провода со мной.
— Та-а-к, — соображал Бехтеренко.
— В резиденцию никого, никаких представителей, кроме меня и Воливача. В течение часа мы заменим всю охрану на своих ребят.
Бехтеренко сосредоточенно слушал, Судских решил ему помочь:
— Помнишь, как Мишка Меченый на Фаросе отсиживался, полагая въехать в столицу на белом коне, когда все это кончится? Тут аналогичная ситуация.
— Все ясно, Игорь Петрович.
Еще бы, порадовался Судских: не зря он добивался от своих подчиненных самостоятельности.
— Президент пусть спит. Проснется, похмели его.
— Еще ясней! — повеселел Бехтеренко.
Гуртовой удовлетворенно кивнул.
— Что дальше? — спросил Судских у Гуртового.
— Я бы повел переговоры с командирами армейских частей и одновременно обратился с воззванием к русскому народу.
— Это не по моей части, — отрицательно закивал головой Судских и даже хмыкнул.
— Разумеется, Игорь Петрович. Взывать будет патриарх. Это на сегодняшний день самый убедительный оратор.
— У меня с ним плохие отношения.
— Я возьмусь за это.
— Дай вам Бог…
— Будь сам не плох. Будьте любезны, пригласите медика. Мне пора делать инъекцию. Иначе не доберусь.
Судских вызвал врача. За недолгое ожидание он старался по-новому разглядеть человека, который взял на себя смертельную обузу свершить то, чего пока не смог никто: мирно разрешить российский бунт, бестолковый, как сама жизнь на Руси.
— Я оставлю вас, — сказал он, едва появился врач. Пора объясняться с Воливачом.
Он ожидал увидеть его на пульте оперативной связи, однако нашел у прилетевшего вертолета. Воливач маршировал туда-сюда, руки за спину. Выходящего Судских он приметил, но занятие не прервал.