Генетика этики и эстетики - Владимир Эфроимсон

Правой рукой Петра I стал вороватый, жуликоватый, но талантливый, безгранично энергичный и храбрый бывший разносчик Александр Меньшиков, а одним из ближайших сподвижников — сын еврея-выкреста Шапиро — Шафиров, выдавший своих многочисленных дочерей за знатнейших людей государства. «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек, или обрезан, чтобы только он знал свое дело и отличался порядочностью» (Петр I).

Петр I, предельно заинтересованный в подборе и выдвижении энергичных, умных, дельных людей, издал даже специальный указ, запрещавший господам сенаторам выступать по-писаному: «Дабы дурь каждого всякому ясна была». Вошедшее в обычай чтение руководителем коллективно составленного доклада, наполовину совершенно банального по содержанию, почти начисто устранило возможность подбора кадров по личной одаренности.

Четко противоположный характер имел социальный подбор при Иоанне Грозном: первые 13 лет его царствования правление целиком находилось в руках незнатных, но необычайно дельных людей. И страна расцветает — подчиняет себе Казань и Астрахань, побеждает Ливонский орден. Но Сильвестр и Адашев навлекают на себя подозрение, и начинаются не только бесконечные казни, но и фантастическая смена любимцев и доверенных людей, отбираемых по признаку готовности на любое злодейство. Бесконечная цепь Басмановых, Вяземских, Скуратовых. Наконец, по этому же признаку создается государство в государстве, и слово «опричник» надолго становится синонимом готового на все мерзавца.

В формировании государств-преступников, конечно, громадное значение имеет спускаемая сверху идеология, и не следует думать, что на приманку зверской идеологии попадаются одни, так сказать, прирожденные злодеи. Конечно, злодеями (за редкими исключениями) не рождаются, а становятся, но в первую очередь, однако, благодаря воспитанию в особой микросреде — и направляющей, и отбирающей.

Любопытно проследить, по каким качествам подбираются кадры при разных формах правления.

Напомним снова, что первоначально слово «тиран» вовсе не было ругательным, оно означало лишь захватчика власти. Но захватчик власти столь неизбежно становился извергом, что слово тиран быстро приобрело нынешнее значение, а первоначальное было забыто. В связи с этим стоит напомнить, что первоначально слово «идиот» означало человека, занятого лишь собственными делами. Поступки тиранов, кажущиеся со стороны идиотскими, как раз и объясняются тем, что тиран именно занят лишь собственными делами, т. е. укреплением своей власти, считая именно эту задачу самой главной, самой важной, а все остальные важными лишь в меру значения для этой главной.

Слово «сатрап» первоначально означало лишь высокое звание управителя провинции. Первоначальное значение забыто, слово стало означать — жестокий самодур, «произволист»,

В течение почти полувека биологические и даже в некоторой мере акцентирование-личностные факторы преступности почти полностью игнорировались. Считалось, что преступность нацело порождается социальными факторами. Курьезным образом эта точка зрения продолжала господствовать и тогда, когда социальные факторы, способные породить широкую преступность, прежде всего острая материальная нужда, в СССР были большей частью устранены. Любопытным образом для подкрепления этой точки зрения не брезговали цитировать И. М. Сеченова по его книге более 100-летней давности, когда не существовало не только генетики поведения, но и самой генетики человека, а психиатрия только начинала развиваться, притом обрывая цитирование на нужном месте. Перелом произошел как в силу явной нелепости ущемления подлинно аналитического подхода к преступности, так и благодаря смелой и блистательно-полемической деятельности И. С. Ноя (1975). Одним из первых результатов было появление статьи Ю. М. Антоняна с соавторами (1979), которые указали, что среди убийц лица с различными психическими аномалиями составили 89 %, среди совершивших изнасилования — свыше 78 %, тогда как среди обследованных ими преступников олигофренов оказалось в 14-15 раз больше, чем среди всего населения. Другим, еще более важным результатом был выход книги В. П. Емельянова (1980, под ред. И. С. Ноя). Этот автор показал (с. 9-11), что хотя по Саратовской области «...ежегодно направляется на судебно-медицинскую экспертизу не более 10 % совершивших преступления несовершеннолетних», из этого «отборного» контингента 4-6 % признается невменяемыми, а около 60 % — вменяемыми, но имеющими психические аномалии (психопатами).

Среди прошедших экспертизу и признанных психически неполноценными почти 60 % составляют олигофрены, почти 40 % — психопаты, тогда как доля больных эпилепсией составляет 1,6-2,1 %. (Все данные приводятся в процентах за пять лет, и поэтому уточнение затруднительно.) Все эти данные в значительной мере обесцениваются тем, что относятся к относительно малочисленной доле прошедших судебно-психиатрическую экспертизу. Значительно более любопытно другое свидетельство автора:

«Согласно расчетным данным, в Саратовской области олигофренов в возрасте от 14-ти до 18 лет ежегодно находится на диспансерном учете примерно в 15-19 раз больше, чем психопатов, и в 4-5 раз больше, чем эпилептиков, а коэффициент пораженное™ преступным поведением у несовершеннолетних психопатов примерно в 7 раз выше, чем у олигофренов, и в 40-50 раз выше, чем у эпилептиков. Что касается преступности психически здоровых несовершеннолетних, не имеющих никаких аномалий, то она в различных районах г. Саратова и области примерно в 1,7—2 раза ниже, чем у олигофренов, в 15-16 раз ниже, чем у психопатов, и в 3-3,5 раза выше, чем у эпилептиков». При всей относительности этих цифр ясно, что и олигофренйя, и психопатия являются серьезным криминогенным фактором. Что до олигофрении, то доля наследственных случаев, вероятно, составляет не менее 50 % (включая, разумеется, и полигенно обусловленную), тогда как психопатия, еще более криминогенная, тоже имеет нередкую генетическую природу. С точки зрения развиваемой нами антитезы не так важно, имеет ли психопатия генетическую, семейно-негенетическую или алкоголическую причину, а важно то, что преступность порождается отклонением от «нормальной» психики. Но чем более ущербна психика, тем интенсивнее потребность в престиже, тем труднее сдерживаются влечения, тем относительно слабее задерживающие центры, тем сильнее внушаемость, тем более развито легковерие. Конечно, между этими факторами корреляция не слишком велика, но, например, стремление к самоутверждению, стремление «себя показать», переход на воззрения узкой референтной группы тесно связаны с тем или иным видом психической неполноценности. Олигофрена или психопата нетрудно превратить в фанатика какой-либо узкой идеи, притом в фанатика бескорыстного и даже в рамках идеи бесстрашного. Наконец, для дебила со слабо, погранично выраженным дефектом при наличии «спроса» со стороны каких-либо преступников или правонарушителей легко отыскивается социальная ниша пособника. Нужно познакомиться с тем, как этот спектр психопатии и олигофрении развертывался в ходе истории.

13.4. Синдром убийства королей и президентов

Нельзя оставить без внимания также и опыт мировой истории, ясно демонстрирующий, какую роль могут играть паранойяльные личности со своего рода геростратовым комплексом или стремлением отомстить обществу за свои личные неудачи. «Синдром убийства президента» особенно показателен в этом отношении. Как оказалось, почти у всех лиц, покушавшихся (успешно или безуспешно, но с безусловным наличием состава преступления) на жизнь президентов США, имелись совершенно объективные, бесспорные признаки психоза, предшествовавшие акции.

Ничтожная по своей сущности личность больного оказывает влияние на ход мировой истории. Пожалуй, это всего ярче проявилось на убийстве Авраама Линкольна и обоих Кеннеди. Демократическое общество оказалось бессильным и против убийств такого рода, и против гангстерства, и против террора.

Pellman (1920) в главе «Цареубийцы» рассматривает 197 покушений на чрезвычайно высокопоставленных лиц за 1800—1900 гг.

Объектами были 155 человек, из которых 89 было убито. Среди них 9 президентов республики, 2 короля, 1 император, 1 императрица, 2 князя, 1 султан и 1 шах. Во всех случаях убийцы шли на смерть, не думая ни о выгоде, ни о мести. Пельман начинает с убийства герцога Беррийского (1820) Лувелем, учеником кожевенника, яростным бонапартистом; он шесть лет следил за жертвой, выискивая удобный случай, когда ему наконец удалось всадить нож в грудь наследнику Бурбонов. Здесь налицо чисто политический мотив. Однако нередко основная цель покушения — геростратовское стремление к славе. Таково, например, покушение Е. Франсуа на французского президента Ф. Фора (1896), Мариотти на Фрейсине, Манкоу на короля Альфонса Испанского (1878), Хэдфильда на английского короля (1800). Во всех этих случаях речь шла о психопатах-кверулянтах, постоянно ссорящихся и жалующихся, которые стремятся не столько к убийству, как это видно из полной бесцельности и неподготовленности, сколько к славе. Поразительно многие из покушавшихся являются психически больными. Так, М. Никольсон пытается убить Георга III, потому что английская корона должна принадлежать ей (1882), Р. Маклин пытается убить королеву Викторию (1882), потому что его, Маклина, ненавидит английский народ. Д. Беллингхем застрелил лорда-казначея С. Парсиваля-за отказ министерства удовлетворить какие-то его претензии. Аббат Верже убивает (1857) архиепископа Сибура из протеста против учения о непорочном зачатии и безбрачии духовенства. В этом последнем случае наследственный характер помешательства ясен, потому что его мать и брат ранее покончили с собой. В психиатрическую больницу были помещены Э. Оксфорд, пытавшийся убить королеву Викторию (1840), и Зефелоге, стрелявший в прусского короля Фридриха Вильгельма IV (1850). Психически больными оказались Пассананте, пытавшийся заколоть короля Гумберта (1878), и Казерно, заколовший президента Сади Карно (1894). Штепсу, пытавшемуся кухонным ножом убить Наполеона, являлся в видении сам Бог. Родные Штепса задолго до покушения считали его психически больным. О. Беккер стреляет в прусского короля Вильгельма (1861), Кульман стреляет в Бисмарка, а Гедель — бродяга, вор и нищий — перед покушением на императора Вильгельма заказывает множество своих фотографий в расчете на будущий интерес к его личности. Алибо (1836) стреляет в Луи Филиппа. Священник М. Мерино ранит кинжалом (1852) королеву Изабеллу Испанскую.