Генетика этики и эстетики - Владимир Эфроимсон

5 сентября 1975 г. Лайонет Франк, дочь авиаинженера, бывшая студентка, пыталась застрелить президента США Форда, но была вовремя обезоружена охраной (Бульози В., Джентри К., 1975)..За ней уже числились многочисленные аресты по обвинению в грабежах и убийствах, но она отделывалась пустяковыми наказаниями. Существенно то, что она была участницей многочисленной шайки У. Мэн206

сона. Тот был сыном 16-летней проститутки, оставлявшей его «на часок» соседям, но исчезавшей на дни и недели, впоследствии она была арестована за грабежи. Мэнсон к 32-летнему возрасту имел полсотни преступлений и провел 17 лет в колониях для малолетних и тюрьмах за ограбления, гомосексуальные насилия и проч. Выйдя на свободу, он начал вербовать себе молодых наивных поклонниц, число которых дошло до 18, затем стали присоединяться и юноши. Мэнсон преклонялся перед Гитлером, требовал уничтожения негров и проявлял яростный антисемитизм. Когда он снова попал в тюрьму за серию новых уголовных преступлений, его группа совершила налет на оружейный магазин и успела перетащить в автофургон почти полтораста штук оружия, прежде чем была захвачена полицией. Шайка запланировала захват самолета, чтобы, ежечасно убивая по пассажиру, вытребовать Мэнсона.

Нас здесь интересует то, что: 1) бесконечная рецидивирующая преступность Мэнсона в значительной мере вызвана безрадостным детством и постоянным преступным окружением с его специфическими ценностями и идеалами, 2) что ему легко удавалось вовлечь молодежь в шайку, 3) что он и его шайка отделывались пустяковыми наказаниями за "самые зверские преступления, 4) что эта банда пыталась убить президента США, очевидно не боясь коллективной ответственности, 5) что преступность оказалась «заразной», демонстративной, 6) что большинство членов группы продолжает оставаться на свободе, якобы за отсутствием веских доказательств виновности, причем это отсутствие доказательств сильно смахивает на лицемерное смягчение большей части приговоров тем 80 тыс. осужденным в ФРГ нацистским преступникам, которые успели уничтожить миллионы потенциальных свидетелей в истребительных лагерях.

Последовательный социал-дарвинист Р. Дарт (DartR., 1969, с. 160) пишет: «И вот в настоящее время на вершине американского триумфа над этим старым врагом, нуждой, он видит себя в тисках расового конфликта все возрастающей остроты, он устрашен подростковой преступностью, достигающей рекордных высот. Но не лучше себя чувствует и практичный скандинав. Он вынужден размышлять над своими небольшими, стабильными обществами, достигшими наилучшего равновесия между политической свободой и экономической справедливостью, наряду с некоторыми наиболее высокими цифрами алкоголизма, психического распада, самоубийств и абортов, до сих пор наблюдавшихся в современном обществе».

И все это якобы совершенно естественно: ведь человек — потомок кровожадного, плотоядного австралопитека, пробивавшего черепа себе подобных подходящей костью челюстей антилопы, которые австралопитек, по Дарту, накапливал в своих пещерах (там же, с. 201-203), и он — продукт еще 3 млн. лет естественного отбора на агрессивность, территориальность, стремление к господству и порабощению других людей. И совершенно естественно, что на всем протяжении предыстории и истории человечества, что бы ни случалось, совершенствовалось непрерывно только одно — оружие. И отсюда вывод — атомная война, уничтожив 80 % человечества, и последующие беды, оставившие в живых только половину, наградят потомство выживших большим количеством благоприятных мутаций. Но, исходя из того, что естественный отбор шел гораздо более сложным образом, чем это представлялось социал-дарвинистам, нет ли возможности глубже заглянуть в истинные механизмы агрессивности человека?

Что под эмоции и влечения личности будет когда-либо подведена не только социальная, но и весьма материальная биологическая база, можно уже не сомневаться. Очень хорошо установлено, как меняется личность под влиянием «спонтанного» повышения или понижения уровня различнейших гормонов, да и роль тонких структур начинает раскрываться. Так, Г. Пауэр (Power G. Е., 1979) ясно установил снижение агрессивности после повреждения миндалины, снижение тревожности после повреждения cingulate (извилины пояска), снижение полового влечения после повреждения гипоталамуса.

Но главное значение в развитии негативных эмоций имеет, конечно, голод, порождающий раздражительность, вспыльчивость и злобность.

13.5. Раскрытие роли гипогликемии как одного из биохимических стимуляторов агрессивности

Для понимания причин и сущности межплеменных различий в агрессивности у народов, ведущих примитивный образ жизни, и более того, для понимания агрессивности социально обездоленных прослоек существенный интерес представляют исследования Р. Болтона (Bolton /?., 1973) над индейцами племени Кволла, живущего в перуанских Андах. Индейцы этого племени, по данным целого ряда исследований, чрезвычайно недоверчивы, жестоки, драчливы, мрачны и завистливы. С. 289: «Индейцы высокогорных Анд описываются как, быть может, "самые гнусные и самые злобные люди на земле", притом на протяжении пяти столетий. При этом они (по их рассказам) — благочестивые христиане, что вовсе не препятствует их агрессивности». Но автор обнаружил у этого племени прямую связь между гипогликемией и агрессивностью. Действительно, гипогликемия, низкий уровень сахара в крови, является физиологически важным фактором, вызывающим раздражительность и агрессивность. Поскольку гипогликемия — одно из первых следствий недоедания — чрезвычайно широко распространенный стрессовый фактор, в особенности среди крестьянских общин, автор считает, что гипогликемия является тем фактором, который при прочих равных условиях порождает различия в агрессивности. Более того, в условиях недоедания свирепость может способствовать выживанию. Болтон отмечает, что среди 1200 членов наблюдаемой группы за год произошло 80 серьезных конфликтов и более 200 случаев серьезных драк, нередко с нанесением увечий и ранений; среди этой относительно малочисленной группы оказалось много убийц. Автор полагает, что резко повышенная раздражительность связана, может быть, вторично с гипо- и гиперфункцией надпочечников и щитовидной железы. Тревога и гнев несомненно стимулируют активность коры надпочечников. Это необычайно мощные стрессоры. Болтон определяет гипогликемию как такой уровень глюкозы, который и после принятия пищи в течение 4-6 ч остается ниже нормы натощак более чем на 10 мг %. Болтон не ограничился собственными экспресс-определениями уровня сахара в крови у индейцев племени Кволла, но привел и ряд литературных данных. В частности, установлено, что из 600 гипогликемических пациентов 89 % характеризовались раздражительностью и почти половина из 600 были «несоциальны, асоциальны или антисоциальны». Болтон приводит также данные о крайней раздражительности половины гипогликемических пациентов и о том, что почти четверть этих пациентов вела себя асоциально или антисоциально.

Что вызванная гипогликемией острая раздражительность может «разряжаться» вовсе не по адресу действительных виновников — общеизвестная бытовая истина, часто игнорируемая, хотя она банальна.

Очевидно также, что однажды возникшая раздражительность и злобность может переходить чисто психологическим путем в устойчивое состояние.

Дж. Уидлер (Widler /., 1947) специально рассматривал обмен сахара в его связи с криминальностью, приводит длинный список преступлений, совершенных либо под влиянием инсулина, либо в состоянии гипогликемии: это нарушения общественного порядка, нападения и избиения, попытки самоубийства и убийства, жестокость по отношению к детям или супруге, различные сексуальные извращения и сексуальная агрессия, ложные сигналы о пожаре, пьянство, мошенничество, мелкое воровство, злостное разрушение чужой собственности, поджоги, убийства, нарушения правил движения. Очевидно, что массовая гипогликемия может тем более придавать всем этим преступлениям массовый же характер, что в силу вступает закон подражания. Массовая гипогликемия при наличии какого-то общего объекта, вызывающего раздражение или гнев, в особенности при нужной психической обработке, естественно, может толкнуть толпу на массовую преступность. То, что именно голод часто придавал преступности коллективный характер, общеизвестно, но не был назван биохимический механизм, лежащий в основе такого рода стадности.

Между тем история постоянно показывала, как легко возбуждаются дикие стадные страсти и как быстро наступает отрезвление, если возбуждение не поддерживается алкоголем или психологическими средствами манипулирования. И быт, и опыт истории показывают, что недоедание, почти всегда порождающее гипогликемию, превращает массу людей, в норме относительно рассудительных, в легкую добычу для демагогов, направляющих раздражительность и злобу в любом нужном направлении, — факт, по-видимому, совершенно недооцененный историками, впоследствии описывающими пароксизмы бешенства умело манипулируемых масс. Исследование Болтона, изучавшего племя, столетиями недоедавшее, злобное, коварное, свирепое не только с точки зрения посторонних наблюдателей, но и во внутриплеменных конфликтах, социологически чрезвычайно интересно и приводит к столь сложным историческим аналогиям, что их здесь просто нет возможности сколь-нибудь подробно рассмотреть. Если доведенная голодом до озлобления масса, голодом же еще не доведенная до бессилия, не найдет объекта для ярости в непосредственной близости, в своей собственной среде, эта ярость обратится наружу. Понятно, почему все правители древнего Рима, времен ли поздней республики или времен Цезарей, едва ли не первой своей заботой считали обеспечение плебса и пролетариата Рима хлебом. Сытый народ уже не так страшен. Именно голод или страх голода доводил целые народы до того остервенения, которое так умело использовал Гитлер, а также очень многие до него и после него.