Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

А у мальчиков на лугу косы давно уже затупились, мускулы обмякли, как лоскутья; они вяло и без толку ударяют косой по мокрой зелени, от нее лишь летят брызги и отскакивают комочки земли, в лучшем случае — ломаются сухие былинки. «Ауста, должно быть, заснула на хуторе и забыла про кашу».

Какое это было приятное зрелище, когда она показывалась на краю выгона с котелком в руках!..

Трапеза на лугу… Как и всякая истинная радость, она казалась особенно сладкой в минуты ожидания. Меню было установлено раз навсегда: соленая рыба, ржаной хлеб, кровяная колбаса и в виде приправы — нескончаемый дождь, обильно поливавший эту пищу. Зато хозяин Летней обители никому не кланялся и не поддавался ни на какие уговоры, хотя и купец, и уполномоченный потребительского общества за последние полгода наперебой старались заручиться его расположением. Под дождем соленая рыба пахла еще сильнее, чем обычно, и этот запах держался долго-долго, — казалось, он пропитывал и одежду и руки. И детям еще больше хотелось есть, когда они поднимались с копны после еды.

Какая бы ни была погода, Бьяртур после обеда отходил в сторонку, ложился на стог и тут же засыпал. Поворачиваясь во сне с боку на бок, он часто скатывался прямо в лужу и сейчас же просыпался. Это ему даже нравилось; он считал, что мужчине полагается поспать среди дня каких-нибудь несколько минут, — а заспавшись, он всегда приходил в дурное настроение. Женщины после еды забивались под стог. Под стогом было сыро, и они зябли. Поднявшись с онемевшими пальцами, с ломотой в ногах, они снова брались за грабли и косы. Бьяртур, слыша их жалобы на сырость, всегда удивлялся: что это за дуры? Не все ли им равно — сухо или мокро? И зачем такие люди на свет родятся!

— Непременно им надо быть сухими — вот еще проклятые прихоти! Больше половины своей жизни я мок под дождем, и ничего со мной не случилось.

Глава тридцать четвертая

Важные события

Однажды, вечерней порой, когда сенокос уже почти кончился и дни стали короче, косцы увидели, что по увалам — не тропой, а открытым полем — идет человек, ведя в поводу вьючную лошадь. Он спускался к восточному берегу озера. Что-то странное было в этом путнике. Должно быть, за ним погоня? Зачем он скитается здесь, по чужой земле? Не аульв ли это? Во всяком случае, это необыкновенный человек. Даже Бьяртур перестал косить и, опершись на косу, провожал взглядом прохожего, презирающего дороги. Что ему нужно? Путник осматривал берега озера и самое озеро, даже, казалось, воздух над ним. Может быть, это иностранный ученый или земельный спекулянт с юга? Задумал спекульнуть чужой землей? Наконец путник снял поклажу с лошади и отпустил ее бродить по болоту, на восток от озера. Что за черт!.. Затем он полукругом обошел озеро и направился к хуторянам. Все ожидали не шевелясь. Загадка. Тайна… Что может быть необычнее, чем незнакомец на болотах! Дети даже забыли про свою усталость, а ведь они работали уже пятнадцать часов.

Незнакомец не был похож на других людей. С непокрытой головой, в коричневой рубашке и вязаной безрукавке, смуглый, сухопарый, чуть-чуть сутулый; лицо у него было тонкое, свежевыбритое, глаза умные. Иностранец он, что ли?

— Добрый вечер!

— Добрый вечер! — осторожно ответили ему.

А старая Фрида рывком схватила грабли, выражая этим свой протест.

— Шляются здесь! Прикатили из чужих краев… Оставались бы у себя дома… Или они уже там навели такой порядок, что могут разъезжать?

— Хозяева Летней обители? — спросил незнакомец, подойдя ближе.

— Как сказать, — не особенно приветливо ответил Бьяртур и, подняв косу, сделал несколько шагов навстречу гостю. — Считается, что это моя земля. Кто б ты ни был, не пойму я, что толку слоняться по чужой земле и что-то высматривать.

Неизвестный ни с кем не поздоровался за руку, как было принято. Он остановился в нескольких шагах, огляделся в мутном свете сумерек, спокойно достал из кармана трубку и табак.

— Прекрасная долина. Одна из самых красивых…

— Прекрасная?.. — переспросил Бьяртур. — Это уж смотря по тому, гниет ли сено или нет. Ты кем-нибудь послан сюда?

Послан? Нет, он никем не послан. Но уж очень хороша эта долина, и он просит разрешения разбить свою палатку там, на восточном берегу озера.

— Да, моя земля тянется на юге в глубь пустоши, на севере до самых гор, на западе до половины перевала и на востоке до оврагов. Вся низменность моя.

Незнакомец сделал какое-то невнятное замечание насчет того, что всю эту землю можно было бы превратить в сплошную пашню.

— Пашня или не пашня, — возразил Бьяртур, — но земля моя, и я не хочу, чтобы чужие люди бродили по ней и совали свой нос не в свои дела. Вот уже скоро четырнадцать лет, как я построил этот хутор на развалинах, а с хозяином Редсмири я полностью рассчитался. Мне говорили, что здесь раньше водилось привидение, но я не боюсь ни привидений, ни людей… У меня хорошие овцы.

Незнакомец понял и одобрительно кивнул:

— Хороший почин для крестьянина-бедняка.

— Не знаю. Не буду хвалиться. Но одно уж верно: живется мне не хуже, чем другим одиночкам здесь в приходе. Скорее даже лучше, чем многим. Я не залез в долги, оттого что не подпускал дармоедов к своему сену — до самой этой зимы, пока кое-кто не навязал мне скотину. Но, конечно, я и в мыслях не держу равняться с богачами: мне только сдается, что для себя-то я достаточно богат, и поэтому никому не позволю вмешиваться в свои дела и не имею охоты вступать в разные союзы.

Незнакомец сразу объяснил, что если он сказал «Хороший почин», то вовсе не разумел под этим, что все хотят стать крупными землевладельцами; да он и сам не собирается вести дела с богатыми крестьянами — он предпочитает, чтобы его деньги попали в руки малоимущему крестьянину.

Бьяртур решил, что этот человек носится с какими-то новыми торговыми планами. Поэтому он сказал гостю, что решил вести торговлю с одним лишь купцом; в тяжелое время этот купец многим помогает продержаться. И хотя Йоун из Мири сколачивает потребительское общество и сулит прибыль на товарах в хорошие годы, Бьяртур все же считает, что большую часть прибыли загребает он сам: ведь у него каждую осень бывает триста пятьдесят ягнят, а крестьянам, у которых всего по тридцать — сорок, достаются крохи. А в плохие годы? Если общество прогорит, отвечать придется крестьянам, и не только за себя, но и за других. А что касается дела, старина…

Незнакомец поспешил объяснить Бьяртуру, что у него даже в мыслях не было портить его хорошие отношения с купцом. Он просто любит побродить в летнее время с ружьем или удочкой.

— Так как я слышал, что ты не интересуешься ни дичью, ни рыбной ловлей, то я подумал, что, может быть, ты разрешишь мне порыбачить здесь, за плату, конечно.

— Да тут и не водится стоящей рыбы, — сказал Бьяртур. — Разумным людям некогда заниматься такими пустяками: ведь от того, что добудешь здесь на болотах, будь то птица или рыба, для овец нет никакого толку. Может быть, это годится для овец богатых крестьян или для их сыновей. Я имею в виду сына редсмирского старосты, которого теперь величают уполномоченным, — так он на то и воспитывался в религии персов. Он теперь главный воротила в потребительском обществе, которое сколотил вместе с отцом, — все равно как мадам устроила здесь Союз женщин, чтобы навязывать ни в чем не повинным людям ненужную им скотину. Этот молодчик не может видеть никакой живности, чтобы не свернуть ей голову.

Старая Фрида с обычной своей бесцеремонностью крикнула издали:

— Как не стыдно этим проклятым вшивым нищим поносить тех, кто выше их! А сами давят все и всех, живое и мертвое, кроме разве вшей, которые ползают по ним.

Незнакомец выпустил струю дыма в ее сторону, не зная, какую позицию занять ему в этом вопросе.

— Не обращай внимания на эту чертову богаделку. Не впервые она мелет вздор, — сказал Бьяртур во избежание всякого недоразумения.

Незнакомец счел возможным повторить теперь свою просьбу.

— Ладно уж, если ты не занимаешься земельной спекуляцией и не послан сюда никаким союзом, — что ж, разбивай себе палатку на несколько дней. Только не слишком топчи мою траву. Но спекулянтов мне здесь не нужно и членов всяких обществ тоже. Я считаю, что эти общества на пагубу маленьким людям. А земля моя непродажная. Я и моя семья живем здесь тихо и мирно, ради наших овец. Нам хорошо, если овцам хорошо; и нам всего хватает, покуда у овец есть все необходимое. Кончилось бы только это проклятое ненастье.

Когда незнакомцу удалось наконец убедить Бьяртура в том, что он не земельный спекулянт и не член союза, начались переговоры. Это был самый обыкновенный южанин, дачник, — из тех, что приезжают летом отдохнуть и развлечься. Кто-то ему сказал, что здесь много рыбы, а кто именно — он запамятовал. Ему хотелось бы побыть здесь несколько дней; у него все есть, он ни в чем не нуждается. В доказательство он вынул бумажник с кредитками. Целая куча настоящих денег! У южан ведь под рукой банки: говорят, что эти бумажки они употребляют чуть ли не в отхожем месте. Несмотря на презрение Бьяртура к деньгам, эта толстая пачка произвела на него впечатление, он даже предложил приезжему помочь ему развернуть палатку; но тот отказался: он и сам управится с ней. Попрощался он так же небрежно, как поздоровался, и ушел, оставив после себя удивительный запах и синий дым, который мало-помалу рассеялся по лугу в спокойном вечернем воздухе. Приезжий так мало говорил, так коротко поздоровался и у него было так много денег, что от этого у всех разыгралась фантазия. Такой человек, такой благородный господин, далекий, как сказочный принц, — и вдруг стал соседом обитателей хутора. Его близость была как сияние праздника посреди будней, как луч солнца в ненастный день, как яркое пятно на вечно сером фоне, она подстегивала уснувшую мысль, оживляла тоскливую жизнь. В эту ночь Аусте снилось, что кусочек яблока выскочил у нее из горла.