Люблю и ненавижу - Татьяна Москвина

Он бывает дьявольски остроумен, а остроумие невозможно без постижения жизни. Чтобы вывернуть банальность наизнанку, поиграть штампами, оригинально повернуть ход речи, нужен ум, и острый ум. «Почему у нас в России войны, революции? Почему сейчас такая коррупция? Женщины виноваты. Потому что женщины всё время требуют денег. А денег нет!» (за эту тираду журналисты Питера присудили Жириновскому приз в номинации «Воробьиное слово -2003»). Развитый ум обычно справляется с психикой, и уж тем более в состоянии контролировать публичное поведение своего носителя.

Однако мы видим, что в Жириновском есть нечто вне ума. На него буквально что-то «накатывает», как на хлыстовских радениях. Я вообще думаю, что Россия – страна по преимуществу сектантская, и суть хлыстовской ереси чрезвычайно соблазнительна для национального характера. Хлысты не ждут пришествия Господа. Они выбирают «христа» и «богородицу» из числа реально живущих соплеменников, считая их воплощением воли Божьей. Во время сборищ-радений избранники доходят до предельного экстаза, и тут на них «накатывает» (считается, что святой дух). Они начинают кричать, биться в судорогах, пророчествовать, а прочие благоговейно восклицают «Накатил, накатил!». Воля ваша, это русизм. На русских избранников тоже всё время нечто «накатывает» и они начинают пророчествовать – вспомним хотя бы русский рок-н-ролл восьмидесятых годов, типичное хлыстовское радение.

В том духе, который «накатывает» на Жириновского, ничего мрачного, угрожающего, исступлённого нет. В нём есть и весёлость, и остроумие. Ничего особенно уж преступного я не усматриваю в том, чтобы вылить на политического пустозвона с кондитерскими кудрями стакан сока или посоветовать пожилой общественной мечтательнице, ничего не понимающей в реальной России, идти работать в библиотеку. Но, кто спорит, так себя порядочные люди не ведут.

Это неприлично. Он неприличен.

«Предатели, изменники, шпионы, враги России! Фальшивые патриоты! В самолёт – и вон из страны!»

«Патриоты», к которым обращена эта речь, фальшивы до мозга костей, до печёнок, до кончиков ногтей. Это существа кромешные, беспросветные, и тёмная ночь смотрит из их гляделок. Но разве можно так говорить? Так говорить нельзя.

Вслед за Жириновским, идею неприличного поведения в якобы приличном обществе пробовали освоить эпигоны. Развлечение оказалось недолгим, на пару сезонов. Слишком живо чувствовалась разница между органическим даром и подражательством. Ведь безудержная реактивность Владимира Вольфовича не наиграна им, а свойственна ему.

Изображает, притворяется? Дудки. Ничего он не изображает. Ничем он не притворяется

Не считает нужным ограничивать себя, нарочно пестует свою нервную раздражительность, вдохновляется ею, заражает ею аудиторию, заводит её, разогревает до нужной температуры. Налаживает эдакую радугу-дугу, по которой побегут нервные импульсы от него к зрителям и обратно. Всё, получилось. Теперь каждое слово, каждая пауза, смешок, жест будут встречены горячим взрывом.

Смотри на арлекинов!…

Глаголы «повесить» и «расстрелять» Жириновский употребляет так часто, мило и непосредственно, будто говорит «отшлёпать» и «поставить в угол». Между тем деятельность его вполне прозрачна. Он не заказывал убийств, не распоряжался взрывать журналистов, не расхищал государственное имущество ни в каких размерах. Решительно всем известно, что Жириновский извлекает выгоду из того, что заработал сам – из членства в своей партии, из мест, завоёванных им для этой партии в Думе, и голосов, подаваемых этой партией за тот или иной проект. Вождь таинственных либеральных демократов весь на виду, как на ладони, и его открытость, искренность, эмоциональная чрезмерность кажется несовместимой с подлинным злодейством. Проще говоря, я сильно сомневаюсь, что лидер ЛДПР, получив такую возможность в реальности, действительно кого-нибудь повесил бы или расстрелял. Проверять это на своей шкуре, ваша правда, не хочется. Однако и сомнения мои не беспочвенны.

Что-то очень знакомое чудится мне и в облике, и в речах Владимира Вольфовича. Не зря он так надменно поглядывает на собратьев по Думе. Он куда более высокого происхождения, чем они. О, это давний дух. Видел он падение Рима, бушевал как пить дать, в Конвенте…для вящего эффекта он выступает обычно в кризисных, драматических обстоятельствах, вот и в России он появился в переломную, переходную эпоху. Сквозь зыбкий, меняющийся контур реального человеческого лица – советского мальчика из Алма-Аты, одарённого, нелепого, нервного, с массой комплексов, обид и метаний, сделавшего уже в зрелом возрасте феноменальную политическую карьеру – проступает насмешливый и высокомерный лик древнего демона.

Кто-то сказал о Жириновском: «Нам повезло. Наш Гитлер оказался довольно добродушным и очень любящим деньги». Но это значит, что он и не был «Гитлером» – ни по природе, ни по предназначению. Никакие деньги не останавливали типчиков вроде Гитлера, Ленина и прочих «тельцов».

Это так называемый демон-шутник, один из сонма шутников, любимцев тьмы, которые забавляют даже кое-кого в мирах света. Как правило, он не пачкает себя жестокостью и насилием. Он играет с людьми беззлобно, упиваясь фонтанами своего красноречия, не имеющими никаких целей вне собственного блистания. Он жаждет восторгов, обожания, хвалы, честно зарабатывая их на сцене театра мировой истории, в человеческой комедии. На его пёстром маскарадном одеянии нет пятен крови. Ну, разве так что-нибудь, случайно, не со зла…Им трудно не восхищаться, ему нельзя верить никогда и ни в чём.

В ночь после выборов 2003-го года этот добродушнейший из демонов показал высокий класс демонического искусства размножения обликов, появившись одновременно на всех телеканалах, а также навестив Центризбирком и собственный штаб. Он сиял от удовольствия. Игра удалась.

На что ему сдалась эта жалкая страна, где нищие птицы сидят на двух трубах – нефтяной и газовой, какая ему радость переругиваться тут на обломках скороспелой советской империи с унылыми казнокрадами – ему, видавшему настоящие империи? Не знаю. Наверное, по людишкам соскучился…

Он знает, что люди бедны и глупы, и так было всегда, и так будет всегда. Никакого удовольствия от истребления этих несчастных тварей он получать не собирается. Это же его зрители, его публика-дура, даже не подозревающая, какими драгоценными запасами она обладает. Запасами восхищения, сердечного интереса, любви– вот где топливо, вот где настоящая энергия для шутника. Без этой энергии он устаёт, скисает, томится. Поэтому ему не нужна интеллигенция, не способная аплодировать и улюлюкать. Интеллигенция – это же критики, а кто из артистов не знает, что критики, за редким исключением, ничего не понимают в искусстве. Ему нужны бедные, потрёпанные, грязненькие, пьяные, обманутые вкладчики, набитые дураки, которые заполняют галерку и вопят: «Кончай муру, шутника давай!» Они всегда платят за вход свою копейку, пенс, цент, су, сольдо. Они имеют право поглазеть на своего героя…

Из всех многочисленных попыток описать неизвестную нам потустороннюю действительность самыми убедительными мне кажутся речи чёрта из «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского. Вообще этот персонаж, как и булгаковский Воланд со свитой, кажутся мне весьма близкими не к традиционно мрачному царству князя тьмы, а к мирам демона-шутника. По ряду признаков, среди которых: отказ от явного богохульства (а это непременная черта дьявола), ироническая беззлобность, наклонность к театральщине, розыгрышам и карнавализации, снисходительное отношение к людям (а князь тьмы – враг рода человеческого), юмор, легкость поведения, тщательное внимание к «костюмчикам» – и чёрт Достоевского, и компания, написанная Булгаковым, из этих, из шутников. Но самые точные наблюдения и определения демонов-шутников можно найти в прозе В. В. Набокова. Частенько писатель ронял замечания о фокусниках, бросающих разноцветную тень, избегающих как скучного добра, так и угрюмого зла, о равнодушных и весёлых художниках, создающих карикатуры на жизнь и пародии на судьбу, о режиссерах вечно изменчивых миров, где отсветы соединяются в бессмысленные и смешные композиции, о цинизме, доведённом до искусства, о сущностях, чьё призвание – дразнить и раздражать, о кривлянии далеко не безобидных арлекинов…

Но вернёмся к чёрту Достоевского. Он говорит брату Ивану занятную фразу – «У нас всё то же, что и у вас, это я тебе по секрету открываю, хотя и запрещено». Однако, кроме сходства, имеется и существенная разница между тем и этим светом: – «Люблю ваш земной реализм», поскольку «здесь моя жизнь протекает вроде чего-то как бы на самом деле». Тут – дважды два четыре, газеты, врачи, ревматизм, купчихи, ставящие в церкви свечки, а там – «всё какие-то неопределённые уравнения». Вот удовольствие, которое получает от своего воплощения В.В.Жириновский, кажется мне чем-то сродни этому удовольствию. Вроде бы что-то как будто на самом деле. Ты, «неопределённое уравнение», замотанное в вечных комедиях, вдруг – русский, юрист, лидер партии, заседаешь в Думе, даёшь интервью, ругаешься с чучелами… Здорово. Смешно.