Почтальон - Андрей Никонов

пудреница, Травин примерно знал, поэтому ткнул пальцем, получил серебристую круглую коробочку, отдал за это целковый и не торопясь пошёл домой. У тех, кто управлял рестораном, и их подручных было достаточно времени его разглядеть, но хвоста Сергей за собой не заметил, никто на него не напал и убить не пытался.

Лиза уже домой вернулась, сидела за столом, разглядывала каракули на листочках.

— А ты дядю Фомича тоже подозреваешь? — спросила она.

— Точно, Фомич, — спохватился Сергей, посмотрел на часы. — Нет, не подозреваю я его, но дядя Фомич — важная часть расследования. Видишь красную линию? Это его так везли, а потом он к себе сбежал.

— А вот эта? — девочка ткнула пальцем в дом Черницкой. — Она тоже важная часть?

— Это мы узнаем, — Травин улыбнулся. — Тут, видишь ли, в чём дело, пропала тётя Глаша с почты, которая марки тебе передавала. Найти не могут, милиция с ног сбилась.

— Это все знают. Говорят, её полюбовник убил, — важно заявила Лиза.

— Кто говорит?

— Да все. Она хотела с красноармейцем сбежать, а этот гад её возле моста Красной Армии настиг, и из нагана застрелил, а потом оказалось, что он английский шпион, и хотел советских детей отравить поддельным лимонадом, а она узнала. Это Таньке Панкратовой её мама тётя Люба рассказала, она точно знает, потому что в газете работает. А у Федьки Гуревича папа милиционер, так он этого шпиона и ловил. Только не английского, а германского. Но ты, дядя Серёжа, выдумывать зазря не будешь, правда? Не то что эти балаболки.

— Не буду, — подтвердил Травин. — Это, Лиза, не шутки, человека убили, а кто — неизвестно. Ты других слушай, но собственным умом живи.

— Хорошо. А ещё тётя Лена заходила недавно.

— Какая тётя Лена?

— Да вот эта же, — Лиза ещё раз ткнула пальцем в дом Черницкой. — Докторша. Спрашивала тебя, сказала, может, сама ещё раз завтра зайдёт. Очень волновалась.

— Она доктор, ей положено, — Сергей потрепал девочку по волосам, — нам волноваться нечего. А то сны будут сниться неправильные.

— Сне всегда снятся правильные, когда я радио на ночь слушаю, — девочка хитро прищурилась.

В воскресенье с утра, когда Травин бортовал колесо мотоцикла, Лиза заглянула в холодную часть избы.

— К тебе какой-то дяденька пришёл, — сказала она.

Когда Травин вышел, кое-как отчистив руки, дяденьки и след простыл. На столе лежала карточка, на которой был запечатлён фотографический салон на улице Калинина с двумя полуголыми женщинами возле входа и рекламной надписью, а на обратной стороне стояло время — 10–00.

Хозяин фотоателье, пожилой армянин, едва взглянул на карточку и молча проводил Травина в заднюю комнату, там, за застеленным клеёнкой столом, сидели двое, молодой и пожилой. Молодого Сергей знал — Михаил Меерсон, заместитель управляющего госбанка, они вместе на охоту ходили несколько раз, а вот пожилого мужчину, худощавого, невысокого, с пронзительным взглядом через очки, видел впервые.

Незнакомец показал рукой на свободный стул, дождался, когда Сергей усядется.

— Сразу перейдём к делу, — сказал он, достал книжечку, показал Травину, — начальник экотдела оперсектора ГПУ Меркулов Александр Игнатьевич. С товарищем Меерсоном вы знакомы, он мне как раз тут про ваши охотничьи подвиги рассказывал. Михаил Григорьевич у нас специалист не только по тетеревам и рябчикам, но и по денежным купюрам.

На столе появилась ассигнация. Травин усмехнулся, достал такую же. А потом ещё одну, и ещё. С каждой новой бумажкой Меерсон возбуждался всё сильнее, при виде четвёртой даже руками всплеснул. Он хотел было что-то сказать, но Меркулов его остановил.

— Это всё, — сказал Сергей.

— Где вы их нашли?

— Столовая артели инвалидов около вокзала, — не стал скрывать Травин, — которая на самом деле кабак нэпманский. Подвал у них, там и отыскал.

— Может, выскажете свои соображения? — Меркулов улыбнулся, словно его не интересовало, какого чёрта начальника почты понесло в подвал столовой.

Сергей взял один кредитный билет, достал из портмоне червонец, положил на него. Советский дензнак размером был поменьше на два-три сантиметра.

— Смотрите, бумага у этих денег практически одинаковая, водяных знаков нет, как и у новых советских червонцев, я проверил, если мы банкноту обрежем, а потом смоем краску, ну или наоборот, получится аккурат заготовка. Нужен растворитель, я ещё думал, чем в том месте пахло, видимо, там они эти бумаги отмачивали, канализация у здания подведена, смывай чего угодно, повозки с едой и напитками постоянно ездят, никаких подозрений лишняя не вызовет. Останется только напечатать, поставить факсимиле и номера, запечатать пачки. А там уже от блинопёка зависит, какой продукт выйдет, попадёт в масть, значит, никто до поры до времени не заметит.

— Всё так? — спросил чекист у Меерсона.

— Да, точно, — тот кивнул, — мы же это обсуждали. Проблема в том, Сергей, что этих денег не существует. Ты в курсе, что творилось в Петрограде в семнадцатом?

По словам банкира, в 1917 году в Петрограде был организован Союз Российских Акционерных Коммерческих Банков, на случай чрезвычайной ситуации он разработал собственные кредитные билеты, их планировалось ввести в обращение в конце года. Денежные знаки на сумму в пятьдесят миллионов рублей были отпечатаны в типографии Вильборга. После того, как власть перешла к Советам, и банки были национализированы, все билеты вывезли в Псков и уничтожили, а неиспользованный материал остался на складе Управления фабрик заготовления государственных бумаг.

— Значит, потенциально могли существовать два миллиона таких бумажек? — уточнил Травин.

— Меньше, — сказал Меркулов. — Там ведь и других номиналов банкноты существовали. Но если заместо них печатали червонцы, то на десять миллионов рублей мы имеем фальшивок. А это пятьсот пудов золота, не так ли, гражданин Меерсон?

Замдиректора поёжился.

— Согласен, — произнёс он тусклым голосом, — бумага та же самая, её израсходовали в 1927-м полностью, червонцев выпустили на четыреста миллионов рублей. У меня с раннего утра кассиры сидят, ищут фальшивки, но ничего пока не обнаружили. Какие десять миллионов? Да и не может быть подделок такого качества, там же факсимильные подписи, номера стоят, а серии должны соответствовать, с обычной банкноты клише не сделать, там дефекты всякие, которые будут одинаковые на всех фальшивках. Но если им даже это удалось, представьте, бумажку надо взять, отмыть, потом обрезать, отпечатать, и так миллион раз. Это огромный труд, товарищ Меркулов. Если их и ввезли, то готовые, зачем им здесь-то хлопотать?

— Думаю, кое-что уничтожили для галочки, — предположил Сергей, — а остальное здесь оставили, припрятали до лучших времён, а ну как власть переменится. В восемнадцатом здесь немцы были, в девятнадцатом эстонцы, в общем, возможностей перетащить на ту сторону хоть отбавляй, но потом границу хоть кое-как, а перекрыли. Значит, недавно