Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

- Один, - ответил Нил и тут же поспешно добавил: - Но он умер, как только я подошел!

- В седло, - велел Лоенгрин. - Что-то едем медленно.

Глава 15

В селе Лоенгрин велел выйти из домов даже тем, кто хотел отсидеться, и теперь всем миром смотрели, как Ханнелору Лесному накинули на шею петлю, Лоенгрин внятно объяснил, кто это такой и за что его так, после чего Нил и еще двое потянули за другой конец веревки, Ханнелор просунул пальцы под петлю на горле и пытался ее ослабить, лицо побагровело, он задыхался и надсадно хрипел.

Нил туго обмотал ствол дерева и завязал конец веревки узлом. Когда петлю затягивают на шее и сталкивают жертву с высокого места, у нее либо сразу ломаются шейные позвонки, и смерть наступает мгновенно, либо рвется веревка.

А вот при таком способе и веревка цела, и наблюдающие получают огромное удовольствие, когда жертва хрипит и корчится полчаса, а потом еще обмочится и обгадится, совсем покрыв позором себя и свое ремесло.

Лоенгрин сказал мрачно:

- Поехали.

Нил изумился:

- И не досмотрим?

Лоенгрин буркнул:

- Не думаю, что его решатся освободить сами крестьяне, которых он грабил.

- Это да, - согласился Нил, - мне просто интересно... обгадится или нет? Некоторые так и умирают, не испачкав штаны!

- Да уж, - пробормотал Лоенгрин, - может быть, не изгонять так уж всех клоунов и арлекинов? Зрелища такого рода не одному тебе нужны...

- А как же, - горячо сказал Нил, - искусство нельзя изгонять!

Лоенгрин кивнул на дергающееся в конвульсиях тело на веревке.

- Особенно такое жизнерадостное и жизнеутверждающее.

Он пустил коня рысью, а когда деревня осталась позади, послал вскачь. Нил не отставал, впереди показались домики еще одной деревушки, намного мельче и беднее, но Лоенгрин все равно направил коня в ту сторону.

Потом заехали еще и еще в деревушки и села, везде Лоенгрин сталкивался с тем, что налоги взимают всякий раз такие, какие изволит сборщик, все зависит от его настроения. И хотя, конечно, крестьяне преувеличивают, но все-таки надо как-то продумать иную систему, чтобы каждый человек твердо знал, сколько должен отдать в конце года, а все остальное оставить себе, и никто не посмеет на это позариться.

В полдень Лоенгрин остановил коня под вольно раскинувшим ветви дубом на краю леса, огляделся, привстав на стременах.

- Привал, - сказал он, - пусть кони отдохнут.

- И нам не мешает, - бодро откликнулся Нил.

Лоенгрин соскочил на землю, сходил к ручью и умылся, а Нил расседлал коней, вытер им потные спины, поводил немного, потом отвел напиться.

Когда он начал собирать сучья для костра, Лоенгрин отмахнулся.

- Не стоит. Перекусим холодным, не стоит долго задерживаться.

- Здесь опасно? - спросил Нил.

- С чего бы? - удивился Лоенгрин. - Мы на виду.

- Эт верно, - согласился Нил. - Не то что там, в дремучем лесу, когда этот Холм Фей... До сих пор дрожь пробирает... Хотя как вспомню, так будто и не знаю, в каком раю побывал.

Лоенгрин задумчиво смотрел, как на горбатый сучок сели две мухи, торопливо насладились друг другом и улетели, а на их место всползла божья коровка с блестящей красной спинкой в кокетливых черных пятнышках. За нею спешит другая, и когда первая остановилась, вторая поспешно заползла на нее и тут же довольно заерзала, в экстазе растопыривая блестящие крылышки.

- И что, - сказал Лоенгрин с задумчивостью в голосе, - эти в Гроте Венеры чем-то отличаются от них?

Нил тяжело вздохнул.

- Ну... там такие женщины...

- И что с ними ты делал?

Нил замялся.

- Ну... как бы... это... любовь... усякая...

Лоенгрин поморщился.

- Нил, ты всерьез? Да они там и слова такого не знают!.. Любовь. Люди хотя бы ритуалы всякие придумывают, чтобы укрыть или скрасить эту животную сущность, гламур изобрели, куртуазность, изысканные комплименты, обеты в честь женщин... Хотя да, конечно, потом все то же, что у божьих коровок, но хотя бы сперва нечто танцевальное.

Нил оживился.

- Танцевальное? Звери тоже перед самками танцуют!

- Ну вот, - сказал Лоенгрин со скукой, - даже звери стараются как-то облагородить, возвысить, прикрыть... Мы же не набрасываемся на еду, как животные? Скатерть стелем, молитву читаем, отрезаем по ломтику, едим неспешно... хотя да, едим так же, как эти божьи коровки и вообще весь скот, однако мы не скот!

Нил тоскующе оглянулся.

- А все-таки у нас было такое счастье... Холм Фей, это ж надо! Скажи кому, просто не поверят.

- Ты скоро бы взвыл, - ответил Лоенгрин с сочувствием. - Там рай для язычников, что не знают других радостей, как нажраться и побожекоровиться. Но ты уже христианин, у тебя есть душа... хоть какая-никакая, но все же! Ты, возможно, знаешь радости выше и слаще... Не смотри с таким укором! Ты христианин! Ты хоть знаешь, что это за такое?

Нил пробормотал настороженно:

- Думаю, знаю, но лучше скажите. У вас все по-другому.

- Христианин, - ответил Лоенгрин вдохновенно, - это язычник, узревший свет истинной веры!.. Христианин - это язычник, вдруг увидевший, как рухнули все высокие заборы и все запреты, и мир вдруг оказался бесконечным как в пространстве, так и во времени!..

Нил сказал с опасливым недоумением:

- Запреты? Мне кажется, у христианина запретов ой-ой-ой!.. И чем христианин ревностнее, тем запретов больше...

- Все верно, - сказал Лоенгрин. - Но эти запреты человек принимает на себя сам. Христианин - это язычник... который выше язычника! Но это одновременно значит, что в каждом из нас живет язычник в полной его мере. Ты понимаешь, что это значит?

Нил долго думал, морщил лоб, двигал бровями, даже ушами ухитрился пошевелить, наконец вскричал осторожно:

- Это значит, что все радости язычника нам доступны?

- Ты понял все правильно, - ответил Лоенгрин мирно. - А вот язычнику наши высокие радости непонятны и недостижимы.

- Как вот тем божьим коровкам?

- Ты все понял правильно, - сказал Лоенгрин.

- Спасибо, ваша светлость, - ответил Нил и заметно взбодрился, - мне кажется, быть христианином не так уж и паскудно.

Эльза, коротая время до возвращения Лоенгрина, велела приготовить для него особенно красивую шляпу с пером, сама проследила придирчиво, как ее делают, а также торжественное одеяние с накидкой на плечи золотистого цвета, что символизирует верховную власть в герцогстве и одновременно расширяет плечи, хотя у ее рыцаря в сияющих доспехах и так плечи совсем не узкие, но пусть будут еще шире, теперь это модно.

Свои золотые волосы, обычно целомудренно убранные под платок, сейчас заплела в толстую косу, толщиной с руку взрослого мужчины, та хвостиком почти достигает пола.