Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

Эльза насторожилась.

- Разве, если любишь, можно сказать что-то обидное?

Ортруда всплеснула руками.

- Еще как можно! Например, у вашего любимого... скажем, длинные уши. Его за это дразнили в детстве, и он к этому относится очень болезненно. Потому вы никогда ни при каких обстоятельствах, даже при ссоре, не должны упоминать, что у него уши... длинные. Потому что это будет не просто милая ссора, после которой неизбежно примирение, а у него навсегда останется шрам на сердце.

Эльза смотрела в недоумении.

- Но у Лоенгрина... хотя да, продолжайте.

- Первое правило, - сказала Ортруда, - что бы он ни подарил вам, всегда радуйтесь и благодарите, даже если принес совершенно ненужную и неинтересную вам вещь.

- Почему?

Ортруда покровительственно улыбнулась.

- Ну... это не только вежливость, но и предосторожность. Чтобы он не подарил это другой женщине, что обрадуется искренне и... поблагодарит. Второе, нельзя расхваливать его друзей. Оброните пару одобрительных слов, чуточку свысока, но не больше. Нельзя, чтобы он хоть на минутку подумал, что его друзья вам хоть в чем-то нравятся больше.

Эльза призадумалась, кивнула.

- Я и так не считаю, что кто-то может быть ему равен, но... спасибо, запомню.

Ортруда сказала шепотом:

- Вы можете не поверить, но при всей своей силе и мужественности любой мужчина нежен, как майский цветок!.. Об этом надо помнить. Вы никогда-никогда не должны говорить с восторгом, что у сэра такого-то просто изумительный конь, а у некоего лорда самый уютный замок... пусть даже все это так и есть, но ваш муж обязательно обидится...

- Лоенгрин не обидится!

Ортруда сказала сожалеюще:

- Просто не покажет вам свою обиду, а это не одно и то же. Но вы же в самом деле не хотите его обижать?

Эльза сказала горячо:

- Не хочу!

- Тогда слушайте дальше...

Глава 2

Во дворе рыцари довольно обсуждают приемы владения мечом, что показал им молодой герцог, некоторые трюки просто ошеломили простотой и доступностью, то один, то другой энтузиаст поединков восклицал, что это ж так понятно, почему никто раньше, теперь нужно только заучить все движения, чтоб двигаться еще на скорости и в нужных связках, а сэр Перигейл, наслушавшись, догнал Лоенгрина на входе в замок и пошел рядом.

Лоенгрин увидел на лице начальника охраны замка озабоченное выражение, спросил тихо:

- Сэр Перигейл?

Тот оглянулся и спросил почти шепотом:

- Что, барон Норриг в самом деле такой великий воин, что едва не победил вас?

Лоенгрин тоже покосился по сторонам, понизил голос:

- Я пощадил его самолюбие. Зрителей было слишком, потому я сделал вид, что ошеломлен его натиском и едва-едва держусь.

Они пошли через холл, Лоенгрин видел, как Перигейл потемнел лицом, потом сказал глухо:

- Это была ошибка, ваша светлость.

Лоенгрин изумился:

- Почему? Это же была не какая-то серьезная схватка, а так... проба сил. Я проявил человеколюбие! Нехорошо сразу повергать барона на землю... как легко было сделать...

Перигейл покачал головой.

- Ошибка. Непростительная ошибка.

- В чем?

Перигейл вздохнул, покачал головой.

- Теперь многие решат, что вы не так уж и хороши в схватке. Появятся еще желающие...

- А Тельрамунд? - напомнил Лоенгрин.

Перигейл буркнул хмуро:

- Человек всегда находит для себя оправдание. Стоит Тельрамунду обронить где-то, что его перед боем чем-то опоили... да-да, поверят даже те, кто присутствовал при вашей с ним схватке! Мир так устроен, что все мы... прости Господи!.. всегда охотнее верим плохому о ком угодно, чем хорошему. Потому, ваша светлость, вы всегда должны жить и драться в полную силу.

Лоенгрин развел руками.

- Я всегда полагал, что силу дозировать нужно особенно тщательно.

- Это где вас такому учили?

- Ну... далеко отсюда.

- Заметно, - ответил Перигейл саркастически. - В царстве любви и добра?

- Ну... близко к нему.

Перигейл громыхнул:

- А сейчас вы на земле, которую не только священники называют грешной! Потому никто не должен сомневаться в вашей силе. Лучше пусть опасаются, как вы говорите, чрезмерного применения, чем... гм... недоприменения.

Он остановился, навстречу по лестнице величественно спускается леди Ортруда, свеженькая и сияющая хищной красотой, на лице победная улыбка.

- Ваша светлость, - сказал Перигейл и поклонился, - мне нужно срочно посмотреть... как там уложили новую партию арбалетов.

Он развернулся и быстро направился через холл обратно к выходу. Лоенгрин повернулся к леди Ортруде, она подала ему руку, и он вынужденно принял ее и повел вниз, а она сходила медленно и царственно, ее вроде бы затянутая корсетом грудь волнующе покачивается, и у него в воображении обе эти чаши сразу очутились в его ладонях, он едва не споткнулся, старательно очищая мозг от стыдных и недостойных картин.

Леди Ортруда с каждым шагом придвигалась ближе, в зале пусто, она потупила глаза, но щеки раскраснелись, а губы повлажнели и слегка раздвинулись.

- Я ваша заложница, - напомнила она тихо, - и полностью в вашей власти, мой господин.

Лоенгрин покачал головой.

- Я же сказал, в этом нет необходимости. Отдохните у нас, а затем отправляйтесь домой.

Она воскликнула:

- Как можно! Я хочу, чтобы вы нас ни в чем не подозревали!

- Я не подозреваю, - заверил он. - Этот ваш приезд развеял бы любые сомнения, если бы они даже и были.

- Но все-таки, - сказала она нерешительно, - если я вот так сразу уеду, вы можете снова подумать... нет, я не хочу этого! Или вы не подумаете, но госпожа Эльза может...

Он перебил:

- Эльза настолько чистый и нежный ангел, что темные мысли она просто не принимает.

Ортруда слегка прикусила губу.

- Однако... Хорошо, если так. Я уеду, но, с вашего позволения, погощу у вас день-другой и постараюсь как-то уверить вас, что мы не собираемся мстить или попытаться что-то изменить. Что произошло, то произошло, нужно жить с этим.

Он вздохнул с облегчением.

- Золотые слова.

Она чарующе улыбнулась.

- И еще я должна, просто обязана, пообщаться с милой Эльзой! Она так чиста и непосредственна, что может обжечься на таких вещах, которые мы, женщины, обходим просто и умело.

Он в сомнении наклонил голову.

- Я не против. Но такие вопросы... решает сама Эльза.

Ортруда всплеснула руками.

- Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.

Они давно сошли с лестницы, Лоенгрин чувствовал нарастающую неловкость, стоять вот так в зале и не знать, как себя вести, потому что извиниться и уйти не дает, успевая остановить либо чарующей улыбкой, либо движением руки, а сейчас взглянула ему в глаза, и он ощутил сладкие мурашки по всему телу.