Иван-Дурак - Ольга Матвеева

— Папа, — ответил Иван строго, — социализм закончился, мы вступаем в эпоху рыночных отношений. Кодекс строителей коммунизма больше не действует. Забудь о нем. Мир изменился. Квартиру я возьму, это плата за мои услуги.

— Куда катится мир? — вздохнул отец.

Перед свадьбой Иван встречался со своей невестой всего два раза: гуляли по парку и обсуждали стратегию поведения на бракосочетании. Ивану все хотелось поцеловать Ольгу. Но он не решался. Это ведь был фиктивный брак. К тому же ему полагалось страдать от разрыва с Ириной. Он и страдал, но как-то не слишком сильно, и это его смущало.

Михаил Львович тоже пару раз приглашал Ивана на аудиенции. Давал инструкции: смотреть на его дочь нужно было с искренним, неподдельным обожанием, с тестем и тещей обращаться почтительно, с гостями, среди которых будет немало весьма уважаемых людей, общаться вежливо, интеллигентно. Когда будут кричать «Горько!», целоваться с чувством, страстно. Говорили не только о театральной стороне предстоящего события, но и об оплате этого спектакля. Михаил Львович возможности выбрать самому будущую жилплощадь Ивану не дал — подобрал все сам, или были у него какие-то резервные квартирки, кто его знает. Сказал, что и Иван, и Ольга получат документы, подтверждающие право собственности, за два дня до свадьбы, и это будет акт доверия к будущему родственнику. Михаил Львович выразил надежду, что жених не предпримет попытку сбежать, как только получит желаемое. Добавил, что он так поступать настоятельно не рекомендует, ибо времена сейчас неспокойные, жизнь человеческая вообще ничего не стоит, и кто знает, что может случиться при таких раскладах? Кирпич на голову упадет, например, или шальная пуля заденет. К тому же всегда есть шанс шашлыком из собачатины отравиться. Ну, мало ли. Иван заверил будущего тестя, что он предельно ясно понял ход его мыслей и беспокоиться абсолютно не о чем — он с радостью выполнит все условия договора. Михаил Львович оказался человеком широкой души: хотя метраж квартир и не обсуждался, и Иван надеялся на что-то вроде однокомнатной хрущевки, но получил он двухкомнатную квартиру новой планировки в кирпичном доме. Такую же жилплощадь получила и Ольга, только эта квартира была полностью обставлена и с хорошим ремонтом: именно в нее и должны были переехать молодожены — по условиям контракта Иван должен был прожить с Ольгой не менее полугода, чтобы потом уже развестись, не вызывая подозрений, мол, не сошлись характерами. Обычное дело. Когда Иван получил ключи от своей собственной квартиры, от своей первой собственной квартиры, он был счастлив. Им овладела самая настоящая эйфория. Это было похоже только на первый секс. Тогда, в пионерском лагере, в возрасте пятнадцати лет, когда он лежал в постели после самого первого своего соития, он испытывал нечто подобное. Когда Иван ходил по своей собственной квартире, по двум ее небольшим пустым комнатам, оклеенным блеклыми старыми обоями, оставшимися от прежних хозяев, он чувствовал себя баловнем судьбы — как далеко он ушел от своих нищих сверстников: у него есть работа, приличная зарплата, а теперь вот и квартира — собственные 50 квадратных метров. И уже точно не нужно возвращаться в родной город! Душа его пела и ликовала. Но продолжалось это недолго. Уже на следующий день, накануне свадьбы, его начали терзать сомнения: поступает ли он правильно, не совершает ли он роковую ошибку, не предает ли он себя, сможет ли он выпутаться из этой ситуации без потерь и, вообще, сможет ли он выбраться? Сердце, как тисками, сжало тревогой: Ивану вдруг начало казаться, что его заманили в западню, то, что казалось ему сделкой, приключением, благородным поступком, может обернуться потерей свободы, ярмом, каторгой. А что если это семейство, всемогущий отец с замашками местечкового князька или даже царька и его не по годам умная и коварная дочурка, не выпустят его? Или, наоборот, вышвырнут, как старую тряпку, после того, как он перестанет быть им нужным. Стоит ли эта дурацкая квартира таких перспектив? Зачем он в это ввязался? Зачем? Вот дурак! Вот идиот!

Утром следующего дня он в своей комнате в общежитии надел новый темно-синий костюм, белую рубашку, малиновый галстук, дорогущие туфли — все это было куплено на деньги будущего тестя будущей тещей. Посмотрел на себя в зеркало. Почему-то оно отразило не благородного рыцаря, каковым он себя долгое время воображал, а красавчика-жиголо, то есть редкостного подонка. Иванов юношеский максимализм делал жиголо именно подонками. А кем же еще? И вот он — один из них. Прелестно! А что если все-таки сбежать? Вернуть Михаилу Львовичу его квартиру? Прав был отец — он и сам может заработать на любую жилплощадь, какую только пожелает. Вспомнил про шальную пулю и отравленные шашлыки из собачатины. Вспомнил Ольгин округлившийся живот, вспомнил ее несчастные глаза. Понял — отступать поздно. Все было решено еще в тот мартовский солнечный день под обнаженными деревьями, когда Ольга в синем берете, похожая на школьницу, попросила его о помощи. Вот тогда все и решилось, а теперь уже поздно, слишком поздно что-то менять. Друг Ивана налил ему полстакана водки для храбрости, дал закусить горбушкой черного хлеба с солью — больше в комнате ничего не было, сказал: «Везет тебе, на такой красивой девушке женишься!». Иван хмыкнул, выпил водку и вышел за дверь — навстречу своей судьбе.

Свадьбу Иван помнил плохо. Помнил свое не очень уверенное «да» в ЗАГСе, помнил слезы матери, помнил, как в первый раз хмельные гости закричали «Горько!», как Ольга посмотрела на него немного испуганно, но призывно и начала подниматься, как он тоже неловко поднялся, опрокинув бокал шампанского, как робко приник к ее губам, как она остервенело захватила его губы своими губами. Как у него закружилась голова, как он тоже начал ее целовать по-настоящему. Помнил, что гости кричали «Горько!» часто. Помнил, как он пьянел от водки, но еще больше от женщины, которая нежданно-негаданно стала его женой. Еще помнил, как его и Ольгу привезли в их новый дом, где пока не было ни одной их вещи. Это был все равно, что гостиничный номер. Хотя, признаться, Иван еще ни разу и не бывал в гостиничных номерах. Он улегся на кровать.

— Проваливай, — неожиданно резко сказала Ольга.

— Куда? — удивился Иван.

— На диван. У нас фиктивный брак, ты забыл?

— Ты меня так нефиктивно целовала, так натурально, что я забыл.

— Это был спектакль, а я хорошая актриса.

— Ты, дорогая, слишком хорошая актриса. По-моему, такие поцелуи сыграть нельзя.

— Ну, увлеклась немного, подумаешь, — пожала плечами Ольга, — но это все равно не значит, что я буду с тобой спать.