Генерал Абакумов. Палач или жертва? - Олег Смыслов

И хотя в этом же постановлении отмечено, что «указанные лица в данное время отсутствуют», начальник Особого отдела армии постановил: «Забуринина (затем перечислены остальные 28 фамилий) подвергнуть аресту и привлечь к следствию по статье 58–1 пункт «б»… Дело о них вести заочно».

Бросается в глаза нелепость формулировок этого документа: обвиняемые — отсутствуют, однако чекисты грозят их «подвергнуть аресту», хотя тут же идут на попятный, соглашаясь дело вести заочно.

В течение нескольких последующих дней сотрудники Особого отдела армии и военный прокурор имитировали бурную деятельность по расследованию данного дела. Они допросили не только командира батальона, в котором служили пропавшие военнослужащие, но также — командиров сопредельных батальонов и даже полков. Было допрошено несколько солдат, которые хотя бы поверхностно были знакомы с исчезнувшими. Второго февраля армейские особисты изготовили текст «Обвинительного заключения», где всем 29 пропавшим предъявляли обвинение по статье 58–1 «б» — измена Родине. А через 20 дней Военный трибунал 22 армии также заочно вынес приговор: всех «подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества».

Абсурдность подобных расстрельных приговоров, вынесенных заочно, без допросов обвиняемых, была ясна более опытным юристам — членам Военного трибунала Калининского фронта…

… Ив данном случае Военный трибунал Калининского фронта не утвердил приговор, вынесенный трибуналом 22 армии. 20 марта 1942 года трибунал фронта принял документ, который в судебной практике называется «Определением»: «Поскольку приговор в отношении 29 военнослужащих (перечислены фамилии) вынесен заочно, его — отменить. Дело передать на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия»».

Другой пример: «К расстрелу же Военный трибунал 27-й гвардейской стрелковой дивизии приговорил 25 ноября 1942 года старшего сержанта И. С. Митичкина, а с ним еще четырех красноармейцев отделения связи, обвинив их по той же статье 58–1 «б» об измене Родине. Причем, в данном случае ни один из военнослужащих ни в каком немецком плену не был ни одного дня. Но Особый отдел дивизии по информации своих осведомителей арестовал всех, написав в «Обвинительном заключении», что «группа намеревалась осуществить свои изменнические замыслы в ночь с 12 на 13 ноября, и это не удалось по независящим от них обстоятельствам».

Доказательства этих «изменнических замыслов» были настолько шатки, что командующий 65 армией (куда входила указанная дивизия) генерал-лейтенант Батов ходатайствовал о смягчении наказания. И Военный трибунал Донского фронта своим «Определением» переквалифицировал обвинение и заменил высшую меру — расстрел на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. За время следствия один обвиняемый «умер от истощения», а остальные были сняты с фронта и отправлены в лагеря».

«К первому периоду Отечественной войны, — делают вывод исследователи из ВГУ, — относится 60 процентов выявленных нами архивно-следственных дел. В количественном отношении это 27 дел. Из них лишь в трех делах (это 11 процентов) обвиняемым были предъявлены обвинения в антисоветской, а точнее, «пораженческой» агитации — статья 58–10 часть 2-я…

Все остальные 90 процентов дел велись по статье 58–1 «б», то есть измена Родине. Именно поэтому мы подробно рассмотрели в данном разделе различные варианты следствия и приговоров по указанной статье. При этом необходимо иметь в виду, что впоследствии все обвиняемые, проходившие по этим делам, были реабилитированы «за отсутствием состава преступления». Таким образом, никто из них никакой «измены Родине» реально не совершил. Их дела следователями Особых отделов были сфальсифицированными».

В ходе своей кропотливой работы исследователи из ВГУ пришли к еще одному любопытному выводу: «В первый период Особые отделы, как мы видели, в основном, выявляли так называемых «сдавшихся» в плен (даже если пленение происходило превосходящими силами противника или если в плен попадали раненые красноармейцы, утратившие оружие и боеприпасы).

Теперь же этим органам ставились задачи, арестовывая вышедших из плена военнослужащих Красной Армии, не только доказывать их «добровольную сдачу» противнику, но, прежде всего — их вербовку в плену германской разведкой, и, соответственно, возвращение на нашу территорию уже в качестве немецких шпионов».

В качестве примера исследователи приводят следующий: «В этом отношении показательно дело, возбужденное буквально в последний месяц Отечественной войны, когда наши войска уже вели бои на территории Германии. Сами события, послужившие материалом для возбуждения СМЕРШем дела, произошли еще в конце 1944 года. Причем под подозрение попали военные разведчики — люди уже не раз, казалось бы, проверенные. 17 сентября 1944 года группа военных разведчиков Резервного фронта на транспортном самолете была переброшена из уже освобожденной Литвы в тыл противника на территорию Германии. Почти четыре месяца разведчики (в штатской одежде) успешно действовали в тылу немецких войск, передавали важную информацию командованию фронта. Однако в январе 1945 года двое наших разведчиков из этой группы, Т. Е. Лопатин и A.A. Зайцев, были задержаны немецкой жандармерией в лесу около города Инстербурга. После нескольких допросов их поместили в концлагерь в городе Зольдава.

На восьмой день опытным разведчикам — один был сержантом, другой старшиной — удалось из лагеря бежать. Уже через сутки они вышли к наступающим частям Красной Армии. Но недельный плен обошелся им очень дорого.

Более трех месяцев разведчиков держали в фильтрационном лагере, а затем все-таки арестовали. 8 апреля постановления на арест Лопатина и Зайцева утвердил начальник управления СМЕРШ Резервного фронта генерал-лейтенант Ханников. Текст каждого постановления завершался словами:

«При сомнительных обстоятельствах бежал из концлагеря… Есть основания подозревать в причастности к немецким разведорганам… Подвергнуть аресту и обыску».

До конца апреля следователь СМЕРШ трижды допрашивал каждого из арестованных. Всякий раз после рассказа разведчика о кратковременном пребывании в плену и побеге из немецкого концлагеря он требовал: «Вы лжете. Дайте показания, когда и кем Вы были завербованы, какие получили задания…»

Однако никаких признательных показаний следователю получить не удалось: разведчикам не в чем было признаваться. Обвинение в шпионской деятельности рассыпалось. Думаю, что в этом немалую роль сыграли два необычных документа, подшитых в архивноследственное дело: доносы тайных осведомителей СМЕРШа. Как правило, подобного рода документы не подшиваются в архивноследственное дело, а хранятся в личном деле самого осведомителя — как характеристика его активной (или — неактивной) деятельности. Но в редких случаях такие доносы попадают (видимо, ошибочно) в дела обвиняемых. Нам выпал именно такой случай.