Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль - Глен Кук

Сумку я оставил у фонтана, чтоб зря не таскаться с ней. Я подумал, что в этом царстве мертвых с ней ничего не случится. И ошибся. Подойдя к безумной милитаристской скульптуре, я увидел, что некто уже вовсю роется в моих вещах.

Она стояла ко мне чрезвычайно аппетитным задом. Высокая, стройная девушка. Брюнетка в желтовато-коричневом платье-рубашке, стилизованном под крестьянское. Крестьянину не заработать на такое и за пять лет. Незнакомка копалась в сумке, и задок ее соблазнительно колыхался. Похоже, она только начала.

Я подкрался незаметно, как опытный разведчик, остановился шагах в четырех, одобрительно кивнул ее заднице и спросил:

— Нашли что-нибудь интересное?

Она быстро обернулась.

Я вздрогнул. Лицо — копия того, что я видел раньше, но на этот раз робости в нем не было ни капли. Более жесткое, мирское. В том, другом, кроме застенчивости, мне почудилась монашеская отрешенность.

Глаза незнакомки сверкнули.

— Кто вы? — Ни тени смущения. Мне нравится, когда кое в чем не раскаиваются, но не в том же, что рылись в моих пожитках.

— Секстон. Кто вы? Зачем залезли в чужую сумку?

— Не тяжело таскать с собой такой арсенал?

— Он нужен мне для работы. Я ответил на два вопроса. Теперь ваша очередь.

Девица осмотрела меня с головы до ног, приподняла бровь, как бы сомневаясь, довольна ли увиденным. Задела меня за живое! Затем фыркнула и ушла. Я, конечно, не Аполлон, но к подобному обращению не привык. Видимо, это было частью ее плана.

Я смотрел вслед красотке. Двигалась она красиво, сознавала, что за ней наблюдают, и немного кокетничала своей походкой. Она скрылась под балконом в западном крыле особняка.

— Странные существа здесь обитают, — пробормотал я.

Я проверил сумку. Она перевернула все вверх дном, но ничего не пропало. Я вовремя спугнул ее, она не успела добраться до внутреннего кармашка с бутылками. Я дважды проверил его.

Там было три бутылочки: ярко-синяя, изумрудно-зеленая, рубиново-красная. Каждая весом около двух унций. Я раздобыл их во время одного из прошлых расследований. Содержимое было приготовлено колдуном. В трудную минуту они могли здорово пригодиться. Но я надеялся, что применять их не придется.

Господи, во скольких передрягах пришлось побывать! Я одежды столько не сносил, а одежду-то хоть постирать можно.

В ожидании Деллвуда я, осторожно ступая, обошел холл. Все равно что музей в одиночку осматривать. Детали обстановки ничего для меня не значили. Несомненно, каждая из них имела богатую историю, но я не из тех, кто интересуется историей из чистой любознательности.

Деллвуд медлил. Через полчаса я уже пялился на старинный горн и раздумывал: что, если дунуть в него пару раз? Потом на глаза мне опять попалась блондинка. Она разглядывала меня издалека. Я помахал ей. Старик Гаррет ведь дружелюбный и общительный парнишка.

Она тут же пропала. Ну точно мышка.

Наконец появился Деллвуд.

— С генералом все в порядке? — спросил я.

— Он отдыхает, сэр. Все будет хорошо. — Голос его звучал не слишком уверенно. — Сержант Питерс сделает, что вы просили. — Теперь в голосе его слышалось недоумение. — Позвольте полюбопытствовать, сэр. Что вы делаете здесь?

— Генерал послал за мной.

Он с минуту смотрел на меня, потом сказал:

— Пойдемте со мной, я покажу вам комнату.

Мы отправились в восточное крыло здания, вскарабкались на четвертый этаж. Я опять запыхался. Деллвуд решил зайти с другой стороны:

— Вы к нам надолго?

— Не знаю.

Надеюсь, что нет. Дом Стэнтнора успел надоесть мне: слишком уж он напоминал склеп. Рядом умирал владелец. Когда умирает хозяин, кажется, что дом умирает вместе с ним.

Деллвуд открыл дверь.

— Что вы намерены делать после смерти генерала? — спросил я.

— Я не заглядываю так далеко вперед. Не думаю, что он скоро умрет. Он справится. Все его предки доживали до восьмидесяти — девяноста лет.

Деллвуд успокаивал себя. Он понимал, что будущего у него нет. В мире не так много места для профессиональных вояк, отдавших армии лучшие годы.

Поразительно, неужели кто-то в доме хочет, чтобы Стэнтнор сыграл в ящик раньше времени? Нет, подозрения Черного Пита нелогичны, неправдоподобны. Но когда дело доходит до убийства — тут уж не до логики.

Не следует торопиться с выводами. Сперва надо поразведать, поразнюхать, просто послушать.

— Как насчет еды, Деллвуд? Экипировки для парадных обедов я не захватил.

— С тех пор как генерал заболел, мы не одеваемся к обеду. Завтрак в шесть, ленч в одиннадцать, в кухне. Обед в пять в столовой, но без формальностей. Гости и слуги обедают вместе. Вас это не смущает?

— Нет, я демократ, сторонник равноправия. Ленч я пропустил?

С таким расписанием мне придется туго. В шесть утра я иногда и спать-то не ложусь. Не люблю утро за то, что оно начинается слишком рано.

— Что-нибудь придумаем, сэр. Я скажу кухарке, что у нас новый гость.

— Спасибо. Я устроюсь, а потом спущусь вниз.

— Отлично, сэр. Если что не в порядке, скажите. Я постараюсь исправить.

— Не сомневаюсь.

— Конечно. Спасибо.

Деллвуд зашагал прочь. Я проводил его глазами и закрыл дверь.

4

Вряд ли потребуются исправления: порядки у них, насколько я успел заметить, строгие. Деллвуд ввел меня в покои, размером превосходящие первый этаж моего дома. Я очутился в комнате с панелями из розового дерева и потолочными балками из красного. Полки во всю стену, набитые книгами. Мебели столько, что хватит разместить взвод. Обеденный стол на четыре персоны. Письменный стол, стулья. Окна из простого и цветного стекла, выходящие, увы, на север. Ковер. Какая-нибудь почтенная леди лет двести назад ткала его последние двадцать лет своей жизни. Ламп хватило бы на весь мой дом. Люстра — с массой светильников, впрочем, сейчас потушенных.

Вот как живут богачи. Двойная дверь вела в большую комнату. Спальня? Да, попал в точку.

По обстановке она не уступала первому помещению. Такой мягкой и широченной кровати мне раньше видеть не доводилось.

Я огляделся в поисках укромных местечек. Кое-что из вещей припрятал хорошенько, кое-что оставил на виду, а кое-что ни так ни сяк: можно заметить, а можно и прозевать. Самое важное я оставил при себе. Теперь лучше отправиться на кухню, пока меня не раздумали кормить. Подкрепившись как следует, я отправлюсь на разведку, и ничто не укроется от моего зоркого глаза.

В лучшие времена в кухне работало не меньше дюжины слуг, пекарей, кондитеров и так далее, трудившихся сутки напролет. Но сейчас всех их заменила одна женщина, весьма древняя на вид. Она мало напоминала человеческое существо. Наверное, наполовину тролль.

Морщинистая, высохшая, сгорбленная, она все же была на добрых два фута выше меня и килограммов на пятьдесят тяжелее. Невзирая на солидный возраст, у нее достало бы сил перебросить меня через голову, если бы я не сопротивлялся.

— Новенький? — проворчала она, увидев меня.

— Именно. Секстон. Майк Секстон.

— Ты опоздал. Чтоб этого больше не повторялось, юноша. Садись. — Она показала пальцем, куда.

Я не стал спорить и уселся за стол, на три четверти заваленный глиняной посудой и прочей утварью.

Бах! Она с грохотом поставила передо мной тарелку.

— Вы тоже служили вместе с генералом?

— Не умничай. Хочешь лопать? Лопай. Нечего комедию ломать.

— Ладно. Просто беседу поддерживаю.

Я посмотрел в тарелку. Рис был залит густым соусом, изготовленным из кусочков не опознанных мною продуктов. Я взялся за еду с опаской — как в единственном в городе общедоступном вегетарианском ресторане моего дружка Морли.

— Если мне захочется поговорить, я попрошу об этом. Разуй глаза. Разве похоже, что у меня есть время чесать языком? Кенди дали пинка под зад и все свалили на меня. Я не перестаю твердить старому упрямому придурку, что мне нужен помощник. Думаешь, он слушает? Как же, держи карман! Рад-радешенек, что выгадал две монеты в неделю.

Я попробовал немножко оттуда, немножко отсюда. Там были моллюски, и грибы, и еще пара штук не разобрал каких именно, но все было отменно вкусно.

— Вкуснотища, — похвалил я.

— Где же ты обычно ешь? Это просто помои. Я ведь одна, у меня нет времени как следует присмотреть за всем.

Она швырнула в раковину несколько кастрюлек, подняв фонтан брызг.

— Я едва успеваю приготовить жратву к следующей кормежке. А эти свиньи, ты думаешь, они замечают разницу? Да подай я кашу из опилок, стрескают — и вся недолга.

Может быть. Но мне уже давно готовил старина Дин, и я был способен отличить хорошую готовку от плохой.

— Скольких вы кормите?

— Восемнадцать. Проклятая орава. Но тебе-то что до моих забот, мистер Девятнадцать? Боишься оказаться последней каплей, той соломинкой, что свалила верблюда?