А дальше – море - Лора Спенс-Эш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все же решилась посмотреть на дочь и увидела ровно то, что и ожидала, – мрачное, ледяное, отстраненное лицо Беатрис. Очень красивое лицо. Но Милли казалось, что она в любом случае должна высказаться. Она ведь старается быть искренней с дочерью, говорить то, что думает. Впрочем, она всегда говорила именно то, что думала. Но хочется большей откровенности.
Как же трудно выстраивать доверительные отношения с собственным ребенком. Менять привычки и шаблоны, учиться вести себя по-новому. Милли часто вспоминает тропинку в парке рядом с ее домом, там постоянно вытаптывают траву. Ее прозвали «тайная тропа». Кратчайший путь. Почему нельзя найти такой к собственной дочери? Вот дочь Джулии, Луиза, ей сейчас четырнадцать, как им весело вместе. Джулия любит ходить по магазинам с Луизой. Не далее как в прошлом месяце Луиза провела целые выходные с родителями за городом. Как же так вышло у них с Беатрис, что сидят сейчас за столом напротив друг друга, но словно в разных мирах? Почти чужие люди. Разве что встречаются изредка. Но от этого охватывает еще большее отчаяние.
Потянувшись через стол, Милли взяла Беатрис за руку:
– Родная, я так тоскую по твоему детству. Так хочу проводить с тобой больше времени. Не вычеркивай меня из своей жизни.
– Мам, – Беатрис убрала руку, поправила волосы, – вот ты как будто бы заботишься обо мне, но на самом деле о себе. Почти всегда.
Она раскрыла меню и принялась сосредоточенно изучать. Милли пришлось сделать то же самое. Вечно она ляпнет что-нибудь невпопад, даже если это как раз то, что ей больше всего хочется сказать. Обе очень долго читали меню. Молчание сделалось невыносимым.
– Ну расскажи, – попробовала снова Милли, – расскажи про свою работу.
– Все в порядке, – ответила Беатрис, не поднимая глаз. – Мы подписали договор о переезде на новое место, где больше пространства, чтобы открыть еще класс. Переезжаем летом.
– О, – кивнула Милли, – как чудесно. А у тебя останется время на отпуск?
Ей хотелось бы съездить куда-нибудь вместе с дочерью, только вдвоем.
– Не уверена, – покачала головой Беатрис. – Может быть. – Она отпила воды.
Милли не могла взять в толк, почему Беатрис злится на нее. Она знала, что дочь рассердилась, когда она ушла от Джорджа. Но она и так прожила с ним дольше, чем хотелось, – вероятно, в надежде, что сможет убедить себя, что все нормально, что брак того стоит. И Джордж правда хороший человек, был и есть. Но Милли хотела быть одна. Сама по себе. Не так, как после утраты Реджа, когда это был не ее выбор.
Все, достаточно, заявила она Беатрис, когда дочь помогала ей переезжать. Никогда больше не выйду замуж. Бог любит троицу, как говорится. На лице дочери Милли видела множество разных чувств – разочарование, гнев, недоверие, – но Беатрис не произнесла ни слова.
Принесли заказ. Милли гоняла еду по тарелке.
– Что-нибудь слышно от Грегори? – спросила она, когда молчание стало слишком тяжелым.
Беатрис удивленно вскинула голову:
– Редко. В основном открытки на Рождество.
– И что было написано в нынешней? Как дела у всех у них?
После короткой паузы Беатрис ответила:
– Миссис Грегори, кажется, в порядке. Джеральд вернулся на Восточное побережье – работает в школе.
– А Уильям? – как бы невзначай поинтересовалась Милли. Его имя она не произносила с тех самых пор, как он вышел из их квартиры много лет назад. – Как он?
Беатрис обвела взглядом ресторан, посмотрела на Милли.
– Он женат, двое детей. – Беатрис смотрела на мать в упор. – А что случилось, мама? С чего вдруг такой внезапный интерес к Грегори?
Милли стиснула кулак так, что ногти впились в ладонь.
– Просто любопытно. Я знаю, как они для тебя важны.
– Были, – пожала плечами Беатрис. – Больше нет.
Вновь повисло молчание.
– Нэнси больше не вышла замуж? После смерти Итана?
Беатрис почти улыбнулась.
– Даже представить такого не могу. Она никогда больше не выйдет ни за кого.
– Разве ей не одиноко? – спросила Милли, понимая, что именно одиночество подвигло ее саму ко многим ошибкам, которые она совершила.
– А разве она так уж одинока? Не думаю. С ней рядом Джеральд. И внуки живут недалеко. – Беатрис положила вилку, отодвинула тарелку. Она почти не притронулась к еде. – Знаешь, мама, миссис Джи почти боготворила тебя.
– Меня? – искренне удивилась Милли. – Она ведь совсем меня не знала.
– Но она знала о тебе. Я все время о тебе рассказывала. Наверное, она даже немножко тебе завидовала. Как ты нашла работу, что водишь машину «скорой помощи», заботишься о папе. Она была в ужасе, когда папа умер. Почти целый месяц она каждый день пекла для меня печенье в школу. Входит, бывало, в школьный буфет с теплыми еще печеньями, прямо из духовки. На эти лакомства уходила почти недельная норма сахара. Я готова была со стыда сгореть. Нет, всем это, конечно, нравилось, но я чувствовала себя совсем маленькой девочкой.
Милли не знала, что ответить. Беатрис никогда столько не рассказывала про Грегори.
– Ну, это и вправду мило, – пробормотала она. – Я рада, что она так о тебе заботилась.
Милли понимала, что, услышь она об этом раньше, непременно фыркнула бы пренебрежительно. Что за ерунда – приносить печенье в школу, подумала бы она, что эта женщина пытается доказать? Но сейчас она наконец могла увидеть в этом именно то, чем оно и было: искреннее проявление любви. Эта женщина любила ее Беатрис так же сильно, как и она сама. Теперь Милли понимала это.
Беатрис пристально смотрела на мать.
– А что, если… – Милли судорожно обдумывала идею, – а что, если нам съездить в Америку, нам вдвоем, этим летом? Можно поехать в Нью-Йорк, а потом в Бостон. Могли бы навестить Грегори. Я как раз поднакопила на такое путешествие.
Беатрис поменялась в лице, замкнулась – как обычно.
– Нет, – отрезала она, шея ее напряглась, и Милли ощутила, как дверь, приоткрывшаяся было на чуть-чуть, вновь захлопнулась. – Я имею в виду, – чуть мягче произнесла Беатрис, – мы можем съездить в Нью-Йорк, мам. Ты же там никогда не была. Но в Бостон я не хочу. Это больше не моя жизнь. Моя
