Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

В то же время католических епископов начинает беспокоить распространение протестантства, секуляризация и популярность коммунистической идеологии. Очевидное соучастие церкви в несправедливом социальном порядке лишь играет на руку ее врагам. Миссионеры говорят о теологическом значении социальной революции.

Символом наступающих перемен стал Второй Ватиканский собор (1962-1965). Латиноамериканцы настояли на том, чтобы его итоговые документы были посвящены вопросам развития и прогресса человечества как исторического императива. Один епископ даже заявил, что «аутентичный социализм — это христианство в своей окончательной реализации, в основном равенстве и справедливом распределении благ»[183]. В ватиканской энциклике Gaudium et Spes («Радость и надежда») говорится, что «если кто-то находится в крайней нужде, он имеет право взять себе то, что ему нужно, из богатств других» (§ 69).

В 1967 году Павел VI издает энциклику Populorum Progressiо («Прогресс народов»), в которой утверждается, что «частная собственность отнюдь ни для кого не является безусловным и абсолютным правом. Никто не имеет никакого основания присваивать в свое исключительное пользование то, что выше его нужд, в то время как другие не получают самого необходимого...». Хотя понтифик критикует международный экономический порядок и капитализм как социальное зло, но призывает к развитию путем согласия, не борьбы. Папский документ требует справедливой международной экономической системы: «Говорил Св. Амвросий: «Вы не преподносите в дар ваше бедняку, но отдаете ему его же. Вы присваивали то, что предполагалось для общего пользования каждого. Земля принадлежит всем, а не богатым». Т. е. право владеть собственностью не абсолютно и безусловно... разнузданный либерализм приводит к особому виду тирании, по праву осужденному Нашим предшественником Пием XI, поскольку он заканчивается «международным империализмом денег»[184].

Однако, несмотря на христианский гуманизм XVI века, активность миссионеров времен колонизации Южной Америки и вышеупомянутые события, считается, что теология освобождения зародилась в 1968 году на II конференции «Епископального совета Латинской Америки» (СЕЛАМ) в колумбийском городе Медельине. К ее началу был опубликован «Манифест епископов третьего мира», который поддержала почти тысяча священников Латинской Америки. В документе критиковался политический курс южноамериканских правительств. Конференция осудила крайнее неравенство социальных классов, несправедливое использование власти и эксплуатацию. Из финального манифеста встречи: «Оглушающий крик вырывается из уст миллионов, просящих своих пастырей об освобождении, которое не приходит к ним больше ниоткуда»[185]. К этому времени основные причины экономического отставания ясны: бедность третьего мира — следствие экономической политики развитых стран.

Фактически священники выступили за социалистическую модель построения общества, отметив, что причиной бедствия народных масс является капитализм, понимаемый как «социальный грех». Они призвали христиан участвовать в преобразовании общества, осудив узаконенное насилие, говорили о необходимости защиты прав человека. Часто упоминается термин «освобождение» и его взаимосвязь с евангелизацией: «Долг Церкви... — провозгласить освобождение миллионов людей, многие из которых ее дети... Это не чуждо евангелизации»[186].

Хотя следующий съезд СЕЛАМ оказался умеренным, начало перемен было положено. Теологи почувствовали, что Церковь отошла от первоначального духа Евангелия. В апостольском письме 1971 года Octogesima Adveniens («Призыв к действию») много говорится о социализме. В августе 1975 года проходит Первый конгресс латиноамериканских теологов в Мехико. В декабре того же года в апостольском послании Павла VI Evangelii Nuntiandi («О евангелизации в современном мире») освобождению посвящено целых 15 параграфов.

В 1979 году на встрече СЕЛАМ в Пуэбло (Мексика) епископы делают следующее заявление: «Мы расцениваем растущий разрыв между богатыми и бедными как неприличный и противоречащий христианству»... «Проанализировав ситуацию глубже, мы обнаружили, что бедность — не преходящая стадия развития. Наоборот — это продукт экономического, общественно-политического положения и структур, хотя есть и также другие причины нищеты. Во многих случаях это состояние нищеты в наших странах вызывается и поддерживается механизмами, которые, будучи пропитаны материализмом, а не аутентичным гуманизмом, создают в международном масштабе положение, когда богатые становятся богаче в ущерб бедным, которые становятся беднее»[187]. Конференция принимает основы теологии освобождения, несмотря на то, что председательствует на ней ярый оппозиционер медельинских решений — епископ Лопес Трухильо. В тот же год папская энциклика Redemptor Hominis («Искупитель человека») (1979 год) провозглашает: «...освобождение должно войти во всю современную реальность человеческого бытия», «...освобождение — одно из основных библейских понятий, глубоко вписанное в спасительную миссию Христа...»[188]

Сам термин «теология освобождения» активно применяется с 1971 года, благодаря теологу-социалисту Густаво Гутьерресу. За несколько недель до Медельина он заявил, что богословие признает необходимость освобождения от гнета, должно основываться на основных христианских сообществах, а не навязываться сверху, что оно интерпретирует христианскую веру исходя из страданий, борьбы и надежд бедных, и критикует общество и господствующие в нем идеологии. Переход от классового деления к новому типу общества возможен через солидарность. Таким образом, появился «новый метод осуществления теологии» как «часть процесса трансформации мира»[189].

Что касается отношения Римской гурии, то один из идеологов никарагуанского освободительного богословия, Фернандо Карденаль, отмечал: «Мне тяжело это говорить, но политика Папы странным образом пересекается с агрессивной политикой Рейгана...[190] Этой мерой Ватикан пытается поставить вне закона сам революционный процесс»[191].

После того как Второй Ватиканский собор отметил сильнейшее неравенство богатых и бедных народов и провозгласил «предпочтительное право бедных», Иоанн Павел II годами пытался сбалансировать политическую активность священников, заменяя революционный дискурс «позитивной» теологией освобождения.

В 1980-х гг. Конгрегация по вопросам вероучения, наблюдательная организация Ватикана, публикует «Наставления относительно некоторых аспектов «теологии освобождения» (август 1984 г.) и «Наставления по вопросам свободы и освобождения» (май 1985 г.), где критикует латиноамериканскую теологию и предупреждает, что надо избегать марксизма. Ватикан разрешает угнетенным действовать «морально законными средствами, чтобы обеспечить надежные структуры и институты, в которых их права будут полностью соблюдаться»[192]. Но вместе с тем «основная цель Церкви — духовная — освобождение от зла»[193]. Вооруженная борьба — «последнее прибежище, чтобы положить конец очевидной и длительной тирании, которая серьезно вредит общему добру»[194].

В 1984 году Иоанн Павел II подписывает новый «Канонический кодекс», запрещающий священникам заниматься политической деятельностью. Папская энциклика Doninum et vivificantem («Господь животворящий») (май 1986 г.) также выступает против новой теологии. Папа расценивает освободительное богословие как попытку политизации религии, на что бразильский теолог «второй волны» Леонардо Бофф парирует: «...естественно, среди нас есть такие, кто занимается политикой. И хотя Ватикан сегодня осуждает их, однако нельзя забывать, что сам он в течение многих столетий был политической силой и остается ею»[195].

Прошло время... С крахом социалистических режимов мир снова изменился, и в сентябре 1996 года папа Павел II объявил, что теология освобождения в Латинской Америке умерла. Но это не совсем так. Она продолжает выступать против глобализации с новыми силами. Леонардо Бофф, вынужденный покинуть пост священника в 1992 году из-за преследований Ватикана, уверен, что «богословы освобождения... не могут принять рыночную доктрину, которая приносит смерть большинству человечества...». Глобализация стремится «сделать человечество однородным, распространяя западные ценности». «Наша задача, — пишет Бофф, — поддерживать многокультурные общества разных вероисповеданий и уважать их отличающиеся формы общественно-политического устройства...»[196].

Из регионального явления освободительное богословие превратилось в довольно распространенное течение не только среди южноамериканцев, но и в США, Европе, Азии и Африке, причем как в католической, так и в протестантской среде. Возникли новые варианты: пасторальная теология, черная теология освобождения, теология реальностей, теология труда и теология революции.