Открытие медлительности - Стен Надольный

Джон ответил:

— Это путешествие затянулось. Одна неделя была явно лишней.

На следующий день они увидели форт, стоявший на берегу озера.

В хижине они обнаружили четыре полумертвых скелета, которые не могли уже встать: доктор Ричардсон, Адам, Пельтье и Самандре. Никакого продовольствия, ни крошки! Все это время они питались оленьей шкурой, брошенной тут полгода назад и служившей когда-то одеялом, они отскабливали ножами по маленькому кусочку и ели, потом пошли в ход сапоги, в которых они пришли сюда.

— Где остальные? — спросил Джон.

Доктор попытался ответить. Джон попросил его по возможности не говорить таким замогильным голосом. Ричардсон поднялся, уцепившись истончившимися пальцами за стену, и прохрипел, глядя на Джона глазами, вываливающимися из орбит:

— Вы бы себя послушали, мистер Франклин!

Ричардсон рассказал, что не нашел тут ничего, кроме записки от Бека: «Продовольствия нет, индейцев тоже. Идем на юг, чтобы найти людей. Бопарлан умер, Август пропал. Бек». Правда, Вентцель побывал тут и забрал все карты, но своего обещания не сдержал: никаких продовольственных запасов он не сделал.

Хепберн побрел в лес, в надежде что-нибудь подстрелить. Ему повезло, назад он вернулся с двумя куропатками. Шестеро мужчин с жадностью проглотили сырое мясо — каждому досталось не больше чем на один зуб. И было это 29-го октября.

Путешествие еще не окончилось.

Пельтье и Самандре умирали. Адам окончательно слег, он даже ползать уже не мог. У него распух живот, его мучили страшные боли.

Доктор сидел подле крошечного костра, который развел Хепберн, и читал вслух Библию. Нелепая и дикая картина: вот сидит человек и читает надтреснутым, слабым голосом, который и понять-то уже почти невозможно, маловразумительные фразы из древней книги Востока, которую тоже понять почти невозможно, тем более тут, в Арктике. И все же это было для всех утешением. Даже если бы он сейчас принялся щелкать пальцами, в надежде призвать таким образом спасение, они бы только радовались: раз он сам верит в такое, другим от этого тоже утешение.

Джон рассказал Ричардсону, когда они остались наедине, что с ним произошло. Долго смотрели они друг другу в лицо — глаза навыкате, оба согбенные, заходящиеся в кашле, они напоминали двух горемычных старых пьяниц из какого-нибудь захудалого лондонского кабака.

— Я бы тоже так поступил, мистер Франклин, — прохрипел наконец доктор. — Сейчас вам поможет только молитва! Молитесь, сэр, молитесь!

Они обсудили положение. Постепенно они начали терять рассудок. Но каждый из них считал свою голову все-таки несколько лучше, и потому они старались говорить друг с другом спокойно, бесконечно терпеливо и без особых сложностей и повторяли все по сотне раз, ибо тут же забывали только что сказанное.

Теперь все зависело от Бека.

В ночь на 1-е ноября умер Самандре, и Пельтье, осознав это, потерял последнюю надежду. Он умер три часа спустя. Оставшиеся в живых ослабели настолько, что даже были не в силах вытащить тела наружу.

Хепберн и Джон, единственные, кто мог еще передвигаться хотя бы ползком, попытались набрать лишайника и веток на костер, но то и дело кто-нибудь из них двоих терял сознание, и в результате они вернулись почти ни с чем. Они давно уже пустили на растопку все, что подходило для этой цели в доме, — двери, полки, доски пола, шкаф.

Следующим слег Адам. Вот уже несколько дней он ничего не говорил и даже не пытался лечь поудобнее.

— Он придет за нами! — сказал Джон.

— Кто? — прошептал Ричардсон.

— Бек. Джордж Бек. Мичман Джордж Бек. Вы меня не понимаете, доктор?

Он замолчал, заметив, что Ричардсон уже некоторое время что-то как будто говорит, нет, сипит. Вот снова повторил:

— …милостив. Все обернет к лучшему.

— Кто?

Ричардсон мотнул головой, указывая на потолок:

— Всевышний.

— Не уверен, — прошептал Джон в ответ. — Вы же знаете, я…

Они лежали, завернувшись в остатки меховых одеял, огонь погас, они ждали смерти. Смердело.

7-го ноября к заснеженному форту Энтерпрайз подошел Акайтхо, вождь меднолицых, с двадцатью воинами. Мичман Джордж Бек, сам превратившийся уже в скелет, проявил необыкновенное упорство и все-таки сумел преодолеть тяжелый путь, добраться до стоянки индейцев и попросить вождя о помощи. Несмотря на жестокий мороз и почти непроходимые снежные завалы, Акайтхо всего за пять дней добрался от Невольничьего озера до Зимнего озера. В живых он застал Франклина, доктора Ричардсона, Хепберна и Адама.

Сначала индейцы отказались заходить в хижину, пока там находятся умершие. Они сказали, что тот, кто не хоронит мертвых, тот сам уже мертв и потому в помощи не нуждается.

Только Франклин оказался еще в состоянии понять, чего они хотят. Полтора часа понадобилось ему на то, чтобы выпихнуть оба трупа наружу и там, у самого входа в дом, кое-как присыпать их снегом. Потом он сразу потерял сознание.

Оставшимся в живых дали пеммикан и питье. Доктор запретил всем есть слишком быстро и много, но даже сам не в силах был удержаться и тут же нарушил собственное предписание. Вскоре у всех начались желудочные колики, и только Франклин был избавлен от этого, поскольку так обессилел от перенапряжения, что его пришлось кормить из ложки, и делалось это, разумеется, с гораздо большей осторожностью. Индейцы остались ухаживать за спасенными до тех пор, пока через десять дней они все вместе не смогли выступить в поход в сторону форта Провиденс.

Одиннадцать человек погибло. Кроме четырех британцев в живых остались только Бенуа, Соломон Беланже, Сен-Жермен, Адам и Август, который в конце концов все-таки объявился. Вряд ли ему бы удалось хоть кого-нибудь огородить от смерти, он не защитил бы, пожалуй, даже себя. Только Бек и индейцы были настоящими спасителями.

— После такого путешествия остаток жизни пролетит — не заметишь, — высказал предположение Ричардсон.

У Франклина были другие заботы. Он не исключал, что теперь ему никогда и ни за что не доверят командовать арктической экспедицией, да и вообще не разрешат командовать ничем. Северо-Западный проход не обнаружили, до судна Пэрри не добрались. Даже с эскимосами не удалось завязать отношений. Сколько ночей Джон провел без сна, размышляя над тем, какие ошибки повлекли за собою смерть столь многих людей. Ошибкой было доверяться Вентцелю. Но вряд ли это сыграло решающую роль. Быть может, нужно было сразу поворачивать назад уже после той неудачной встречи с эскимосами? Нет. Следующая встреча с другими эскимосами могла оказаться более удачной. Может быть, ему следовало пригрозить комайде смертным наказанием, сказав, что убьет на месте каждого, кто потеряет или повредит хоть что-нибудь жизненно важное для экспедиции, каждого, кто будет замечен в воровстве или укрывательстве? Нет. Система «преданность за доверие» от этого рассыпалась бы значительно скорее, а на другую у него бы просто власти не хватило. Наверное, нужно было взять с собой из Англии опытных охотников, людей, знающих, как выжить даже в этой холодной пустыне. Но где искать таких?

Он сказал Ричардсону:

— Система была правильная, вот только нам нужно было своевременно освоить гораздо больше вещей. Это моя ошибка, и больше ничья. Хотя и при таких обстоятельствах нам могло бы повезти. Но мне не повезло. Система верная. В следующий раз я буду умнее и докажу, насколько она верна.

— Моя система тоже в некоторых пунктах подкачала, — ответил Ричардсон, степенно кивая. Он сказал это с лукавой усмешкой, но очень мягко и ласково. — Во всяком случае, мне никогда больше не придет в голову сравнивать вас с капитаном «Ириса»!

Франклин продолжал рассуждать дальше:

— Адмиралам нужен успех, но никаких успехов им предъявлено не будет. Они решат, что ошиблись во мне и что я ни на что не гожусь. И будут правы. — Он замолчал. — Но если посмотреть на все с совершенно другой стороны, то я как раз очень даже гожусь и лучше меня не найти. Стало быть, моя задача помочь адмиралам увидеть все с нужной стороны.

Джон снова воспрянул духом. Хотя он и без того никогда, даже в худшие моменты, не терял самообладания. Страх и отчаяние были неведомы ему, и ничто не могло повергнуть его в бездействие. Нынче он был сильнее, чем когда бы то ни было.

Северо-Западный проход, открытое полярное море, Северный полюс. Три заветные цели, он дойдет до них рано или поздно, будет помогать ему Адмиралтейство или нет. Он снова отправится в путь, и никогда ни один человек, находящийся под его командованием, не умрет от голода, он поклялся себе в этом и верил в нерушимость данной клятвы, как верил в нерушимость английской короны.

В Лондоне теперь в ходу были белые циферблаты. На многих часах появились секундные стрелки, какие прежде бывали только на судовых хронометрах. Часы и люди стали точнее. Джон не имел бы ничего против такого новшества, если бы от этого прибавилось спокойствия и размеренности. Вместо того он повсеместно наблюдал нехватку времени и спешку.