Смерть длиною в двадцать лет - Ариэль С. Уинтер

Я вышел на улицу. Было уже поздно, и на улицах стало более людно. Изо всех заведений, бухая ударными, неслась музыка. Слабый ночной ветерок отдавал солоноватым привкусом океана, находившегося всего в квартале отсюда, но не приносил прохлады. Люди проходили мимо, не обращая на меня никакого внимания. Им не нравилась моя наружность, а мне не нравились они. На углу теперь топтались только двое пареньков-шлюшек. Я чувствовал, что трачу время понапрасну, но других идей, кроме как пойти домой и зализывать там раны, жалея себя, у меня не рождалось, а жалеть себя я не любил.

В третьем баре, после уже знакомой процедуры общения со светловолосым барменом в слишком уж обтягивающей рубашке, я заметил среди посетителей знакомое лицо. Нарика, топтавшегося некоторое время назад с приятелями на углу. Он то и дело переглядывался с какими-то мужиками с других столиков, но при этом не сводил глаз с двери в туалет. Случайно увидев меня, он сразу отвел глаза, а потом вскочил и быстро направился в туалет. Я сидел и ждал, зажав в ладонях стакан с джином. Бармен, закончив со мной, ушел в другой конец стойки. Прошло минут десять, но нарик так и не вышел из туалета. Тогда я встал и направился к выходу. Если нарик и хотел со мной поговорить, то ему сначала нужно было набраться смелости. Как я понимал, в данный момент он как раз этим и занимался, «двигаясь» в сортире.

Соседним с «Джиллианз» заведением был круглосуточный винный магазин, в котором не было ни одного покупателя. Я увидел это с порога и не стал даже заходить туда, потому что Грег Тэйлор не был похож на человека, покупающего спиртное самому себе. Вряд ли кто-то пойдет на любовное свидание в злачном квартале с бутылкой, купленной в винном магазине.

Следующим баром был «Чойсес». Этот больше походил на танцевальный зал, чем другие. В углу под пальмой в кадке оркестрик из пяти музыкантов выдавал какую-то бравурную мелодию. Танцпол в середине зала освещали потолочные прожекторы. Танцевали несколько пар, и мне оставалось только недоумевать, гадая, как они разбираются, кому вести в танце. Все столики перед танцполом были заняты, зато дальние пустовали. Бар выглядел классически: зеркала в золоченой окантовке на заднем плане, подсвеченные стеклянные полки с бутылками, переливающимися всеми цветами радуги. Я решил не приставать к бармену, пока играет оркестр, и стал наблюдать за танцующими. Танцевали они, кстати, неплохо.

Прошла пара минут, и в бар с улицы вошел мой знакомый нарик-шлюшка. Он заметил меня и сразу же отвернулся. Какой-то мужик из-за соседнего столика позвал его, он подошел, и они взялись за руки, кокетливо пряча друг от друга глаза. Я некоторое время наблюдал за тем, как они милуются – вернее, миловался только мужик за столом, а нарик стоял над ним, не отнимая руки, но с совершенно равнодушным выражением лица. Смотреть на это я уже больше не мог, да и не было никакой необходимости. Поэтому я отвернулся и залпом выпил свой джин с тоником. Алкоголь теплой волной разлился по телу, напомнив мне о том, что жизнь – это просто жизнь, не плохая и не хорошая. Я опять повернулся к ним, и нарик уже сидел за столиком. Я надеялся, что он недолго будет там торчать: мне очень хотелось на свежий воздух. Уж очень душно было в этом заведении.

На улице я жадно выкурил сигарету и сразу же зажег новую. Вдалеке, в конце квартала, под фонарем теперь топтался только один «ночной мотылек» в облегающих брючках и расстегнутой до пупка рубашке. Возможно, его сотоварищ поступил мудрее, нарядившись в кимоно. Я дымил уже третьей сигаретой, когда нарик вывалился из клуба. Увидев меня снова, он застыл на месте.

– Ты, конечно можешь ходить за мной по пятам всю ночь, но так ничего и не добьешься, или мы можем поговорить прямо сейчас, – сказал я.

Он оглянулся на своего приятеля, топтавшегося под фонарем, и я поспешил предложить:

– Хочешь, отойдем куда-нибудь в сторонку.

– Встретимся на набережной, на Шестой, – сказал он, не глядя в мою сторону.

– У тебя есть что мне сообщить?

Он не ответил и удалился по направлению к перекрестку.

Я повернул в противоположную сторону, быстро дошел до конца квартала и свернул направо, на Шестую улицу, к набережной.

Глава 20

Он шел к набережной мимо погруженных в темноту закрытых магазинов. Шел с опущенной головой, время от времени резко оборачиваясь, словно боясь преследования. За три шага до меня он остановился и опять посмотрел назад. Он был моложе, чем мне показалось сначала, – возможно, лет восемнадцати, не больше. Вид у него был болезненный, каждые полминуты его передергивало от озноба, словно на улице стояла не тридцатиградусная жарища, а лютая зима. И он жутко нервничал. Я даже удивлялся, как он вообще мог что-то соображать.

– У тебя есть что мне сообщить? – сказал я, стараясь поймать его взгляд.

– Деньги где?

Я достал бумажник и вынул из него пятидолларовую купюру – ту самую, что показывал им на углу, ну или ее родную сестру. Не торопясь протягивать ему деньги, сказал:

– Но это не просто так. Сначала я должен знать, есть ли у тебя что мне рассказать.

– Я могу рассказать. Давай деньги!

– Как тебя зовут?

Лицо его сделалось подозрительным.

– А тебе зачем?

– Но я же должен как-то к тебе обращаться, так и назови имя. Ну, хотя бы свою уличную кликуху.

– Расти, – проговорил он словно деревенеющим языком.

– Отлично, Расти. – Я протянул ему купюру, и он схватил ее с прытью, какой я от него совсем не ожидал. Купюра просто исчезла у меня на глазах. – И давно ты научился брать деньги вперед? – усмехнулся я.

Он скосил на меня глаза, не поворачивая головы. Я ему явно не нравился. Даже дав деньги. Он снова отвел взгляд.

– Я знаю Грега, – тихо произнес он.

Я ждал, что он прибавит к этому что-нибудь еще, но он молчал, и я спросил:

– И что же?

– Мы у одного и того же барыги паслись. У парня по имени Ренальдо, он работает на мостках. Могу отвести тебя к нему.

– Когда ты последний раз видел его? Я имею в виду Тэйлора.

Он пожал плечами:

– Месяцев шесть назад. Ну может, восемь…

– И ты можешь отвести меня к парню, у которого он брал наркоту восемь месяцев назад?

Нарик энергично закивал.

– Да.

– Да уж, но для меня это уже не пятеркой попахивает.

Он опять стрельнул в меня глазами.

– Послушай, мужик, если кто и имеет информацию о Греге, то это Ренальдо. Только он может тебе что-то рассказать.

Я хорошо знал наркоманов – они вотрут тебе все что угодно, лишь бы выудить из тебя лишний бакс, – но других зацепок у меня не было, поэтому я сказал:

– Хорошо. Пошли к твоему Ренальдо.

Он закивал, качаясь при этом, потом шагнул с тротуара на проезжую часть. Сначала шагнул, и только потом посмотрел по сторонам. Но машин, слава богу, в этот поздний час не было.

Мы прошли с полквартала и уперлись в деревянный настил, кончавшийся тупиком. За ограждавшими настил деревянными перилами чернела пустота. С улицы к настилу вели лесенки. Здесь уже был хорошо слышен шум океанского прибоя, и солоноватый морской дух бил в ноздри. Мы спустились по одной из лесенок на дощатый настил, где нас встретил порывистый прохладный ветерок. На мостках не были ни огней, ни магазинов, ни ларьков или каких других торговых точек. Это был просто деревянный настил с перилами и лесенками, ведущими на песчаный пляж. Здесь были только скамейки, стоявшие через равные интервалы. Почти на всех скамейках видны были силуэты людей, выделявшиеся на фоне темного неба и темного океана.

Расти повернул в северную сторону, я шел рядом, мы оба молчали. При ходьбе он казался не таким нервным и дерганым. Встречный ветер подхватывал мой галстук и отбрасывал его за плечо. Пиджак трепетал на ветру, а шляпу приходилось придерживать рукой. На скамейках тихо шушукались парочки, а с темного пляжа иногда доносились громкие голоса. Издалека ночные огни Харбор-Сити казались миражем, манящим запоздалого путника, пробирающегося в кромешной тьме.

Мы прошли кварталов пять, когда Расти свернул к лесенке. А в общей сложности мы миновали уже кварталов десять – хорошее расстояние, но вполне преодолимое. В общем, далековато забрался Ренальдо, но в клиентах, похоже, не знал недостатка. Мы спустились по деревянным ступенькам, припорошенным скрипевшим под ногами песком. В темном углу под лестницей стоял человек в ярко-голубом костюме, фиолетовой рубашке и фиолетовом галстуке. Несмотря на свое имя, он оказался вовсе не мексиканцем. Бледное одутловатое лицо, глубоко посаженные глаза и застывшая, словно маска, нахальная улыбочка. Дорогая одежда была слишком яркой и выглядела здесь не совсем уместной, но, возможно, как и броское имя, способствовала бизнесу – как то шлюхино кимоно.

– Привет, Ренальдо, – сказал ему Расти.

Не обращая на него внимания, Ренальдо изучающе уставился на меня.

– Могу я чем-то помочь? – спросил он. В голосе его звучала уверенность вооруженного человека – не исключено, что под мышкой у него было припрятано что-нибудь для самозащиты.