Смерть длиною в двадцать лет - Ариэль С. Уинтер

– Мы найдем Ренальдо! – и забрался в машину.

Грэм вернулся и встал у меня за спиной, чуть сбоку, так что я мог видеть его боковым зрением.

Капитан не отрывал глаз от своего блокнота.

– Частный детектив из Сан-Анжело.

– Совершенно верно. Деннис Фостер. Мне рассказать, что я знаю?

Лэнгстафф хмыкнул и приготовился слушать.

– Я выполняю заказ по розыску пропавшего человека. Он «голубой», поэтому я отправился поспрашивать о нем в Маркет. Разумеется, никто ничего не знал.

– Ну это понятно.

– Но потом какой-то нарик сказал мне, что знает, где интересующий меня парнишка обычно покупает себе дозу. И привел меня сюда.

Лэнгстафф кивнул, продолжая строчить в своем блокноте.

– Вы с Ренальдо говорили?

– Я говорил тут с кем-то, но не знаю, Ренальдо ли это был, я же его имени не спрашивал.

– Это не имеет значения. – Лэнгстафф оторвался от блокнота и посмотрел на меня. – А что тело? Это ваш человек?

Я кивнул.

– Да. Грег Тэйлор.

– На кого вы работаете?

– Я бы предпочел не называть имени.

Складки на его лбу сделались глубже.

– Но я не стану морочить вам голову. У вас всего десять минут займет это выяснить, поэтому называю имя – это Джон Старк.

– Киноактер, что ли?

Я снова кивнул.

Лэнгстафф пробормотал что-то себе под нос. Слов я не разобрал, но смысл был мне более или менее ясен. Потом он кивнул Грэму:

– Проверь у него лицензию и запиши показания. – Он посмотрел на меня в упор. – Вы ни о чем не умолчали?

– Ни о чем, что могло бы относиться к делу.

– Это не вам решать, мистер Фостер, что относится к делу, а что нет. Хотя, по правде сказать, если история со смертью педика от передоза будет благополучно похерена, я не расстроюсь.

Он снова направился в сторону пляжа и начал подниматься по лестнице.

– Вы у него теперь новый любимчик, – сказал Грэм у меня за спиной. – Давайте теперь разберемся с лицензией.

Я снова достал бумажник и протянул ему. Он достал свой блокнот и тщательно записал все мои данные, до последней буквы.

Я выбросил окурок и подождал, когда Грэм закончит. Я уже начал подмерзать – все-таки ночь и близость воды. Грудь у меня отдавалась болью при каждом вдохе, ну и накопленная за последние два дня усталость наконец дала о себе знать. Ноги уже почти подкашивались от упадка сил.

Грэхэм вернул мне бумажник и спросил:

– Вы на машине?

Он был вежливый малый, этот великан Грэм. Хороший, добрый малый. Так что не верьте тому, что обычно говорят о копах, они и в самом деле призваны защищать и служить нам.

– Да, – ответил я.

– Ладно, тогда поезжайте. Мы вас вызовем, если понадобитесь.

На месте патрульной машины теперь припарковалась труповозка. Из нее вышел сухонький морщинистый дядечка с огромным черным кожаным саквояжем и направился к лестнице, ведущей на мостки.

Я откланялся и уехал.

Глава 23

Было почти два часа ночи, когда я вышел из лифта на своем этаже. Побои, полученные от нашего задумчивого друга Митча, слились теперь в единую непрерывную ноющую боль во всем моем теле. Найдя на ходу на связке ключ от квартиры, я шагал к своей двери, и, уже на полпути услышав телефонный трезвон, понял, что это мой телефон. Он надрывался точно так же, как пять часов назад, когда я уходил, – такое впечатление, что этот трезвон не прерывался все это время.

Влетев в квартиру, я сразу, даже не включая света, бросился к аппарату.

– Фостер слушает.

– Я вам весь вечер названиваю! – Усилившийся акцент означал состояние паники.

– Ну вот, Мигель, я наконец подошел. Что случилось?

– Мисс Роуз… ей нехорошо.

– А ей когда-то было хорошо?

– Нет, вы не понимаете. Она хотела покончить с собой. Она вскрыла себе вены.

Я выдохнул с трудом, словно только что получил хороший удар под дых – знакомое, кстати, ощущение.

– Когда это произошло?

– Да я давно уже вам звоню… уже несколько часов. Где-то после ужина примерно.

– А почему ты не вызвал полицию?

– Она не хотела, чтоб я вызывал… – Он растерянно умолк.

Почему она не хотела, мне было понятно – полиция тут не помогла бы, зато сочла эти ее действия признанием вменяемой ей вины. Но кто-то же мог ей помочь! Причем гораздо лучше меня.

– Как она сейчас себя чувствует? – спросил я.

– Она спит. Я дал ей таблетки. Прятал их от нее уже несколько месяцев. Доктор считал, что ей опасно их доверять. Но я не знал, что делать, и дал… – Судя по голосу, он начал немного приходить в себя.

Я лихорадочно соображал, что предпринять. Мне было совершенно не понятно, что происходит и что за всем этим кроется.

– Ты присматривай за ней, я скоро подъеду.

– Спасибо. Я дверь не буду запирать, так что можете не звонить.

Да я вообще-то и не собирался звонить, но говорить ему этого не стал – просто повесил трубку и снова выскочил из квартиры.

На улицах было пустынно в этот поздний час. Неоновые огни светились, отражаясь в зеркально-темных витринах и настенных табличках, но окна во всех домах были темными, отчего казалось, что город покинут людьми, и светофоры на перекрестках мигают ни для кого. Я сделал разворот на Хайлон-Драйв и на этот раз припарковался на дорожке у дома. В отличие от соседних домов, в доме Розенкранца светились все окна.

Мигель открыл мне еще до того, как я успел взяться за дверную ручку.

– Она пока спит. У себя наверху, – первым делом доложил он.

– А где мистер Розенкранц?

Мигель покачал головой.

– Не знаю. Его нет дома с самого утра. К ужину мисс Роуз сильно разволновалась. Я пытался звонить вам. Где вы были?

– Отсутствовал. Рассказывай дальше.

– Она сначала кричала, потом заперлась у себя наверху. Через какое-то время притихла, и я тоже успокоился, но оттуда не доносилось вообще никаких звуков, и я заподозрил неладное… Открыл запасным ключом и вошел.

– Она знала, что у тебя есть ключ?

– Да.

– И что дальше?

– Она лежала на полу в ванной с перерезанными запястьями. Там была кровь, но не так чтобы много. Я перевязал ей руки и отнес в постель, дал таблетки, а потом не переставая названивал вам.

– Когда ты последний раз к ней заглядывал?

– Я проверяю ее каждые десять минут.

Выглядело это довольно правдоподобно. Например, так – капризной своевольной кинозвезде захотелось иметь в своей жизни такую же драму, как в ее фильмах. Нокс говорил мне, что она склонна к истерической перемене настроений, и я сам уже имел возможность в этом убедиться. Но про склонность к самоубийству мне никто не говорил.

– Проводи меня наверх, – сказал я.

Мы поднялись по лестнице, противоположной той, что вела в кабинет Розенкранца, и по тесному коридорчику мимо двух закрытых дверей прошли к приоткрытой двери. Но Мигель все равно постучал перед тем, как войти.

Единственным источником света здесь были два настенных бра, стилизованных под свечи в канделябрах. Они располагались по обе стороны огромной двуспальной кровати. Их свет оставлял желтые пятна на зеленых обоях. На потолке висела люстра, но она только создавала красоту. Открытая дверь сразу за постелью вела в ванную.

Мисс Роуз лежала на постели с ближней к нам стороны, окруженная со всех сторон разнокалиберными подушками, украшенными шнурочками и тесьмой, и только одна из этих подушек была обыкновенной, в наволочке, пригодной для спанья любого человека в любом состоянии. Из-под откинутого одеяла виднелась простыня. На ней безвольно покоилась правая рука мисс Роуз. Запястье было перевязано носовым платком, и я не сомневался, что такой же платок был и на второй руке. В общем, картина была словно скопирована со слезливой киношной мелодрамы.

Мигель приблизился к постели.

– Мисс Роуз… мисс Роуз! Здесь мистер Фостер, он пришел помочь.

Она не шевелилась, и он обратил ко мне полные тревоги и страха глаза. Мне было ясно, что он влюблен в нее. И кстати, зря.

Я тоже подошел, взял ее правую руку, перевернул и развязал платок. То ли она не имела серьезных намерений умереть, то ли просто не знала, как правильно это сделать. На ее запястье были два неровных поперечных, а не продольных пореза, и выглядело это так, словно она в первый раз была не уверена и сделала вторую попытку. Порезы были не так чтобы совсем уж поверхностные, но наложения швов не требовали. Кровь уже запеклась, и на платке оставалось всего лишь небольшое пятнышко. Я нагнулся и взял вторую ее руку – там была та же картина.

Я положил обратно на постель ее левую руку, и в этот момент веки ее дрогнули, и она проговорила что-то по-французски сонливым голосом человека, находящегося под наркотическим воздействием. Она еще что-то пробормотала, потом открыла глаза и, наверное увидев меня, перешла на английский:

– Я не умерла.

– А хотели? – спросил я.

Она закрыла глаза, облизнула губы и проговорила:

– Можно воды?

Мигель побежал в ванную и принес ей оттуда стакан воды. Он вложил его ей в руку, но она просто держала его, поставив на постель и не предпринимая попытки отпить глоточек.