Нищета. Часть первая - Луиза Мишель

— Я занимаюсь своей деятельностью настолько честно, насколько это возможно, и счастлив, если мне представляется случай печатать произведения людей, подобных вам.

— Черт побери! И когда это происходит, люди, подобные мне, благодарны вам больше, чем публика?

— Перестаньте скромничать, господин Леон-Поль! Нам известно, что вы мыслитель, непризнанный философ, выдающийся писатель!

— Такое открытие было бы для меня весьма приятно, будь я уверен в том, что вы в состоянии судить, обладаю ли я всеми этими качествами. Во всяком случае, я слышу о них впервые.

— Мое восхищение не должно вас удивлять, сударь, ибо я — преемник Фламенго, издателя, которому вы продали «Ошибку».

— Вот как? — заметил Леон-Поль. Сообразив, что в связи с приездом Сен-Сирга в Париж может быть пущен в ход шантаж, он решил не попадаться на удочку.

— Мы прочли несколько страниц, уцелевших от уничтожения, на которое некий вандал обрек вашу книгу. Это возбудило у нас желание переиздать ее, — продолжал Николя, — и, если вы согласны…

— Но я вовсе не согласен.

— Почему?

— Это мое дело.

— Подумайте, мы уплатим вам, сколько вы запросите.

— Я не честолюбив и не настолько уж нуждаюсь в деньгах. Зимой я зарабатываю на жизнь уборкой парижских улиц; эта почетная обязанность позволяет мне не только спать со спокойной совестью, но и проводить лето на лоне природы, перенося на бумагу, ради своего удовольствия, впечатления от суровых зимних дней. Я, господа, более чем кто бы то ни было равнодушен к соблазнам богатства.

— Но богатство дает возможность творить добро, — сказал граф, полагая, что нашел неотразимый довод.

— Или развращает, — ответил учитель.

— Позвольте нам надеяться, что ваше решение не окончательно и вы не захотите лишать литературу шедевра, который…

— Господа, возможно, вы — честнейшие лисицы, но я не ворона и не могу предложить вам даже кусочка сыру. Если вы преемники Фламенго, то вам должно быть известно, что этот почтенный издатель уступил все свои права Сен-Сиргу.

— Мы это знаем, но его права ограничиваются тем изданием, на которое был заключен договор. Вы по-прежнему законный владелец рукописи, и мы готовы заплатить за нее вашу цену.

— Поскольку я законный владелец, пусть она останется при мне. Прощайте, господа! Благодарю вас! — сказал Леон-Поль и повернулся, чтобы войти в дом.

Агенты иезуита обменялись многозначительным взглядом и перепрыгнули через ограду. Двое других мужчин, оставаясь на некотором расстоянии, внимательно следили за всем происходящим.

— Вы перелезли через забор и тем самым нарушили неприкосновенность жилища, — заметил учитель, оборотившись. — Рекомендую убираться отсюда подобру-поздорову, не то вы сведете весьма близкое знакомство с моим заступом.

— Послушайте, любезный, — сказал Гектор, — я из семьи Рош-Брюнов, мне хотелось бы выкупить рукопись, которая задевает честь нашей фамилии. Вы отказываетесь ее продать, но я готов любыми средствами овладеть ею.

— Как так?

— Мы будем драться.

— Вы смеетесь?

— Нисколько.

— Я не намерен драться с вами.

— Тогда, мой милый, я буду вынужден вас пристрелить.

Неизвестно, собирался ли граф привести свою угрозу в исполнение, но, выхватив из кармана револьвер, он направил его на Леон-Поля. Однако последний, будучи более ловким, чем его противник, ударом заступа выбил оружие из рук Гектора. Револьвер отлетел в сторону и упал на землю. Раздался выстрел; пуля попала в стекло, столь искусно прилаженное учителем, и оно разлетелось вдребезги.

— Вы мне заплатите за стекло! — крикнул Леон-Поль, бросаясь на графа. Схватив противника одной рукой за галстук, другою он нанес ему страшный удар в лицо.

Свистнув, Николя бросился на помощь к Гектору. Подбежали еще двое, успевшие тем временем незаметно подойти ближе. Они разом перемахнули через изгородь, кинулись на учителя и после короткой борьбы повалили его наземь. Связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, Леон-Поль бел перенесен к фиакру, дожидавшемуся за поворотом.

— В арестный дом! — крикнул Николя, захлопывая дверцу фиакра за пленником и двумя полицейскими. — В арестный дом при префектуре! И глядите в оба — добыча ценная!

Сыщик вернулся к де Мериа, который вытирал тонким батистовым платком кровь, обильно струившуюся по лицу: рука у бывшего учителя была тяжелая.

— Наша поездка — не из приятных, — заметил Николя. — Но ничего, мы не пожалеем, что действовали решительно. Иначе мы никогда не справились бы с этим упрямым ослом. А теперь спокойно поищем рукопись.

— Но не слишком ли мы рисковали в этой игре? — с некоторым испугом спросил Гектор.

— Конечно, лучше бы не вынимать револьвера, однако дело сделано. Место пустынное, свидетелей не было, и у меня имеется ордер на арест некоего смутьяна-иностранца, подлежавшего высылке в течение двадцати четырех часов.

— Значит вы…

— Агент полиции, граф, а также на службе у церкви.

— Отлично. Но при чем тут…

— Мы скажем, что произошла ошибка, вот и все.

— Шутите!

— Нисколько. Разве я несу больше ответственности, чем сам префект полиции? Почему же я не могу ошибаться?

— Но, мой милый, как вы ухитрились при республиканском правительстве…

— Министр внутренних дел, пользуясь своей безнаказанностью, все нас покрывает.

— Отлично! Превосходно! Ваша республика не так уж плоха.

— Конечно, для тех, кто умеет ее использовать. Что касается поисков бумаг в хижине нашего заговорщика, то тут и объяснять нечего.

— Вы, Николя, и в самым деле драгоценный человек!

— Надеюсь, вы скажете об этом кому следует.

— При условии, что вы не останетесь в долгу.

— Если когда-нибудь счастье улыбнется нам и мы вновь возведем короля на трон, то вспомните, граф, что я был бы неплохим префектом полиции, пожалуй лучшим, чем кто-либо другой. У меня для этого есть все данные.

— В случае надобности я о вас вспомню.

Они вошли в незапертую хижину и начали обыск. Прежде всего открыли шкаф; ключ от него торчал в дверце. Первое, что бросилось им в глаза, был тысячефранковый билет, лежавший на кипе бумаг, тот самый, который Леон-Поль по поручению г-жи Руссеран собирался передать Бродарам. У Николя загорелись глаза при виде находки. Он поспешил спрятать кредитку в портфель, утверждая, что это важная улика, а затем стал рыться в шкафу, надеясь найти еще денег.

Шкаф был полон рукописей; названия некоторых из них весьма обрадовали агентов иезуита. Они отложили в сторону небольшую связку, чтобы показать их своему покровителю до сдачи в полицию. Там были следующие произведения: «Закат метафизических религий». «Заговор здравомыслящих», «Война мракобесам!», «Исследование законов общественного развития», «Революция посредством воспитания», «Гибель существующего режима».