В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Крамер заинтересовалась рецептором ретиноидов Х не только из-за химии. Активированный рецептор ретиноидов Х, видимо, контролирует уровень аполипопротеина Е (APOE), той самой молекулы, которая привела к взлету и падению Аллена Розеса в девяностые. Эту связь стоит исследовать, решила Пейдж. С тех пор как Розес выявил, что APOE4 – главный генетический маркер риска болезни Альцгеймера, отношение к этому белку было неоднозначным, а все испытания, нацеленные на него, ни к чему не привели.
Но если и в самом деле удастся модифицировать APOE4, половины случаев болезни Альцгеймера не случится. И это еще не все: есть надежные данные, что белки APOE помогают очищать мозг от бета-амилоида. Подробности, как всегда, неясны, например, непонятно, как APOE это делает – физически захватывает бета-амилоид, как росянка муху, или как-то перерабатывает бляшки. Но так или иначе мысль, что у нас будет инструмент, способный избавить от двух главных виновников заболевания из трех, была очень соблазнительной.
Тогда Крамер совершила неожиданный, хотя и самый заурядный на первый взгляд поступок. Она уговорила коллегу-врача выписать рецепт, дошла до ближайшей аптеки и купила там потенциальное лекарство от болезни Альцгеймера.
– Это не совсем законно, – сказала мне Пейдж по телефону, – но я была наивной юной аспиранткой и хотела испытать все.
Вернувшись в лабораторию, Пейдж раздробила таблетки от рака и раздала их своим мышам. Через несколько часов уровень бета-амилоида у мышей упал на 25 %. Через 72 часа – на 50 %: беспрецедентный результат. Пейдж Крамер пронаблюдала это у трансгенных мышей с мутациями Кэрол Дженнингс и Виктории Хантли одновременно, а также у трансгенных мышей, у которых была особенно быстрая и агрессивная форма болезни Альцгеймера.
Кроме того, Крамер детально наблюдала поведение мышей в течение следующих трех дней и отметила, что они устраивают гнезда, как раньше. Обычно лабораторным мышам дают кусочки прессованного картона, который они пережевывают и рвут, а потом выстилают обрывками гнезда. Трансгенные альцгеймеровские мыши теряют эту способность – примерно как люди при болезни Альцгеймера разучиваются самостоятельно одеваться, – но мышки Пейдж внезапно вспомнили, как делать гнезда.
Кроме того, мыши, которым давали бексаротен, намного опережали своих больных товарок при прохождении лабиринтов и по результатам других тестов на память. В числе прочих тестов было и так называемое контекстуальное обусловливание страха: мышь получает стимул (обычно громкий звук), за которым следует неприятное ощущение (обычно легкий удар током в лапку), отчего она вынуждена вырабатывать стереотипную поведенческую реакцию – в ответ на звук застывает, будто статуя. Да, жестоко, зато очень информативно. Страх, пожалуй, сильнее всех эмоций связан с памятью. Если ты чего-то испугался, то надолго это запомнишь. Кроме того, страх – это необходимый инструмент эволюции: организмы быстро выучивают, чего надо бояться, и соответственно реагируют, едва завидев страшный предмет. В двадцатые годы прошлого века это было продемонстрировано в ходе страшного эксперимента с маленьким ребенком. Эксперимент «Маленький Альберт» провели американские психологи Джон Уотсон и Розали Райнер. Они приучили девятимесячного младенца связывать громкий грохот с видом белой крысы. После этого Альберт цепенел от страха, когда видел что-то, хоть отдаленно напоминающее белую крысу, – белую собаку, белую шубу, белую бороду маски Санта-Клауса. Воспоминание об испуге накрепко въелось в его память.
В мозге обусловливание страха управляется древним механизмом взаимодействия между гиппокампом и соседней областью – мозжечковой миндалиной. Крамер решила, что это отличная возможность проверить, насколько глубоко бексаротен воздействует на память: здоровая реакция страха основана на здоровье гиппокампа.
– Вот представьте себе, что вы слышите поезд, – объясняла Пейдж. – Вообще говоря, если вы находитесь возле железной дороги, то посмотрите в обе стороны, поскольку у вас есть ассоциация «движущийся поезд равно опасность, осторожно!». Если у человека неправильно развилась или нарушена память, он не проведет такую параллель и пойдет дальше через рельсы или рядом с ними, не посмотрев, где поезд.
Поэтому, рассудила Пейдж, если ей удастся заново выработать обусловливание страха у своих мышей с деменцией, это покажет, что нейронные связи у них восстановлены в очень большой степени. Но Крамер на этом не остановилась. Она подумала, как еще можно проверить память у мышей, и решила сосредоточиться на обонянии. Как ни странно, одним из первых симптомов болезни Альцгеймера становится аносмия – частичная или практически полная потеря обоняния. Зато все наверняка знают, что память и обоняние тесно связаны. Стоит мне уловить легчайший знакомый запах, и на меня обрушивается волна образов и чувств, напоминающих о событиях прошлого, причем иногда с необычайной яркостью пробуждаются давно забытые воспоминания. Все дело в том, что запах закреплен в структуре мозга, в зоне, которая называется «обонятельная луковица» и расположена, как и миндалевидная железа, по соседству с гиппокампом.
Интересно, что при болезни Альцгеймера особенно трудно распознать аромат арахисового масла. В исследовании, которое провела в 2013 году Дженнифер Стампс, исследователь с кафедры диетологии и питания человека в Университете штата Флорида, группе испытуемых предлагали закрыть глаза и определить, чем пахнет из емкости, где лежали 14 граммов (столовая ложка) арахисового масла5. Если испытуемому было трудно распознать запах, Дженнифер Стампс подносила емкость на сантиметр ближе к его ноздрям. Оказалось, что при болезни Альцгеймера арахисовое масло должно было находиться примерно на 10 сантиметров ближе, чем у здоровых испытуемых и у больных с другими типами деменции. Причем в основном потеря обоняния наблюдается исключительно в левой ноздре; считается, что это потому, что при болезни Альцгеймера левая сторона мозга страдает сильнее правой. Изменения обоняния при болезни Альцгеймера описаны так подробно, что ученые даже привлекают запахи как биомаркер для ранней диагностики.
Пейдж Крамер измерила электрическую активность участка обонятельной луковицы, который называется «грушевидная кора», и обнаружила, что лекарство улучшило обоняние у ее трансгенных животных.
– Это же восхитительно! – В голосе Пейдж слышался восторг. – Ведь получается, что лекарство приносит дополнительную пользу нейронным сетям – укрепляет связи между отдельными участками мозга.
Такой же восторг слышится в голосе Ландрета.
