Невеста джентльмена - Кэндис Кэмп

– Я бы этого не сказал. – Ройс подошел ближе и посмотрел на большие, писанные маслом портреты. – Вот первый предок, получивший звание баронета от королевы Елизаветы. Вел себя, как пират, и попался на какой-то афере в Испании. Впрочем, королева ничего не имела против. Он прикупил это место у какого-то сэра Айверли, бизнес которого зачах на корню, и превратился в первого хозяина имения.

– А это его жена? – Мэри указала на следующий портрет, изображающий блондинку с клубнично-красноватыми волосами и огромным начесом на затылке.

– Это – вторая. Первая, по слухам, бросилась с башни, пока муженек бороздил моря. Бедняга никак не могла смириться с его постоянным отсутствием. Кстати, вот эта, вторая, никогда в Айверли-Холл и носа не показывала. Но тем не менее леди Маргарет, а именно так ее звали, пережила благоверного на многие десятки лет и правила здесь железной рукой с большим мастерством, судя по наследству, оставленному своему внуку. А вот кто был ее сын – большой секрет для всей семьи, поскольку леди Маргарет продолжала управлять здесь, пусть даже и на расстоянии, несмотря на то что сын формально достиг совершеннолетия.

– Вы действительно так хорошо знаете биографии ваших предков?

– Лорд Реджинальд всегда настаивал, чтобы я знал историю семьи и принадлежащих ей земель. Он как-то высказал мудрую мысль, заявив, что я не должен стать чужим для собственной семьи лишь из-за того, что моя мать вышла замуж за Толбота. И был он совершенно прав, хотя и совершил ошибку, разругавшись с дочерью.

– Спасибо вам за эти слова, – тепло улыбнулась Мэри. – Мама никогда не рассказывала о старом графе, за исключением, конечно, подробностей их размолвки. Не возьму на себя смелость судить, каким он был человеком, не могу даже сказать, что почувствовала, впервые услышав о его существовании. Но, по вашим словам, вы его очень любили.

– Любил, – согласился Ройс, – и до сих пор люблю. Да, он был вспыльчив, как старый дьявол, и существовать вместе с ним было достаточно сложно. Если кто-то становился на его пути, начинался настоящий ад. Но требования, которые Реджинальд предъявлял к окружающим, он в той же мере предъявлял и к себе самому. Да, он был суров. Одобрительный кивок с его стороны, не больше, признавался лучшей похвалой. Но сколько сил и времени он потратил на какого-нибудь юношу, юридически не имеющего легитимного права? Он стал для меня намного большим, чем мог бы стать мой собственный отец.

Мэри улыбнулась, вспомнив слова экономки, говорящей то же самое. Очевидно, мнения миссис Эплби и сэра Ройса на этот счет полностью совпадали.

– А что о вашем отчиме? Я имею в виду отца Оливера.

Пожав плечами, Ройс отвернулся в сторону и сделал несколько шагов по коридору.

– Ничего плохого о нем сказать не могу. Но ни он, ни моя мать не допускали к себе детей слишком близко, предпочитая яркие огни Лондона семейному затворничеству в Уиллмере. С Оливером и Фицем я виделся достаточно редко, месяц, от силы два в конце зимы, либо когда их отправляли из дома, если в нем затевали очередной ремонт за собственный счет.

– Мне очень жаль… – Мэри попыталась представить себе, что растет, практически не видя родителей. Быть может, ее семья и испытывала финансовые затруднения, но уж в родительской ласке недостатка она не испытывала.

– Отец с матерью никогда не попадали в point non plus [11], – ответил Ройс, не поняв сразу, о чем именно сожалеет Мэри.

Она внимательно посмотрела на Ройса, но тот отвернулся, словно раздумывая, стоит ли продолжать разговор.

– Лоуренс, сын старого графа и отец Оливера, занимал деньги у Реджинальда, описавшего к тому времени все свое имущество, лишь только на собственные нужды. А вот мой родной дед сумел закрепить все собственные средства за собой, да причем так надежно, что можно было жить припеваючи на одни лишь доходы. Толботы всегда были слабы в управлении финансовыми потоками, по крайней мере старый граф в этом не сомневался. Поэтому, как ни цинично это звучит, Реджинальд испытал некоторое облегчение после смерти Лоуренса: он крайне беспокоился, что сын промотает все состояние еще до тех пор, как оно успеет перейти к Оливеру. Словом, лорду Реджинальду удалось сохранить мои земли и деньги, пока Лоуренс и Барбара не промотали их окончательно. – Он кисло улыбнулся. – Пойдемте, я покажу вам дом. Поверьте, здесь можно найти вещи более интересные, чем изображения обликов далеких предков.

Ройс протянул руку, и от его близости пальцы Мэри снова задрожали. Участившееся дыхание вкупе с воспоминаниями о минувших ласках и поцелуях заставило запылать ее тело, словно она вышла из ледяной купели. Даже сейчас, прогуливаясь с Ройсом по коридорам и слушая его беззаботную болтовню, она жаждала, чтобы он остановил ее внезапным рывком и поцеловал в губы. Конечно, это было бы неправильно, и Мэри прекрасно это понимала, но, к сожалению, его притягательная мощь оказалась намного сильнее здравого смысла.

Интересно, чувствовал ли он себя подобным образом? Вряд ли. Было бы глупым даже рассматривать вероятность подобного. Нет, его тоже, конечно, не могло не притягивать к ней, но их поцелуи прошлой ночью казались теперь чем-то малозначительным, а сам Ройс, по-видимому, испытал уже не один десяток подобных мимолетных интрижек. Наконец они прошли на террасу, выходящую прямо в сад. С нее открывался восхитительный вид на растущие в изобилии неухоженные цветы и извилистые тропинки.

– Это очаровательно, сэр Ройс. Не могу представить, неужели Уиллмер еще прекраснее?

– Сначала вам следует увидеть Уиллмер, – усмехнулся Ройс. – Вероятно, вы измените свое мнение. Конечно, Айверли-Холл дорог лично для меня, но по сравнению с Уиллмером – это ничто. Как он величественен…

– Величественность не всегда признак привлекательности…

– Вы чрезвычайно дипломатичны, – повернулся к ней Ройс.

Он находился так близко, что Мэри смогла рассмотреть темно-зеленые ободки по краям его зрачков, и почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Ройсу хотелось слиться с ней в поцелуе, и Мэри видела это по выражению глаз и изгибу губ. Но он не должен делать этого! Она сама не хотела! Все, что случилось прошлой ночью, можно было списать лишь на волнение и странность ситуации, в которой они оказались. Теперь же в дело вступил холодный разум, который должен был контролировать эмоции. И тем не менее Мэри снова потеряла способность двигаться, трепеща замерев на пороге неизведанной пропасти.

– Нам пора в дом, – сказал Ройс, резко отпрянув.