Во весь голос (сборник) - Владимир Маяковский

семь лет он вот в это же смотрит с моста.

Напялил еле —

                              другого калибра.

Никак не намылишься —

зубы стучат.

Шерстищу с лапищ и с мордищи выбрил.

Гляделся в льдину…

                                      бритвой луча…

Почти,

             почти такой же самый.

Бегу.

         Мозги шевелят адресами.

Во-первых,

                     на Пресню,

                                           туда,

                                                    по задворкам.

Тянет инстинктом семейная норка.

За мной

               всероссийские,

                                            теряясь точкой,

сын за сыном,

                           дочка за дочкой.

Всехные родители

– Володя!

                   На Рождество!

Вот радость!

                       Радость-то во!.. —

Прихожая тьма.

                               Электричество комната.

Сразу —

                наискось лица родни.

– Володя!

                   Господи!

                                   Что это?

                                                   В чём это?

Ты в красном весь.

                                   Покажи воротник!

– Не важно, мама,

                                    дома вымою.

Теперь у меня раздолье —

                                                  вода.

Не в этом дело.

                             Родные!

                                            Любимые!

Ведь вы меня любите?

                                           Любите?

                                                           Да?

Так слушайте ж!

                               Тётя!

                                        Сёстры!

                                                       Мама!

Туши́те ёлку!

                          Заприте дом!

Я вас поведу…

                           вы пойдёте…

                                                    Мы прямо…

сейчас же…

                      все

                            возьмём и пойдём.

Не бойтесь —

                          это совсем недалёко —

600 с небольшим этих крохотных вёрст.

Мы будем там во мгновение ока.

Он ждёт.

                Мы вылезем прямо на мост.

– Володя,

                    родной,

                                  успокойся! —

                                                           Но я им

на этот семейственный писк голосков:

– Так что ж?!

                         Любовь заменяете чаем?

Любовь заменяете штопкой носков?

Путешествие с мамой

Не вы —

не мама Альсандра Альсеевна.

Вселенная вся семьёю засеяна.

Смотрите,

мачт корабельных щетина —

в Германию врезался Одера клин.

Слезайте, мама,

                              уже мы в Штеттине.

Сейчас,

               мама,

                         несёмся в Берлин.

Сейчас летите, мотором урча, вы:

Париж,

              Америка,

                               Бруклинский мост,

Сахара,

              и здесь

                            с негритоской курчавой

лакает семейкой чай негритос.

Сомнёте периной

                                  и волю

                                               и камень.

Коммуна —

                      и то завернётся комом.

Столетия

                 жили своими домками

и нынче зажили своим домкомом!

Октябрь прогремел,

                                      карающий,

                                                           судный.

Вы

      под его огнепёрым крылом

расставились,

                          разложили посудины.

Паучьих волос не расчешешь колом.

Исчезни, дом,

                           родимое место!

Прощайте! —

                          Отбросил ступе́ней последок.

– Какое тому поможет семейство?!

Любовь цыплячья!

                                   Любвишка наседок!

Пресненские миражи

Бегу и вижу —

                           всем в виду

кудринскими вышками

себе навстречу

                            сам

                                   иду

с подарками под мышками.

Мачт крестами на буре распластан,

корабль кидает балласт за балластом.

Будь проклята,

                             опустошённая лёгкость!

Домами оскалила ска́лы далёкость.

Ни люда, ни заставы нет.

Горят снега,

                       и го́ло.

И только из-за ставенек

в огне иголки ёлок.

Ногам вперекор,

                                тормозами на быстрые

вставали стены, окнами выстроясь.

По стёклам

                      тени

                               фигурками тира

вертелись в окне,

зазывали в квартиры.

С Невы не сводит глаз,

                                            продрог,

стоит и ждёт —

                             помогут.

За первый встречный за порог

закидываю ногу.

В передней пьяный проветривал бредни.

Стрезвел и дёрнул стремглав из передней.

Зал заливался минуты две:

– Медведь,

                      медведь,

                                      медведь,

                                                      медв-е-е-е-е… —

Муж Фёклы Давидовны со мной и со всеми знакомыми

Потом,

              извертясь вопросительным знаком,

хозяин полглаза просунул:

– Однако!

Маяковский!

                          Хорош медведь! —

Пошёл хозяин любезностями медоветь:

– Пожалуйста!

                             Прошу-с.

                                               Ничего —

                                                                  я боком.

Нечаянная радость-с, как сказано у Блока.

Жена – Фекла Двидна.

Дочка,

точь-в-точь

                       в меня, видно —

семнадцать с половиной годочков.

А это…

             Вы, кажется, знакомы?! —

Со страха к мышам ушедшие в норы,

из-под кровати полезли партнёры.

Усища —

                 к стёклам ламповым пыльники —

из-под столов пошли собутыльники.

Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели.

Весь безлицый парад подсчитать ли?

Идут и идут процессией мирной.

Блестят из бород паутиной квартирной.

Всё так и стоит столетья,

                                                как было.

Не бьют —

                     и не тронулась быта кобыла.

Лишь вместо хранителей ду́хов и фей

ангел-хранитель —

                                    жилец в галифе.

Но самое страшное:

                                      по росту,

                                                      по коже

одеждой,

                 сама походка моя! —

в одном

                узнал —

                               близнецами похожи —

себя самого —

                           сам

                                  я.

С матрацев,

                      вздымая постельные тряпки,

клопы, приветствуя, подняли лапки.

Весь самовар рассиялся в лучики —

хочет обнять в самоварные ручки.

В точках от мух

                              веночки

                                              с обоев

венчают голову сами собою.

Взыграли туш ангелочки-горнисты,

пророзовев из иконного глянца.

Исус,

          приподняв

                               венок тернистый,

любезно кланяется.

Маркс,

             впряжённый в алую рамку,

и то тащил обывательства лямку.

Запели птицы на каждой на жёрдочке,

герани в ноздри лезут из кадочек.

Как были

                  сидя сняты

                                       на корточках,

радушно бабушки лезут из карточек.

Раскланялись все,

                                   осклабились враз;

кто басом фразу,

                               кто в дискант

                                                         дьячком.

– С праздничком!

                        С праздничком!

                                         С праздничком!

                                                              С праздничком!

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$С праз-

нич-

         ком! —

Хозяин

               то тронет стул,

                                  то дунет,

сам со скатерти крошки вымел.