Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль - Дэвид Гудис

Харбин почувствовал ужасную слабость. Он прислонился к краю кровати.

– Ты действительно так сильно меня хочешь?

– Нет ничего другого, чего бы я хотела больше.

– Благодарю. – Он слабо улыбнулся. – Благодарю за то, что ты так сильно меня любишь. Но я не могу позволить Глэдден умереть.

– Я не могу оставить ее в живых.

– Ты с ума сошла от ревности. Если бы ты видела, что я смотрю на облака, ты ревновала бы меня к облакам.

– Я не могу избавиться от облаков, – сказала Делла. – Но я могу избавиться от Глэдден. – Ее голос стал немного выше. – Я не позволю тебе уйти к Глэдден.

– Только верь мне, ладно? – Он словно чувствовал, как у нее поднимается температура, какая горячая у нее голова. – Клянусь тебе, за этим ничего нет.

– За этим – все. – И в ту же секунду она печально улыбнулась, и голос ее стал печален. – Ты этого не осознаешь, мой сладкий, но это так и есть. Вся твоя жизнь – это Глэдден. Прошлой ночью в лесу ты ушел от меня, но на самом деле ты не хотел уходить. Это Глэдден тащила тебя, уводила тебя оттуда.

Он поднял руки, сложил пальцы и силой опустил их на свои закрытые глаза.

– Я не помню. Я не знаю, что это было.

– Говорю тебе, это Глэдден. Я хочу освободить тебя от нее. Я хочу избавить тебя от твоей болезни. От болезни из прошлого. От ее отца.

Он уставился на Деллу, а она кивнула и сказала:

– Джеральд, Джеральд.

Он почувствовал себя так, словно его душат.

Он потянулся и ухватился за деревянное изголовье кровати.

Он слышал, как Делла говорила:

– Тебя контролирует мертвец.

– Нет.

– Джеральд.

– Нет.

– Джеральд, – сказала она. – Человек, который подобрал тебя и дал тебе возможность выжить, когда никто не сделал для тебя ни черта. Ты был мальчишкой, стоявшим на дороге. У тебя кружилась голова, ты был голоден, ты был болен, а машины мчались мимо, одна за другой. Никто даже не смотрел на тебя. Но Джеральд посмотрел. Джеральд подобрал тебя. Джеральд накормил тебя, одел тебя, выучил тебя. Джеральд был всем. Его идеи стали твоими идеями. Его жизнь стала твоей жизнью. А когда Джеральд умер, его дочь стала твоей дочерью.

Комната сомкнулась над Харбином. Стены наклонились и двинулись на него. Он мог чувствовать близость движущихся стен.

И он услышал, как она говорит:

– Все эти годы Джеральд управлял тобой. Каждое твое действие контролировалось Джеральдом. Всегда, каждую минуту Джеральд говорил тебе, что делать и как это сделать…

– Хватит! – Он кричал. – Заткнись!

– Я хочу, чтобы ты освободился. Был свободен раз и навсегда.

И еще Харбин услышал:

– На самом деле я не могу так поступить. Это было бы нечестно.

Он удивился, откуда идет этот голос. Он не знал, исходит ли голос из его собственных губ, или это какой–то другой голос, который он слышит внутри себя. Он посмотрел на дверь. Он двинулся к двери, и пушка двинулась вслед за ним. Он знал, что она следует за ним, и он знал, что это была пушка и что она может сделать. Он двинулся к двери.

– Я выстрелю в тебя, – сказала Делла. – Я застрелю тебя.

Он миновал край кровати и услышал, как Джеральд приказал ему взять с собой добычу. Он прошел мимо Деллы, подхватил закрытый чемодан и пошел к двери. Он слышал, как Джеральд говорил ему поторопиться. Он спиной чувствовал наведенное на него оружие. Он услышал рыдание, вырвавшееся из груди позади него. Он открыл дверь. Он продолжал двигаться, чувствуя в руках тяжесть чемодана. Позади снова послышалось рыдание, а затем – звук, похожий на глухой стук, и он знал, что это пушка упала на пол.

Он был уже в холле, но что–то заставило его остановиться и прислушаться. И тут появился Джеральд, который настаивал, требовал, чтобы он бежал и спасал Глэдден.

Глава 17

Оказавшись на набережной, он приблизился к отелю и увидел, как солнце тронуло серебристые перила, отделявшие тротуар набережной от пляжа. На пляже оказалось полно народу, большинство в купальных костюмах. Пляж выглядел желто–белым от солнца.

Харбин посмотрел на океан, он был спокойным и плоским, и тяжелый зной давил на него, придавая ему вид раскаленного зеленого металла. Маленькая волна, казалось, без всякого энтузиазма набегала на пляж. Купальщики в воде двигались медленно, без особой радости, им было мокро, но отнюдь не прохладно. Он знал, что вода теплая и липкая и, возможно, очень грязная из–за шторма, пронесшегося прошлой ночью. Но даже и сейчас, подумал Харбин, он предпочел бы оказаться в воде вместе с купальщиками. Он предпочел бы оказаться в воде вместе с Глэдден и плыть с ней до тех пор, пока не исчезнет из вида Атлантик–Сити. Эта мысль ему понравилась, и он продолжал обкатывать ее в голове, пока двигался к дверям отеля.

Старый человек стоял за гостевой стойкой. Харбин подошел к нему, улыбнулся и сказал:

– Когда вы спите?

– Урывками. – Старик что–то делал с ногтем большого пальца, ковыряя под ним кончиком ручки.

Харбин поставил чемодан.

– Я хотел бы видеть мисс Грин.

Старик загнал кончик ручки под кожу.

– Это все жара. Сегодня по–настоящему жарко. – Он посмотрел на Харбина. – В это время года здесь стоит то, что я называю счастливой погодой. Никогда не видел такой изнуряющей жары. В этом городе такого денька не было лет двадцать.

– Мисс Ирма Грин…

– Кажется, что вы таете, – продолжал старик. – У нас есть раздевалка. Хотите переодеться в купальный костюм?

– Я хочу видеть мисс Грин. Позвоните ей, будьте так любезны!

– Ее нет.

– Выписалась?

– Нет, просто вышла.

– Одна?

Старик продемонстрировал ему превосходные зубы, которые каждую ночь проводят в стакане с водой.

– Вы полагаете, что здесь справочное бюро?

Он довел кончик ручки до конца ногтя большого пальца и с удовлетворением посмотрел на купюру в пальцах Харбина. Он взял у Харбина купюру, потер ее большим пальцем и затем отправил во внутренний карман своего грязного пиджака.

– Она вышла одна.

– Когда?

Медленно повернув голову, старик изучающе посмотрел на часы. Они показывали без двадцати пять.

– Должно быть, пару часов назад.

– После того сюда приходил мужчина?

– Что за мужчина?

– Вы знаете, кого я имею в виду.

– Я не знаю ничего, пока мне об этом не скажут.

Старик тихонько глянул на маленькую выпуклость на уровне грудного кармана своей рубашки, затем его глаза переместились к стене на другой стороне вестибюля и застыли там.

– Я имею в виду мужчину, который был здесь прошлой ночью, – сказал Харбин. – Красивый парень, блондин. Человек, за которым я следил из маленькой комнатки, когда он выходил отсюда.

– О, – сказал старик. – Этот мужчина. – Он выждал несколько минут, а затем продолжил, потому что был чересчур стар и слишком устал, чтобы требовать еще денег: – Да, этот мужчина приходил. Около двадцати минут тому назад. Я сказал ему, что ее нет, и он довольно долго тут шатался, так долго, что можно было бы успеть выкурить сигарету. Вы курите?

Харбин дал старику сигарету и зажег ее для него.

– Можно я подожду здесь?

– Устраивайтесь поудобнее.

В вестибюле были софа и несколько стульев. Он оставил чемодан стоять там, где тот стоял, и уселся на софу, но через несколько минут, оставив чемодан старику, вышел из вестибюля, пересек набережную и пристроился у поручней, наблюдая за дверью отеля. Он выкурил несколько сигарет и обнаружил, что не прочь что–нибудь съесть. Отель был заполнен магазинчиками сувениров и будками с сандвичами. Двери этих будок выходили прямо на набережную. Он заказал себе сандвич с ветчиной и сыром и, запивая его кофе, следил не отрываясь за входом в отель. Он взял еще один сандвич, еще кофе, затем купил пару газет, вошел в отель и снова занял место на софе.

Через какое–то время ему показалось, что он прочитал каждое слово в обеих газетах. Он посмотрел на часы, было около семи. Солнце снаружи все еще палило. Вернувшись взглядом в вестибюль, он увидел старика за стойкой, работающего над следующим ногтем.

Он вернулся к своим газетам. Полвосьмого. Восемь. Потом восемь пятнадцать и половина девятого. У него кончились сигареты. Он выглянул за дверь и увидел, что наступила ночь.

Рядом с дверью стоял сигаретный автомат, и он как раз покупал новую пачку, когда кто–то вошел в вестибюль. Он поднял глаза и увидел, что это Глэдден. Он произнес вслух ее имя, она повернулась и посмотрела на него.

Он двинулся к ней. На ней была шляпка, которая выглядела совершенно новой. Маленькая шляпка бледно–оранжевого цвета. Она была украшена длинной булавкой с ярко–оранжевой пластиковой головкой, напоминающей большую круглую блестящую каплю сока.

Подойдя поближе, Харбин заговорил, понизив голос: