Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль - Дэвид Гудис

– Автобусы, – сказала Глэдден. – Я не думаю, что они станут следить за автобусами.

– Если возьмутся следить, то ничего не забудут.

Глэдден вздохнула:

– Не слушай меня. Я в этом деле новичок.

– Так же как и я. – Он посмотрел на чемодан, стоявший на краю скамейки.

– Ты боишься?

– Разумеется.

– Мы выкарабкаемся.

– Но пока я боюсь. Не хочу тебе врать. Я действительно очень боюсь.

– Я знаю, каково это, – сказала Глэдден.

Он медленно кивнул:

– Я боюсь с прошлой ночи на шоссе. Я боюсь с сегодняшнего дня, после того, что случилось с Бэйлоком. – Он заговорил немного жестче. – Одно я знаю точно. Мы этого не делали. Я хотел, чтобы те трое копов остались живы. Я хотел, чтобы Доомер остался жив. Я хотел, чтобы остался жив Бэйлок. Ради Бога, – произнес он и увидел, как она жестом показывает ему, чтобы он говорил тише, – я не хотел, чтобы кто–то умирал. – Он посмотрел перед собой, на людей, сидящих в павильоне, на людей на набережной и, показав на них, произнес: – Клянусь, я не имею ничего против них. Ничего. Посмотри на них. На них на всех. Они мне нравятся. Они мне по–настоящему нравятся, даже если они ненавидят меня вместе с моими потрохами. – Его голос стал очень тихим. – И с твоими тоже.

– Они ничего про нас не знают.

– Они узнают, если нас поймают. Тут и начнется. Когда нас схватят. Когда мы попадем за решетку. Тогда они узнают. И скажут нам, какие они хорошие и какие мы плохие.

– Мы не плохие. Не совсем плохие. – Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Мы достаточно плохие, – сказал он. – Достаточно плохие.

– Но не такие плохие, какими они нас выставят. Мы не настолько плохие.

– Постарайся их в этом убедить.

– Мы не должны убеждать их в чем–то. – Она хлопнула его по запястью. – Все, что мы делали, – это старались, чтобы нас не сцапали. Потому что, если нас не сцапают, они никогда ничего не узнают.

– Но мы знаем.

– Послушай, Нэт. Мы знаем, что ничего никому не сделали. Ни сегодня, ни прошлой ночью, никогда. И если они скажут, что мы это сделали, мы будем знать, что они ошибаются. Это главное, что мы знаем.

– Мы не сможем это доказать. Но в таком случае, может быть, мы могли бы…

– Что мы могли бы? – Она посмотрела на него озадаченно, что–то росло в ее глазах и делало их шире.

– Если бы мы могли, – сказал он, – то стоило бы попытаться.

– Нэт, перестань говорить загадками. Скажи мне, о чем ты ведешь речь.

– О том, чтобы сдаться.

– Ты действительно об этом думаешь?

Он кивнул.

– Почему ты об этом подумал? – спросила она.

– Не знаю.

– Тогда перестань.

– Не могу, – ответил он. – Это здесь, вот и все. Я об этом думаю.

– Тебе не нужно об этом думать. Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, ты меня тревожишь.

– Ничего не могу поделать. Я не хочу тревожить тебя, но я просто ничего не могу поделать. Я думаю, что, возможно, нам стоит так поступить.

– Нет.

Он взял ее руки, сдавил их своими ладонями:

– Послушай меня. Я хочу сказать тебе кое–что и хочу, чтобы ты слушала очень внимательно. – Он снова сдавил ее ладони, не понимая, как сильно он на них давит. Движением подбородка он указал на плотный поток людей, шествующих туда–сюда по набережной. – Посмотри на них. Посмотри на их лица. Ты можешь подумать, что у них есть проблемы? Они вообще не знают, что такое настоящие проблемы. Посмотри, как они идут. Когда они выходят погулять, они гуляют – и это все. Но ты и я, когда мы выходим пройтись, мы идем так, словно пробираемся через черный тоннель, не зная, что впереди и что позади. Я хочу оставить все это. Я хочу, чтобы это кончилось, меня это больше не привлекает, и я хочу положить этому конец.

Она закрыла глаза и принялась медленно качать головой, глаза ее были зажмурены.

– Послушай, – сказал он. – Как ты всегда слушала, когда мы составляли план. Слушай именно так. Это на самом деле такой же план, разве что он проще, он открыт, и он важнее, чем просто план. Постарайся выслушать меня. Мы идем туда. Мы сдаемся. Мы отдаем им все, принесем им на блюдечке. Они это оценят. Ведь мы избавим их от хлопот. Мы придем сами. Никто не приведет нас. Мы придем сами. Мы сами сдадимся. Мы сделаем их работу, убережем их от лишней головной боли, решим их проблему, объясним, как было дело на шоссе и в комнате Бэйлока. Но особенно на шоссе. Шоссе – это важно, потому что, когда умирают копы, это серьезно. И другие копы всегда пытаются выяснить кто, как и почему. И мы предоставим им такую возможность, и они узнают, и они поймут, что без нас они бы никогда этого не узнали, никто бы не пришел и не рассказал им, как это случилось и кто это сделал. И есть еще одна важная вещь – изумруды. Мы вернем им изумруды. Я знаю, это произведет хорошее впечатление. Может быть, изумруды облегчат нашу участь.

– Может быть, – сказала она. – И еще одно «может быть».

И еще одно.

– Они это сделают, – настаивал он. – Нам дадут легкое наказание.

– Оно будет легкое, как кувалда.

– Если мы…

– А теперь начались «если», – перебила его она. – Сначала были «может быть», а теперь начались «если».

– Гарантии нет. Гарантий никогда не бывает. Но если мы придем сами, отдадим изумруды – такие вещи дорогого стоят. Мы быстро выйдем на свободу.

Глэдден отшатнулась и в молчании смотрела на него, словно видела его откуда–то с высокой платформы.

– Ты сам в это не веришь. Ты сам знаешь, как долго мы просидим. – И потом, когда он не нашелся что ответить, она продолжила: – Ты говоришь «мы», но по–настоящему имеешь в виду себя самого. Я знаю, что ты сделаешь. Потому что я знаю тебя. Ты возьмешь всю вину на себя.

Он посмотрел на нее так, как будто испугался чего–то, как будто возникло что–то, что не пугало его, пока он был погружен глубоко в себя, но что стало угрожающим, когда стало проступать снаружи.

– Ты этого хочешь, – сказала она. – Ты этого жаждешь. Ты будешь рад, когда они тебя засадят. Чем дольше они будут держать тебя, тем больше тебе это будет нравиться.

Он отвернулся от нее:

– Хватить болтать, как идиотка.

– Нэт, посмотри на меня.

– Приди в себя, и я на тебя посмотрю.

– Ты знаешь, что это – правда. Ты знаешь, что ты этого хочешь.

Он попытался что–то сказать. Слова сложились в тугую веревку, и эта веревка порвалась у него в горле.

– Ты этого хочешь, – сказала она. – Ты чувствуешь, что это надвигается. И ты хочешь этого.

Он все еще не знал, что сказать. Он снова повернулся к ней, увидел, как она вздрагивает, и понял, что это его взгляд заставил ее вздрогнуть. Он попытался опустить глаза, но они не повиновались. В его взгляде собралась вся его мука, и она заставила Глэдден вздрогнуть снова.

Что–то включилось в его мозгу.

– Да, я хочу этого! Я должен был это сделать раньше. Я – не кто иной, как никчемный сукин сын, вор! И до меня наконец это дошло!

– Хорошо. – Ее голос звучал мягко и нежно. – Если ты так сильно этого хочешь, тогда я тоже. Я хочу того, чего хочешь ты. Мы пойдем сдаваться вместе.

В ней не было никаких признаков надлома. Она лишь вздохнула. И похоже, это был вздох облегчения.

– Тогда, – сказал он, – нам нужно торопиться. Сделаем это сейчас.

Он взял ее за запястья, чтобы помочь подняться со скамьи, но тут заметил, что она на него не смотрит. Она смотрела куда–то еще, на что–то, что было за скамьей. Он повернул голову, чтобы увидеть, на что она смотрит.

И он увидел дуло пистолета. А над пистолетом кривую улыбку и аквамариновые глаза, в которых читалось некоторое удовлетворение. Он увидел лицо Чарли.

Глава 19

Харбин сказал себе, что это как внезапно испортившаяся погода, за нею начинает портиться и все остальное. Он понял, что аквамариновые глаза следили за ними, когда они выходили из отеля, следили за ними на набережной, проследовали за ними сюда, и Чарли все время выбирал момент. И этот момент настал.

Пушка высовывалась ровно настолько, чтобы они могли видеть, что она здесь. Чарли засунул ее под куртку, и куртка лишь немного вздулась там, где кобура давила на ткань. Чарли стоял, облокотившись спиной на поручень павильона, а теперь собирался скользнуть вниз по ступенькам, к пляжу.

– Пошли, – сказал Чарли. – И не забудьте чемодан.

Харбин уже знал этот тон. Он уловил признаки истерики в голосе Чарли и понимал, что ничего не остается, как только взять чемодан и пойти с Хэкетом на пляж. Глэдден, уже опустившись, посмотрела на него снизу вверх, чтобы понять, что ей делать дальше. Он улыбнулся Глэдден, потом пожал плечами, подхватил чемодан и последовал за ней вниз по ступенькам. А перед ним было лицо Чарли, который, пятясь, прокладывал им путь к пляжу.

Все трое оказались на пляже. Чарли повернулся так, что пушка теперь была нацелена им в спины. Он сказал: