Новый Мир. № 3, 2000 - Журнал «Новый мир»

По прочтении статьи у читателя могло сложиться впечатление, будто тридцатилетний опыт развития синергетики был каким-то триумфальным шествием всемогущей «науки наук», которая собирала и продолжает собирать под свои знамена все больше и больше преданных сторонников. Ибо мы старались довести до читателя прежде всего позитивное содержание синергетики и ярко продемонстрировать ее новизну. Вместе с тем критически-отстраненный взгляд, пробующий синергетику на прочность, остался не представлен. Но, как всегда бывает, когда мы имеем дело с ярким, привлекающим повышенное внимание явлением, у него возникают не только союзники, но и противники.

Разделим сначала моменты научного соперничества и содержательную критику синергетики.

Ученым не чужды человеческие слабости. Более того, как людям творческим им даже в большей степени могут быть присущи такие черты, как азарт соревнования, профессиональное самолюбие, — все это постоянно проявляется внутри международного научного сообщества. Тут дело даже не в психологических тонкостях, а в вещах куда более прозаических — по сути, это борьба за деньги и лучшие рабочие места. Наблюдая современную науку изнутри, невольно сравниваешь ее (даже если в глубине души еще остаешься идеалистом) с одним из видов индустрии или бизнеса. Наука все более американизируется, подчиняясь законам конкуренции и выживания. Кто смог завоевать внимание аудитории и вырвался вперед, тот легко получает гранты, того приглашают в лучшие университеты, того ждут, наконец, популярность и слава. Хотя соперник отстал от него всего на миллиметр или вовсе не отстал, прожектора любят выбирать один фокус. Бывая в западных книжных магазинах, в отделах науки, можно видеть, что обложки научных книг столь же ярки, а названия их столь же броски, как и обложки бестселлеров. Ученым в современном мире, чтобы обрести массовую известность, приходится «продавать себя» почти так же, как идолам рок-музыки.

Конкуренция идет и по линии «мэтр — мэтр», и «мэтры — молодые», и «молодые — молодые». Мы уже упоминали, что И. Пригожин избегает употреблять термин «синергетика». Собственно, почему? В очень большой степени по соображениям научного первенства и престижа. Высшее достижение — основать новое направление с собственным названием, которое приняли бы другие. Для той научной области, о которой идет речь в данной статье, найдется по меньшей мере семь-восемь наименований — и ни одного общепризнанного. Как в жеманных названиях известного сорта руководств «1001 вопрос про это» — все говорят «про это», но никто не хочет отдать себя под флаг чужого термина. Среди наименований: наука о сложном, неравновесная термодинамика, теория детерминированного хаоса, теория самоорганизации, нелинейная динамика, теория сложных адаптивных систем, фрактальная геометрия, теория самоорганизованной критичности… Конечно, в каждом из направлений есть своя специфика и особое внимание к тем или иным явлениям, но объединяет их нечто существенно общее. А тут получается как бы ромашка, у которой вокруг лепестки с именами, а центр так и остается неназванным. Весьма часто работы коллег из другого терминологического лагеря не цитируются и даже не упоминаются, как будто их и не существует.

На фактор личного и группового игнорирования накладывается фактор географической дискриминации. Выражается он в наличии, так сказать, поляризованной шапки-невидимки: с Востока видят все, что делается далее к Западу, но не наоборот. В таких странах, как Китай и Индия, стараются учитывать все основное, что делается в российской науке и, само собой, в науке Европы и США. В Москве мало внимания обращают на российскую провинцию. Редко какой немецкий ученый следит за работами коллег из России, Китая и даже индустриально сверхразвитой Японии, в чем сказывается, конечно, и языковой барьер. Немецкий ученый с намного большей вероятностью заметит работу соотечественника, если она издана в США. Но и в США наиболее престижными считаются университеты и научные центры Западного побережья. Причем американцы вполне уверены, что те идеи, которые мы для ясности будем продолжать именовать синергетическими, родились именно в их стране, хотя в действительности приоритет здесь принадлежит ученым Западной Европы и России.

Справедливости ради надо упомянуть, что сам основатель синергетики Г. Хакен в 50-е годы учился в Москве, владеет русским языком и хорошо знаком с работами российских ученых, в том числе С. П. Курдюмова и физика-теоретика Ю. Л. Климонтовича. Помимо руководства своим Научным центром в Штутгарте он ведет регулярную научную работу в Центре сложных систем в Атлантическом университете Флориды. Хорошо видя картину мировой науки в целом, Хакен весьма критически в одном из своих интервью отзывался об общем «равнении на Запад».

Если отвлечься теперь от личностных отношений и игры амбиций внутри рассматриваемого направления, то в чем заключаются претензии к нему по существу? Их можно кратко сформулировать в следующих тезисах.

Во-первых, синергетика хочет объять необъятное, а чем шире замах, тем беднее конкретные результаты. Междисциплинарность — утверждают ее противники: не означает ли это желание сесть сразу на несколько стульев с известным вытекающим отсюда следствием?

Во-вторых, синергетика пытается соединить несоединимое. Она упускает из виду качественные различия микро- и макромиров, явлений физического и биологического, психического и социального порядка.

В-третьих, синергетика в большинстве случаев просто навешивает новые ярлыки на старые, давно известные вещи. Отсеки ее новомодную терминологию, и обнажится остов традиционных дисциплин, в которых если и происходит прирост нового знания, то отнюдь не благодаря синергетике.

В-четвертых, не близки ли к магии некоторые практические рекомендации синергетики? Взять хотя бы тезис о больших следствиях малых действий или о «сквозном прободении» уровней реальности — чем не магические умения, претендующие на силу творить с миром что угодно? Синергетику же при желании вполне можно понять и так: найди особый финт, и на тебя как из игрового автомата вдруг высыпется гора монет. Чем-то залихватски русским, а не терпеливо немецким это отдает… «Не было ни гроша — да вдруг алтын».

Обсуждение всех аргументов потребовало бы написания еще не одной статьи. Здесь подчеркнем единственно: синергетика действительно содержит тенденцию ко все развивающейся экспансии, что не всегда идет ей на пользу и может выглядеть как болезнь роста. Синергетике необходимы самоограничение, саморефлексия относительно того, на что она способна в силу самого ее существа — и на какие области и вопросы распространение ее было бы неправомерно. В целом же оставляем выдвинутые дискуссионные тезисы на суд читателя. В споре рождается истина, и если спор о будущем синергетики, да и современной науки в целом, на страницах «Нового мира» продолжится, авторы будут только рады.

Князева Елена Николаевна (род. в 1959) — доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН, живет Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.

Туробов Алексей Львович (род. в 1957) — кандидат философских наук, живет в Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.

Авторы выражают глубокую признательность С. П. Курдюмову, чьи зажигательные лекции в Политехническом музее в 1983 году, в пору учебы авторов в аспирантуре, положили начало их собственному увлечению синергетикой.

Юрий Каграманов

Ложь с истиной сличить

Кинематографические мечтания

Казалось бы, азбучная вещь: нельзя понять настоящее, не разобравшись с прошлым. Чем более настоящее выглядит хаотичным, «идущим вразлет», тем важнее уловить его внутреннюю логику (поскольку таковая вообще доступна человеческому уразумению), связывающую его с предшествующей историей.

Я не буду сейчас говорить о разброде, царящем среди историков в освещении многих вопросов советского прошлого, — эта тема требует отдельного продолжительного разговора. Равно как и положение с образовательным проектом. Но вот область, вызывающая, пожалуй, особую тревогу, — художественного осмысления данного периода истории. Его нет как нет. Основной вопрос «Откуда пришли и куда идем», судя по всему, перестал раздражать воображение «мастеров культуры». К каким-то частностям они обращаются, а на целое посягать не рискуют.

В литературе, констатирует Наталья Иванова в «Знамени», «произошел отказ от поисков смысла». На историю стали смотреть как на какое-то хаотическое движение теней, в котором ничего нельзя понять и которое способно только вызвать нервный смех. Образцом в этом отношении может служить «Чапаев и Пустота» В. Пелевина, где легендарный начдив и другие персонажи знаменитого фильма вырваны из исторического контекста и помещены в призрачный мир снов, «вынимающий» из них реальные содержания, допускающий любые подмены и оборотничества. На взгляд автора, то, что называют историческим процессом, есть кружение вокруг пустоты, иной реакции, кроме иронической гримасы, не заслуживающее.