Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер - Алексей Буторов

Архангельское. Парадный двор Главного усадебного дома. Фотогр. 1910-х гг.

Через год московской жизни Софья Степановна обнаглела до того, что стала претендовать на молочную ферму в только что приобретенном Архангельском. Тогда ей без особых церемоний указали на место. Сохранились сведения, что вскоре она приняла предложение выйти замуж за некоего кухмейстера, после чего в официальных документах стала именоваться уже «Мадам Денос». Вместе с князем «мадама» спасалась от своих соотечественников-французов в Астрахани. В Астраханских же степях след ее теряется[178].

В 1810 году, в первые месяцы по возвращении из-за границы, князь Юсупов волей-неволей стал участником почти детективной истории. Николай Борисович, как помнит читатель, всегда много внимания уделял увеличению своих земельных владений, вполне разумно полагая, что земля и крепостные при умелом ведении хозяйства могут стать надежным источником постоянного дохода. К тому же почти при каждом своем имении Николай Борисович заводил то или иное производство, пусть и небольших размеров, но непременно приносящее доход. В 1810 году Юсупову представился случай купить у вдовы князя Николая Алексеевича Голицына, княгини Марии Адамовны, имение, ставшее подлинной жемчужиной рода — будущее знаменитое Архангельское, которое тогда, пусть — в недоделанном виде, обремененное долгами и частичным запустением, производило огромное впечатление. Голицыны приходились Юсупову по сестре родней, почему ему явно не хотелось, чтобы такое драгоценное поместье ушло из семьи.

Однако прежде Николаю Борисовичу пришлось выдержать настоящее сражение с Иваном Александровичем Нарышкиным — дальним царским родственником по линии матери Петра Великого, известным сплетником, волокитой, карточным шулером, ставшим княжеским конкурентом в деле покупки Архангельского. Разумеется, к нему Николай Борисович лично никогда не обращался, писем не писал, предпочитая ловко построенную интригу за спиной противника…[179].

Б. Ш. Митуар (?). «Кн. Н. А. Голицын». ГМУА.

Многие интересные документы об «Архангельской эпопее» нашла в архиве Юсуповых В. И. Иванова[180].

10 июля 1810 года Юсупов, уже вернувшийся из дальних стран в Россию, узнает о назначении дня торгов по продаже Архангельского. У князя не имелось свободных денег, имелись обширные долги, но Архангельское купить очень хотелось. Три недели, вплоть по 4 августа, Николай Борисович проводит в лихорадочных поисках средств и путей обхода конкурента. Он постоянно консультируется со знающими людьми — князем М. П. Голицыным, графом И. А. Остерманом, всякого рода чиновниками и «повытчиками». 4 или 5 августа Юсупов уезжает в Петербург, дабы поскорее сбыть с рук свой «Фонтанный дом» на Садовой в казну.

Нетерпение по поводу покупки Архангельского князь изливает в письмах из Петербурга к своему управляющему И. М. Щедрину, бывшему крепостному холопу, между прочим. Неоднократно упоминаемый в письмах А. А. Арсеньев выступал в качестве доверенного лица владелицы имения. Позднее он становится одним из близких князю людей, но пока было не до заведения или поддержания дружбы.

Закладная доска Большого дома в Архангельском. 1784 г. ГМУА.

«Иван Щедрин.

Признаюсь тебе, что мне очень хочется купить Архангельское.

То и прошу тебя все старания приложить, чтобы оное досталось по дешевке. Посему сходи к Арсеньеву и скажи, что на его письмо по первой почте буду отвечать, ибо я теперь занят продажей или на продаже моего дома. Все сие должно скоро решиться, и я по первой почте его уведомлю и буду благодарить за сообщение.

Ты же сходи к нему и скажи ему, что я даю ту же цену, что Нарышкин, то есть двести десять тысяч рублей и прибавлю еще пять тысяч; семьдесят тысяч при совершении купчей…»

«Иван Щедрин.

Ежели я куплю до истечения сего года то по пропорции и что собрано хлеба и сена, то есть, ежели я куплю до 1-го сентября, то за 4 месяца мне должно оставить и сена, и урожай хлеба… Но все сие отдаю на твою волю и что исполнишь, то так тому и быть.

И также опись всякой мебели и чтобы не было у нас по недоразумению каких споров и неудовольствия…»

«Иван Щедрин.

Ожидаю от тебя ответа по архангельскому делу. Надеюсь, что ты все старания приложил о окончании его, ибо мне хочется за собой оное имение иметь, то ежели за 215 тысяч не согласится Арсеньев, то старайся торговаться на добавке и ежели уже нельзя дешевле получить, то за ту цену, которую он просит, то есть за двести пятьдесят тысяч…

Никола де Куртейль. „Архангельское. Дворец „Каприз“ и парк“. Рисунок 1820-х гг. ГМУА.

Я почти Петербургский дом продал в казну за 350 тысяч…»

«Иван Щедрин.

Надеюсь, что ты кончил дело о Архангельском, то прошу тебя дать ему задаток и к окончанию, то есть купчую писать. Деньги, которые должно ему дать при заключении, обождать до моего приезду…»

«Иван Щедрин.

Я согласен на условия, которые сделал я Александру Александровичу Арсеньеву.

Заемное письмо я перешлю как можно скорее, ибо я ожидаю верную оказию…»[181]

Понятно, что дело перепиской с собственным управляющим ограничиться не могло. Юсупов пишет самому Арсеньеву. Здесь тон писем совсем иной. Более того, В. И. Иванова подметила одну любопытную деталь филологического свойства — вопреки правилам, в подписи на письме Николай Борисович допустил своеобразную рокировку начальных букв: слово «Слуга» написано с заглавной буквы, тогда как важный «князь» с маленькой. Это сознательный прием, используемый Юсуповым для того, чтобы наглядно показать высшую степень своей признательности адресату. На рубеже XVIII и XIX столетий на такие мелочи обращалось пристальное внимание[182].

Неизв. художник. «Дворец Каприз». ГМУА.

«Милостивый государь!

Я получил Ваше письмо и Вас очень благодарю за известие, которое Вы мне даете знать об цене, которую торгующие Архангельское за нею дают. Я в надежде и ожидаю от Вашей дружбы, что Вы меня предпочтете. Я узнал из Вашего письма, что дают уже 210.000, и я прибавлю еще 10.000… Я надеюсь на Вашу дружбу. С Вами так приятно иметь дела, что я уже это дело как решенное почитаю… Я ожидаю решения этого дела в мою пользу, знавши Вашу честность…»