Звездный лед - Аластер Рейнольдс

Но когда она увидела, как дети, смеясь, стирают краски друг у друга с лица и мажут снова, то прогнала скверные мысли. Как они могли сразу же понять и обрадоваться фильму, снятому за шестьдесят лет до встречи «Хохлатого пингвина» с Янусом? Света помнила, как ее родители хотели, чтобы она радовалась кино, какому радовались они сами в детстве. Но Свете их фильмы казались чересчур уж странными, тусклыми и даже печальными. До сих пор она помнила задумчивые и разочарованные лица матери и отца. Наверное, и они тревожились за ее психику. Но дочь их выросла не большим монстром, чем вырастут дети «Хохлатого пингвина».

Она опустилась на колени, подхватила шарик и бросила его Эмили. Где дети – там надежда, пусть даже они совсем не обрадовались приключениям нелепой оранжевой рыбки.

Глава 17

Подходил к концу двенадцатый год от посадки на Янусе. Онемев от изумления, Светлана сидела на самом верху Высокой Башни, над огнями Крэбтри, глядя на свежий отчет аналитиков. Те обработали данные по измерениям доплеровского сдвига. Числа получились очень неожиданные.

– Не может быть! – воскликнула она, тряся флекси. – Нам до Спики не больше восьми недель! Черт, мы должны наблюдать меньшие сдвиги! Мы должны тормозить!

– Но мы не тормозим, – сказал Ник Тэйл.

Он сидел напротив, положив руки на стол и сцепив пальцы. Света уже несколько месяцев не виделась с ним, и Ник показался на удивление сильно постаревшим. Он отпустил волосы вокруг облысевшей макушки, и те спадали белоснежной волной, придавая Нику вид неухоженного старичка-профессора.

Рядом сидела Дениз Надис, чьи косички уже подернулись сединой, а на темной коже проступили возрастные пигментные пятна, и морщины у рта сделались глубокими и резкими. Светлана невольно коснулась своего лица и ощутила чужие странные формы, каких не было еще год назад.

Даже в замедленном времени Януса все они неуклонно старели.

– Этим числам можно доверять? – спросила она.

– С измерением сдвига в синюю сторону у нас сложности, – признался Тэйл. – Тяжело заставить аппаратуру работать при таких нагрузках. К тому же мешает саботаж символистов.

– Что за саботаж? – спросила Барсегян.

– Экстремисты Фриды Волински. С тех пор как умер Грегор…

Тэйл пожал плечами, зная, что больше об этом говорить вряд ли нужно.

– Они не хотят, чтобы мы измеряли синее смещение, – поведала Надис. – В особенности после случившегося с Бобом Англессом.

Тот оставил предсмертную записку и поехал на тракторе за горизонт, к носу Януса. В последней осмысленной его передаче говорилось о яркости, о светящихся призывающих созданиях в море света. А тем временем радиация разрушала его мозг. Затем Боб говорил лишь загадками. Символисты утверждали, что на него снизошло божественное откровение и всякие его лихорадочные выкрики надо изучать и анализировать, отыскивая божественный смысл.

– Они считают измерения богохульством, – продолжила Надис. – Потому и выслали роботов из Пасти, чтобы перерезать наши кабели и разбить оборудование. Но вину свою, конечно, не признают.

– Их следовало изолировать еще годы назад, – заметила Светлана.

– Мы уже обсуждали это. – Перри поморщился. – В Пасти должен кто-то смазывать и чинить механизмы. Почему не символисты? По крайней мере, они очень усердны в работе.

Светлана скрипнула зубами и решила сменить тему:

– Расскажите мне о данных.

Надис неловко поерзала:

– Думаю, они вполне надежны. В пределах стандартной ошибки частота звездного света осталась неизменной. Либо что-то дикое происходит с пространством-временем впереди нас, либо мы не замедляемся.

На пяти g ускорения Янусу потребовалось два месяца, чтобы набрать крейсерскую скорость, с какой он полетел к Спике. Лучшие умы из их команды так и не смогли понять, как же Янус разгонял себя. Логично было бы предположить, что такой же механизм заработает в обратную сторону, тормозя спутник. Но Янусу уже оставалось меньше расчетных двух месяцев и никаких признаков начала торможения. Спутник по-прежнему несся сквозь пространство лишь на долю процента медленней скорости света.

– Если мы не замедляемся, то что случится с нами у Спики? – осведомилась Светлана.

– Думаю, об этом надо спрашивать Янус и спикан, – ответил Тэйл.

Перри откашлялся и заметил:

– Ник, было бы полезнее, если бы ты слегка сдвинул свои ремарки в более конструктивную часть спектра.

– Тогда мне нечего сказать, – раздраженно буркнул Ник. – Ты же видел последние снимки с телескопа: спиканская структура прямо впереди, ее длинная ось коллинеарна вектору нашей скорости. Замедлимся мы или нет – все равно влетим туда.

– И что тогда? Просвистим насквозь, будто крыса по трубе? – спросила Светлана.

– Без понятия. Тут хоть на кофейной гуще гадай.

Надис подалась вперед, наклонилась и забарабанила пурпурными ногтями по столу:

– Может, механизм замедления будет другим?

– Любопытно, – заметила Света, изобразив ободряющую улыбку.

– Янус в Солнечной системе был один. Ему приходилось полагаться лишь на себя, чтобы разогнаться до нужной скорости. Но впереди все может быть по-другому. Возможно, спиканская структура – сама механизм торможения.

– Ник, а ты что скажешь по этому поводу?

– Гипотеза не хуже любой другой.

– А как насчет шипов? – спросил Перри. – Как они вписываются в гипотезу о замедлителе?

– Без понятия, – ответил Тэйл просто.

– Тут совпадения невозможны, – упорствовал Перри. – Два месяца до торможения – и тут эти штуки лезут сквозь лед. Должна быть какая-то связь.

Ожидая, пока Ник осчастливит всех ответом, Светлана посмотрела на карту с последними данными о росте шипов.

С открытия первого обнаружилось еще девятнадцать таких же, отдаленных друг от друга на приблизительно равные расстояния. Огромные, похожие на иглы конструкции лезли сквозь поверхность, сдвигая машины, ломая лед, оттесняя все на своем пути. Будто растущие зубы мудрости. Они сверкали новыми иероглифами, опровергающими лучшие теории лингвистов. Шпили вздымались все выше, пока их основания не достигли километра толщиной, а острия не оказались в двадцати километрах над поверхностью. Пара их, пронзивших ледяную шапку на корме, виднелась и с Крэбтри. На месте прежней темноты сияли косые клинья пастельных тонов. Они висели над горизонтом, будто ледяное полярное сияние. Вдоль стен тянулись лавовые потоки, ныряющие под шпили. Круглые сутки по потокам несся груженый транспорт. Наверное, внутри обелисков происходило неведомое строительство.

– Ник? – напомнила Света.

– Если хотите гадания на кофейной гуще – будет вам гадание. Но не пеняйте потом.

– Не будем.

– Скорее всего, связь есть. Янус готовится к чему-то. Вероятно, к торможению, которого мы так ждем. Возможно, эти пики – части механизма, который застопорит нас, как только мы нырнем в трубу. А может, они вовсе не для того.

– Ну хоть что-нибудь определенное! – взмолилась Света.

– Рано или поздно узнаем, – отозвался Тэйл, обреченно пожимая плечами.

Светлана подумала о приближающейся решетчатой трубе впереди, ее шпангоутах и лонжеронах, ее невообразимой поверхности: самое малое в миллион поверхностей Земли, и каждая единица из этого миллиона может поддерживать жизнь миллиардов разумных существ – конечно, если спиканская идея допустимой плотности населения сравнима с человеческой.

Но не исключено, что там вовсе нет спикан, а лишь их древние послушные машины. И возможно, будет нелегко разобраться, что есть что.

По спине пробежал холодок. Мрачная все-таки перспектива. Света поблагодарила Тэйла с Надис и отпустила их. Затем подошла к окну, зябко охватив себя руками, словно межзвездный холод просачивался сквозь стекло. Отдаленные шпили мигали лихорадочно и зловеще. Перри ожидал молча, оставив ее наедине с мыслями.

– Я боюсь, – выговорила она в пустоту, будто рядом не было никого. – Боюсь, что мы совершили ужасную ошибку.

Она услышала шаги за спиной, увидела его тусклое отражение в стекле. Перри обнял ее, крепко прижал к себе. Увы, его объятия не смогли прогнать ее страх.

– Хорошо, что вы рассказали мне, хотя новости, конечно, не самые лучшие, – произнес Крэйг Шроуп.

Он и Светлана сидели в офисе Высокой Башни, в административном отделе Внутреннего управления. Офис с деревянными полками вдоль стен, забитыми стопками бумаг и дел, полностью отдали Шроупу. Он проводил тут почти все время, занимаясь процедурными вопросами Отдела юстиции. Одинокое занятие, но именно такое устраивало его более всего. Несмотря на годы реабилитации, его эмоциональное равновесие оставалось хрупким, и он ощущал себя комфортно лишь с немногими. Светлана не без высокомерной гордости числила себя одной из избранных. Конечно, близкими друзьями они вряд ли станут, но просто нормальное вежливое общение с ним было огромным шагом вперед по сравнению с прежним положением дел.