Сказаниада - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты всегда был таким непреклонным?
Вопросы Лады часто касались характера: как Георгий сумел стать таким, каким стал. Точнее, таким, каким она и другие его видели.
– Ты знаешь ответ, – улыбнулся он.
Его улыбка уже не вызывала у Лады страха, фиолетовые отеки сошли на нет, и только щетина портила общую картину – брить ножом поврежденную кожу пока было опасно.
– Ты таким стал. Но как?
– Дело мужчины – всегда поступать так, чтобы ближние с ним не выживали, а именно жили. Чего-то достичь в жизни можно единственным способом: ломать себя и обстоятельства. Если постоянно ломать себя, однажды в человеке проявится то, что со стороны выглядит несгибаемостью.
– И вовсе не со стороны. Ты ежедневно доказываешь, что невозможное возможно.
– Я же мужчина.
Лада подняла на него удивленный взор:
– Мужчин много, но остальные мужчины на тебя не похожи, они другие.
– Они такие же, но забыли простое правило: для настоящего мужчины невозможного не существует. Каждый из нас храбрее чем верит в это, сильнее чем кажется, и умнее чем сам об этом думает. Нужно только заставить себя быть таким, каким хочется, дальше все случится само.
– На словах все просто. И все равно: если бы невозможного не существовало, то и слова такого не было бы.
– Слабые духом заменяют им одно из трех других: «трудно», «долго» или «неохота».
Этой темы Лада касалась часто, словно у нее был сын, которого она хотела воспитать таким же. И, кстати, не всегда соглашалась со сказанным.
– Делай, что должен, и будь что будет, – в другой раз подкрепил Георгий свою позицию известным девизом. – Поступать иначе мужчина не может.
В ответ раздался вздох, и тихо донеслось:
– Какой же ты наивный.
Разговаривали они часто и подолгу. Лада рассказывала в основном про дочку или про детство, только это вызывало у нее свет в глазах и приятные воспоминания. Георгий после долгих сомнений поведал правду о себе. Жизнь двадцать первого века спутнице показалась сказкой, она улыбалась и говорила, что верит. Она действительно верила, но, наверное, думала, что многое приукрашено. Разубеждать не было смысла. Теперь и самому Георгию прошлое казалось вымыслом.
Когда лежали, укрытые парусом, и глядели в бездонную черноту ночи, от случайных прикосновений пробивал сладкий разряд. Настоящая жизнь была именно здесь. Совершенно не хотелось в большой мир, где много людей, и всем от тебя что-нибудь нужно.
Не хотелось, но надо. План действий созрел из разговора:
– Я слышал, что оставшихся без гроша паломников отвозят домой бесплатно.
– Да, плату берут только за доставку сюда.
– Давай продадим лодку, – предложил Георгий. – Может хватить, чтобы узнать про Ульку.
– Чтобы ее продать, нужно плыть обратно. Лучше всего – в Гевал.
– Почему нельзя продать здесь?
– По той же причине, с которой ты начал разговор: паломников отвозят домой бесплатно. Служителям лодка тоже не нужна, им запрещено покидать остров.
Георгий уже достаточно оклемался, черные пятна на теле стали желтыми, отеки рассосались и почти пропали. Отплытие назначили на завтра, если ветер позволит.
Утром ветер исчез. Лодку удалось сдвинуть не сразу, пришлось подкапывать, сгребать гальку. Пошли на веслах. Рифы обогнули быстро и легко, без волн это оказалось проще простого.
И снова вдвоем посреди бескрайнего моря. Георгий греб, Лада сидела на корме, теребя спускавшийся на грудь кончик косы, и смотрела в сторону. Позади нее возвышался Олин пик – так и не покоренный. Ничего, не все в жизни получается сразу. «Трудно» или «долго». Или вместе. Ребенок начинает говорить не сразу, а потом его не заткнуть. Так же со всем прочим, что ни возьми.
Лада рассказала, что на пристани на нее косились с презрением, нередко даже плевались. Как же: мужняя жена, затем вдова, а живет с чужим мужиком. Так это смотрелось со стороны. Но узнав, что ее спутник – знаменитый Егорий Храбрый, люди извинялись перед Ладой, Егорию желали скорейшего выздоровления и спрашивали, чем помочь. Его репутация не давала допустить мысли, что путешествие с чужой женщиной может быть корыстным или греховным.
– По-моему, это ненормально. – Георгий указал на сочившуюся между досок воду.
Отремонтированный борт дал течь. Рассохлось или сказался удар второй лодкой, когда стукнулись бортами? Теперь не узнать. Может быть, лодку на берегу искривило солнце – свежие доски усохли или, наоборот, набухли от морской воды по сравнению с другими, и корпус перекосило. Или так коварно вылезло неумение мастера, занявшегося кораблестроением впервые в жизни. В каждом деле есть тонкости, неизвестные несведущему. Как бы то ни было, сейчас на дно текли несколько струек, и с каждой минутой их количество увеличивалось.
– Плывем назад. – Георгий стал разворачиваться, работая веслом с одной стороны.
Он мощно греб, Лада вычерпывала.
А вода все прибывала. Сначала она сочилась, потом текла и, наконец, хлынула. До берега не успеть при всем желании. И вплавь далековато.
Георгий выбил затычку из бочонка с питьевой водой и вылил две трети:
– Когда лодка утонет, будем держаться за него и грести потихоньку.
– Если не унесет течением, – тихо добавила Лада.
– Тогда будем грести не потихоньку, – впервые повысил голос Георгий.
Лада умолкла.
Нестерпимо потянуло обняться. Нельзя. Это значило признаться, что все кончено. Нет, все не может кончиться так. Все только начинается!
По колено в воде они стояли в погружавшейся лодке и смотрели друг на друга.
– Если мы не спасемся… – голос Лады задрожал, – я хочу тебе сказать…
– Смотри!
Счастье, что не успели уплыть далеко. Их заметили с отошедшего от пристани корабля. На парусе скалил пасть крылатый змей, над ним вился стяг с красной лисой.
– Там Егорий! – разнесся над водой звонкий голос Антошки.
Небольшая ладья, раза в два больше «яхты» Яги Мирамиславовны, на восьми веслах осторожно подошла к борту, вниз полетели канаты. Георгия с Ладой подняли на борт.
Ладью наняло или владело ей знакомое семейство – на сундуках с необходимым в дороге скарбом восседали Чейна Чусовна с мамашей. Антошку снарядили помогать Георгию, одну из служанок
