Вы друг друга стоите - Сара Хогл

Вот блин.

Счастье лопается, как воздушный шарик. Николас как-то оставил меня в книжном магазине, подождать, пока он съездит к родителям, чтобы достать покупки из машины Деборы и занести их в дом под проливным дождем. Потому что она позвонила и попросила. Он косит им траву, чинит вещи по дому, заботится об их записях, приемах у врача и финансах. Он неисправимо заботлив и будет нянчиться с ними всю жизнь, даже если им это не очень нужно.

Я смотрю на несчастного Николаса, дергающегося на подушках при каждом кашле и несмотря на это так и не проснувшегося. Он болен, измотан, и все равно его это не остановит – поедет и будет чистить им дорожку. Потому что это Николас. Он просто такой.

Я снова выглядываю в окно, на снег, на градусник, опустившийся до отметки минус семь градусов.

«Нет!» – возмущенно решаю я.

Ни за что на свете.

Остановить его можно только одним способом, так что им я и воспользуюсь. Тянусь за своим пальто и шапкой, но потом вижу его одежду и окидываю ее задумчивым взглядом. Может, и неплохая мысль надеть что-нибудь покапитальнее. Натянув экипировку охотника за привидениями и подвернув штаны чуть ли не на километр, чтобы не запутаться в собственных ногах, я решаю: гулять так гулять, и беру его смешную ушастую шапку. Она пахнет им, что меня странно успокаивает, хотя ведь он и так здесь, рядом, а сам флис очень мягкий и уютный.

Мне тоже такая нужна.

Основательно укутавшись, хватаю ключи от джипа и закидываю в багажник три разных лопаты. Три, потому что они разных размеров, а я, стыдно признаться, никогда не убирала снег, поэтому не знаю, какая мне понравится.

Николас всегда чистит снег у нас. До сегодняшнего дня я этого не ценила, а ведь он всегда расчищал дорожку от крыльца до моей машины, когда мы жили в старом доме. И никогда, ни разу, не просил об этом меня.

Собственно говоря, он успевал и лед с окон и дверей моей машины соскрести до работы, пока я еще спала.

Стыд обжигает лицо. Когда я в последний раз благодарила его за это? Когда в последний раз замечала все мелочи, которые он делал для меня, а я просто принимала как должное? Я так зациклилась на том, что он все делает для родителей, что забыла, что он заботится и о нас тоже.

Медленно, очень медленно еду к дому мистера и миссис Роуз на Платановой аллее. Грузовик с солью посыпал только главную дорогу, но джип ведет себя идеально, совсем не скользит. Я сижу за рулем джипа Николаса, который он купил, не сказав мне, и у меня куча времени подумать о том, какая я сволочь.

Повернув к их дому, я вижу, что свет уже горит, значит, Дебора не спит. Гарольд свалится на пол с кровати только к полудню.

Восхитительный нетронутый снег на их подъездной дорожке выводит меня из себя. Ведь так легко нанять кого-то отдраивать дом до блеска, подрезать розовые кусты и выкладывать камушки на грядках. Так нет, для решения каждой ерундовой мелочи им нужен именно Николас. Они этого ждут. Говорят, какой он добрый, хороший, и эти слова весят не меньше десяти тонн, чтобы он так и продолжал, вечно. Ведь если вдруг прекратит, они возьмут эти слова назад. Он уже не будет их добрым хорошим мальчиком. Николас слышал, как они говорят о Хезер, и знает, что один неверный шаг – и они так же будут говорить о нем.

Я рычу на снег, на светящиеся теплом окна и темный силуэт Деборы, выглядывающей наружу, так и лучащейся от удовольствия.

Ведь «Никки здесь и обо всем позаботится! Он любит помогать нам и чувствовать себя полезным!».

Не сегодня, паршивцы! Сегодня приехала замена, в плане ручного труда как минимум бездарная, но вам остается только смириться.

Их подъездная дорожка явно что-то против меня имеет, потому что корочка льда в один миг сожрала одну из моих лопат. Я отступаю на шаг и копаю снова, из носа течет как из крана, лицо замерзло в гримасе «Почему, боже, ну за что?!», а остальное тело воском плавится в теплой экипировке. Это настоящая преисподняя. Чертова хрень. Подбираю для описания своей нынешней ситуации все ругательства, какие могу вспомнить. Иногда Николас заезжает сюда задолго до работы, и я мысленно выстраиваю схему: чтобы помыться и добраться до «Проснись и улыбнись» к семи, здесь он должен работать еще затемно. Я так зла за него, что гребу быстрее.

Просто поразительно, как у него к родителям осталось хоть какое-то расположение. Мне хочется вытащить их наружу и закопать в этом снегу.

Размеры сугробов меня напугали и обескуражили, поэтому чищу я как придется, бросая снег через плечо. В этот раз Дебора с Гарольдом не получат ровненькие снежные бордюры по обе стороны дорожки. Перед ними предстанет настоящее побоище. Мне приходит в голову, что если и в следующий снегопад с лопатой заявлюсь я, Николас сорвется с крючка. Мистер и миссис Роуз будут умолять меня остановиться. И наймут себе наконец чистильщика снега. Я добираюсь почти до половины, когда из дома выкатывается Дебора в меховой шубке, сшитой, скорее всего, из детенышей несчастных зверьков. В руке у нее дымящаяся кружка. С широченной улыбкой она торопится навстречу, но, подойдя ближе, видит, что человек в обмундировании и безобразной шапке – я.

– Ой!

Ее ужас придает мне сил и энергии. Хочется сделать из него духи. Одежду. Бомбочки для ванны.

– Наоми, – мрачно произносит она, будто только что услышала трагические новости. – Я не ожидала…

– Это мне? – Тянусь к кружке. Горячий шоколад. Дебора не успевает и слова сказать, как я беру кружку и делаю глоток. Там еще и мини-маршмеллоу плавают, и, готова душой поклясться, их там тридцать две, на каждый год Николаса. Этот шоколад вкуснее того, что она наливает мне во время наших зимних визитов, подтверждая мои параноидальные подозрения, что Николасу достается все самое вкусное, а мне – что-нибудь самое дешевое из супермаркетов.

Наблюдает она за мной с открытым ртом.

– Спасибо, – говорю я, допив