Сила позитивного мышления - Норман Пил

Еврипид, один из величайших мыслителей древнего мира, был убежден в том, что следующая фаза жизни будет иметь бесконечно большую важность. Сократ придерживался той. же концепции. Он сказал одну очень утешительную фразу: «Никакое зло не может случиться с хорошим человеком ни в этой жизни, ни в будущей».

Натали Калмус, научный эксперт в области кинопромышленности, рассказывает о смерти своей сестры. Следующий отчет, представленный этой ученой женщиной, появился в журнале «Гайдпостс».

Натали Калмус цитирует слова своей умирающей сестры: «Натали, обещай мне, что ты не позволишь им давать мне какие бы то ни было лекарства. Я понимаю, они стараются помочь и облегчить мои страдания, но я хочу сознательно пройти через каждое ощущение. Я убеждена, что смерть будет чем-то прекрасным».

«Я обещала ей это, — пишет Натали. — Позднее, оставшись одна, я плакала, думая о ее мужестве. Потом, ворочаясь всю ночь в постели, я поняла: то, что я считала горем, для моей сестры превращалось в триумф.

Спустя десять дней, когда конец был уже близок, я часами сидела у ее постели. Мы говорили о многом, и я все время поражалась ее спокойной искренней вере в вечную жизнь. Ни разу физические мучения не сломили ее духовных сил. Это было что-то такое, чего врачи просто не приняли в расчет.

«Боже милосердный и добрый, сохрани мой разум ясным и дай мне покой», — еле слышно шептала она снова и снова в эти последние дни.

Мы очень долго говорили, и мне показалось, что она стала медленно погружаться в сон. Я тихонько вышла, поручив ее заботам сиделки, и пошла немного отдохнуть. Но через несколько минут услышала голос сестры, звавшей меня. Я поспешно вернулась в ее комнату. Она умирала.

Я присела к ней на кровать и взяла ее за руку. Рука была горячей как огонь. Затем она приподнялась в постели почти в сидячее положение.

«Натали, — сказала она, — как их много! Я вижу Фреда... и Руфь... что она здесь делает? А... понимаю!»

И тут через меня словно ударило током. Она назвала Руфь. Руфь была ее двоюродной сестрой, которая неожиданно умерла за неделю до этого. Но Элеанор не сказала моей сестре о внезапной кончине Руфи.

Холодный озноб раз за разом пробегал по моему позвоночнику. Я чувствовала, что нахожусь на грани какого-то великого, почти пугающего знания. Она прошептала имя Руфи. Ее голос был удивительно ясным: «Все там перемешалось. Их так много!» Внезапно она вытянула вперед руки в таком радостном порыве, как будто приветствовала меня. «Я поднимаюсь...» — сказала она.

Затем она обняла меня за шею и поникла у меня на руках. Ее устремившийся ввысь дух в восторге преодолел последнюю агонию.

Когда я положила ее голову обратно на подушку, на ее лице была мягкая спокойная улыбка. Каштановые волосы разметались по подушке. Я вытащила из вазы цветок и положила его на прядь ее волос. Теперь она, маленькая, хрупкая, с этими волнистыми волосами и белым цветком, с мягкой улыбкой на устах уже навсегда стала похожа на школьницу».

Упоминание умирающей девушкой ее кузины Руфи и тот очевидный факт, что она видела ее отчетливо, — это как раз тот феномен, который повторяется снова и снова в предоставляемых моему вниманию

случаях. И этот феномен так часто повторяется и имеет такие схожие характеристики, описываемые столь многими людьми, что все они представляют весьма существенное подтверждение того, что люди, чьи имена называют умирающие и чьи лица они видят, действительно присутствуют рядом с ними.

Но где же они? В каком они состоянии? Какого рода телесную оболочку они имеют? Это очень сложные вопросы. Идея о другом измерении является, вероятно, наиболее приемлемой, но, может быть, правильнее было бы верить в то, что они живут в цикле другой частоты.

Вы не сможете ничего разглядеть сквозь лопасти электрического вентилятора, когда они находятся в неподвижном состоянии. Но когда эти лопасти вращаются на огромной скорости, они кажутся прозрачными. На более высокой частоте или в том состоянии, в котором пребывают любимые нами усопшие, непостижимые свойства Вселенной могут открыться взору того, кто отбывает в этот таинственный мир. Бывают особые, сильные моменты и в нашей земной жизни, когда вполне возможно, что мы вступаем, по крайней мере в какой-то степени, в эту более высокую частоту.

Роберт Ингерсолл выражает эту великую истину в одной из самых прекрасных строк в английской литературе: «Во мраке смерти надежда видит звезду, а чуткое ухо любви улавливает шелест крыла».

Один известный невропатолог рассказывает о человеке, находившемся на пороге смерти. Умирающий поднял глаза на врача, сидевшего у его постели, и начал перечислять имена, которые врач записал. Этот врач лично не был знаком ни с одним из тех людей, имена которых были названы. И позже он спросил у дочери этого человека: «Кто эти люди? Ваш отец называл их так, как будто их видел». «Это все наши родственники, — ответила она, — которые уже давным-давно умерли».

Врач сказал, что он верит в то, что его пациент действительно видел их.

Я часто бывал в доме моих друзей, м-ра и м-с Уильям Сейдж, живших в Нью-Джерси. М-р Сейдж, которого жена называла Уиллом, умер первым. А через несколько лет, когда м-с Сейдж находилась на своем смертном одре, на ее лице появилось удивительное выражение, оно осветилось восхитительной улыбкой, и она сказала: «Боже мой, да ведь это Уилл». В том. что она его увидела, у людей, находившихся возле нее, не было ни малейшего сомнения.

Артур Годфри — личность, знакомая многим радиослушателям, рассказывает, как однажды, во время первой мировой войны, находясь на эскадронном миноносце, он задремал на своей койке. Неожиданно перед ним предстал его отец. Он протянул руку и сказал: «Прощай, сынок», и Годфри ответил: «Прощай, папа».

Позже его разбудили и вручили телеграмму, в которой было извещение о смерти отца. Было указано время его смерти, и это был как раз тот самый промежуток времени, когда Годфри «увидел» его во сне.

Мэри Маргарет Макбрайд, также известная многим по радиопередачам, очень тяжело переносила свое горе — смерть матери. Они были очень близки друг ДРУгу. Однажды ночью она проснулась и села в своей постели. Неожиданно ее охватило странное чувство, как она сама выразилась, «мне показалось, что мама была со мной». Она не видела ее, и мать не говорила с ней, но с того момента Мэри утверждает: «Я знаю, что моя мать не умерла, она где-то поблизости».

Покойный Руфус Джонс, один из самых известных духовных лидеров нашего времени, рассказывает о своем сыне Лоуэлле, который умер в двадцатилетнем возрасте. Он души в нем не чаял. Мальчик заболел, когда д-р Джонс находился в океане на пути в Европу. Ночью, перед входом в Ливерпульскую гавань, д-р Джонс лежал на своей койке и вдруг ощутил неподдающееся объяснению, непонятное чувство печали. Он говорил, что вслед за тем ему стало казаться, как будто его объяли руки Бога. На него снизошло удивительное чувство спокойствия и осознания того, что его сын с ним.

Когда он высадился в Ливерпуле, ему сообщили, что его сын умер. Он умер именно в тот час, когда д-р Джон ощутил присутствие Бога и постоянную теперь близость сына.

Член церковного братства, м-с Брайсон Кельт, рассказывает о своей тете, муж и трое детей которой сгорели заживо во время пожара, уничтожившего их дом до основания. Тетя получила очень сильные ожоги, но прожила после этого еще три года. Когда пришел ее конец, ее лицо внезапно осветилось радостью. «Как это прекрасно, — сказала она, — они идут встречать меня. Взбейте мои подушки и дайте мне уснуть».

М-р Х. Б. Кларк, мой старинный друг, на протяжении многих лет был инженером-конструктором. По долгу службы ему пришлось побывать во всех частях света. Это был человек, имевший научный склад ума, полагавшийся только на факты и обладавший спокойным, уравновешенным, флегматичным характером. Однажды вечером мне позвонил его врач и сказал, что м-ру Кларку осталось жить всего несколько часов. Сердце еле работало, и кровяное давление было чрезвычайно низким. Рефлексы уже отсутствовали. Врач не видел никакой надежды на выздоровление.

Я начал молиться за него, как это сделали и все другие. На следующий день он открыл глаза, а через несколько дней у него восстановилась речь. Сердечная деятельность и кровяное давление нормализовались. После того, как к нему вернулись силы, он сказал: «Иногда во время моей болезни со мной происходило что-то необычное. Я не могу этого объяснить. Казалось, что я нахожусь где-то очень далеко.

Я был в самом прекрасном и очаровательном месте, которое когда-либо видел. Вокруг меня были огни, чудесные огни. Я видел смутно проступающие лица, они казались такими добрыми, и я чувствовал себя очень спокойным и счастливым. В сущности, я никогда не испытывал большего чувства счастья. Затем мне в голову пришла мысль: «Должно быть, я умираю». А потом другая: «Возможно, я уже умер». И тогда я почти вслух засмеялся и спросил себя: «И почему я боялся смерти всю свою жизнь? В этом нет ничего страшного». Вот такая история».